В Troyka Multispace прошла премьера променад-оперы «Пиковая дама» от автора «Копов в огне» Александра Легчакова и с Петром Наличем в центральной партии. Знатоки музыкального театра сочтут спектакль продюсерской компании Altrulion недостаточно академичным, любители экстремальных интерпретаций — слишком прямолинейным. Поэтому отвлечемся от музыки и присмотримся к деталям.
Масоны
Вы приходите не просто на спектакль, а на закрытый вечер в масонской ложе. На ваших глазах Пушкин (Родион Долгирев/Гладстон Махиб) проходит обряд посвящения, и с этого момента вместе с людьми в смешных черных париках он становится вашим проводником по перемещающемуся из зала в зал зрелищу. Масонские знаки — всевидящее око, циркуль и десятки менее узнаваемых — в спектакле можно обнаружить повсюду: на стенах и колоннах, на ковре, в элементах костюмов картежников. Художник оперы Полина Бахтина поясняет: «Принципиальный вопрос постановки — какие пути ведут к истине. Масонство — пример намеренно усложненного пути».
Живые портреты
Стены одного из залов плотно завешаны старинными портретами, с которыми как будто что-то не так. Во-первых, они подсвечены изнутри, а во-вторых — на вас смотрят лица создателей спектаклей. В другом зале, в лучших традициях выставочных работ Роберта Уилсона, установлены видеопортреты Графини и Сен-Жермена. Если долго в них вглядываться, можно заметить, как Графиня подмигивает, а Сен-Жермен ухмыляется. Здесь, помимо прочего, спрятана рифма с эпизодом, когда стоящий у гроба с покойной графиней Герман приходит в ужас: «На мертвое лицо смотрю… И вдруг, насмешливо прищурившись, оно мигнуло мне!»
Паук и запасные руки
На одной из трех рук дворецкого, спящего среди паутины в одной из проходных комнат, сидит паук. Художник изначально планировала занять в спектакле натурального тарантула, но из гуманистических соображений авторы остановились на бутафорском. С руками не все в порядке и у Графини: на левой надета перчатка, а в каминном зале можно разглядеть шкафчик с запасными конечностями.
Летающие диваны
Сюрреализм повсюду — даже в самых с виду консервативных и реалистических пространствах. Например, в Зимнем саду, среди аляповатых горшков с цветами и ваз с павлиньими перьями, в воздухе болтаются диваны, подвешенные за веревочки. На них томно возлежат дамы в пышных платьях с глубокими декольте, плавно сползая на пол.
Прозрачный особняк
Переходя от действия к действию между этажами, зрители пересекают комнату с прозрачным макетом особняка. Макет сделан специально для спектакля, внутри него аккуратно расставлены выполненные в миниатюре узнаваемые объекты интерьеров. Создатели таким образом — почти как в кино — выводят действие на максимально общий план.
Космос
Помимо декораций реальных, ставка сделана на виртуальные полотна, покрывающие в нескольких эпизодах буквально всю поверхность стен. Дизайнеры из Radugadesign отправляют персонажей вместе с публикой то в мир абсентных галлюцинаций, то и прямиком в открытый космос.
Карта-конфетти
Когда Графиня поднимается из гроба в лучших традициях инсценировок гоголевского «Вия», в руке она держит главный символ спектакля — игральную карту. Дальше происходит фокус: карта сминается в руке и осыпается снежным конфетти прямо на голову оторопевшему у подножия гроба Герману. В следующей сцене у героя страшно выпучены глаза и шевелюра покрыта сединой. Именно в таком виде он, схватив кого-то из зрителей за плечо, поет: «Что наша жизнь — игра!»
