Почему в России не умеют спорить: отрывок из книги «Синдром публичной немоты»

На протяжении 2008–2012 годов мне удалось стать участником десятков собраний, дискуссий и рабочих встреч различных движений и инициативных групп, созданных петербуржцами для защиты историко-культурных памятников и городской среды от разного рода угроз (принудительной реновации исторического центра, уплотнительной застройки, вырубки скверов, мансардного строительства, «аварийного» расселения и т. п.).

Активисты собирались, чтобы обсудить текущие дела, согласовать позиции по той или иной проблеме, просто пообщаться, выработать стратегию коллективных действий, обсудить важные вопросы с «понимающими людьми». На встречи приходило от 5 до 40 человек, но обычно было 10–15 участников. Собрания активистов проходили в городских кафе или в офисах «дружественных» градозащитным движениям НКО («Мемориал», ВООПИК, петербургское отделение партии «Яблоко» и др.). Участники локальных инициативных групп для встреч обычно выбирали дворы, местные кафе или лестницы в парадных. Реже собирались в частных офисах или в квартирах у кого-то из активистов. Коллективные обсуждения петербургских активистов обычно носили неформальный характер, редко регулировались каким-либо регламентом, почти никогда не протоколировались. Можно говорить о трех типичных сценариях, по которым развивались дискуссии в этой среде.

Эту модель дискуссии я многократно наблюдал на собраниях одного из движений за сохранение исторической городской среды Петербурга. Пару раз в месяц 30–40 человек разного образовательного и профессионального статуса в возрасте от 20 до 25 лет, среди которых девушек было чуть больше, чем молодых людей, собирались в зале для семинаров, бесплатно предоставленном «дружественной» НКО. Обычно встречи назначались с помощью интернет-рассылки на шесть или семь часов вечера, чтобы активисты успели приехать после учебы/работы. Часам к восьми люди постепенно подтягивались на собрание. Они заваривали чай/кофе в пластиковых стаканчиках, собирались небольшими группами, болтали, выходили курить на улицу, потом наконец усаживались за большой овальный стол и начинали общую дискуссию. Ведущих в формальном смысле не было, каждый говорил когда считал нужным и о чем хотел. Часто групповая дискуссия замирала, распадаясь на десяток параллельных разговоров в мини-группах. Потом общее обсуждение могло начаться снова и нередко заканчивалось «в кулуарах». Ощущение возникало такое, будто активисты сознательно избегают какой-либо, пусть даже минимальной формализации своих еженедельных обсуждений. Их разговоры порой напоминали дружескую болтовню как способ проведения досуга. Развитие дискуссии по «тусовочному» сценарию не исключало споров вокруг актуальных для движения проблем (новые угрозы памятникам истории и культуры; планы, стратегия и тактика коллективных действий; распределение ответственности и т. п.). Однако полифоническая коммуникация в раздробленной на микрогруппы «тусовке» редко заканчивалась принятием каких-то общих решений. И как следствие слова достаточно редко превращались в дела: «Большая часть того, что обсуждается на собраниях, — это мало связано с действительностью, с реальной работой. Это просто клуб. Люди собираются, и все о чем-то разговаривают, потом расходятся. Никаких конкретных решений, никакой конкретики там не происходит». (Сергей, 1984 год рождения, активист градозащитного движения)

Когда общественное движение зацикливается на «тусовочном» сценарии взаимодействия, возникают серьезные препятствия для организации общих коллективных действий, поскольку из дружеского трепа, как правило, не рождается консолидированных решений просто потому, что у этой формы коммуникации другие задачи. Но «тусовочный» сценарий не исключает возможности эффективных действий, чаще всего это инициативные проекты, когда импульсом активности становится личная вовлеченность одного из участников. Не обсуждая с другими, активист придумывал увлекающий его лично проект, озвучивал его на собрании и брал на себя ответственность за его реализацию. <…> в «тусовочном» сценарии инициатор был одновременно и исполнителем, автор идеи становился главным ее продюсером, продвигая свой проект к практической реализации, в то время как остальные участники не возражали, но и не вовлекались в процесс.

Идеалотипичным примером «авторитетного» сценария можно считать собрания другого городского движения — «экологов культуры». Раз в неделю 10–15 активистов приходили в заранее согласованное место. Обычно это были сетевые кофейни, но в теплый сезон собирались и в городских парках: в беседках, на составленных вместе скамейках. Подсаживаясь за столики кафе, они, так же как и в «тусовочном» сценарии, образовывали микрогруппы по интересам и симпатиям. Общее собрание начиналось, когда в кофейню приходил лидер — наиболее авторитетный в движении активист, за которым большинство признает право на координацию совместной деятельности движения, — обстановка заметно менялась, быстро происходила общегрупповая консолидация.

Концентрируя и направляя внимание участников встречи, авторитетный активист монополизировал функции модератора и втягивал людей из дружеских кружков в коллективное обсуждение. Это обычное начало дискуссии согласно «авторитетному» сценарию может иметь два варианта дальнейшего развития: «координационный» и «строго лидерский».

«Строго лидерский» вариант разворачивается в том случае, если авторитетный лидер приходит на собрание с заранее подготовленной повесткой, которая доносится им/ею до остальных активистов. На встречах, проходящих в «строго лидерском» стиле, самый авторитетный активист озвучивает общие для движения вопросы, предлагает варианты их решения и распределяет среди рядовых активистов поручения, определяя практические детали и зоны ответственности: «Есть сведения о готовящемся сносе здания Х. Мы должны срочно распространить эту тревожную информацию в ЖЖ, на градозащитных форумах и на страницах местных сообществ. Кто возьмет на себя ЖЖ? Так… Таня, ты успеешь до четверга отписаться? Хорошо. Записывай инфу для постов… Одновременно нужно написать запрос в КГИОП и письмо в прокуратуру. Кто может помочь это сделать?» Такого рода однонаправленные взаимодействия, когда все коммуникативные процессы инициируются авторитетным лидером, как правило, не оставляют места для дискуссии в том смысле, которым наделяют дискуссию словари.

Я допускаю, что подобные одноканально организованные собрания могут быть эффективны с практической точки зрения: решения спускаются сверху вниз, отчеты идут снизу наверх, все организовано быстро и четко. Однако присутствие на встречах, проходящих по «строгому лидерскому» сценарию, вызывало ассоциации то ли с производственным совещанием вертикально интегрированного холдинга, то ли с сектантским радением. Поскольку на таких собраниях исключительная роль отводится лидеру, очевидно, что их успех или неудача зависят от настроения, усталости, сосредоточенности и прочих индивидуальных переменных одного человека. Позиция рядовых участников здесь сводится к роли внимающих зрителей, получающих от авторитетного лидера информацию, поручения, критику, эмоциональную зарядку и т. д. Дискуссии на подобным образом организованных собраниях могут вестись только вокруг отдельных нюансов и мелких практических деталей реализации уже принятых лидером стратегических решений. Фактически в «строго лидерском» сценарии общее обсуждение нужно, только чтобы легитимировать уже принятые решения. Это строго иерархичная модель, при которой минимизируются возможности коллективных обсуждений.

Другой — «координационный» — вариант развития «авторитетного» сценария имеет место, когда наиболее авторитетный в движении активист выступает скорее в роли группового координатора. В этом случае неформальный лидер начинает собрание с вовлечения отдельных его участников в процедуру сбора информации и предложений, пытаясь совместно определить общую для группы повестку. Это диалоговый вариант «авторитетного» сценария, который я наблюдал в 2010 году на собраниях одной локальной группы, выступающей против планов надстройки мансардного этажа в историческом здании, расположенном в охраняемой ЮНЕСКО «парадной части» старого Петербурга. Проект надстраивания мансардного этажа принадлежал крупной девелоперской компании и был поддержан соответствующими комитетами городской администрации.

Из участников этой дискуссии большинство были собственниками квартир в надстраиваемом историческом доме. Они объединились, чтобы не допустить строительства мансарды, потому что такая реновация, по их мнению, увеличила бы нагрузку на и без того ветхую коммунальную инфраструктуру, нарушила бы привычный облик старого архитектурного ансамбля и, наконец, снизила бы стоимость их недвижимости. Кроме жителей дома в активистское ядро входили несколько опытных экспертов из общегородских движений «экологов культуры», которые не хотели допустить, чтобы девелоперы изуродовали историческое здание, и консультировали локальную инициативную группу по вопросам тактики эффективной общественной защиты своего дома как памятника истории и культуры.

Раз-два в неделю участники «антимансардной группы» собирались у парадной лестницы старого дома для обмена информацией и координации совместных действий. Это были люди разного возраста, опыта и достатка, которые не всегда находили общий язык. Их собрания организовывались неформальным лидером инициативной группы — женщиной средних лет, волевой и очень компетентной в коммуникативном плане.

Как и в других наблюдаемых случаях, без усилий модератора групповое обсуждение дробилось на несколько сепаратных разговоров в мини-группах «своих» (пожилые отдельно, градозащитные эксперты отдельно, собаководы отдельно). Лидер «антимансардников» брала на себя функции ведущего общей дискуссии. Ее стратегия опиралась на последовательное вовлечение в коллективное обсуждение наиболее деловых и конструктивно настроенных представителей мини-кружков. Обращаясь к тому или иному активисту, лидер-координатор не просто делилась какой-то информацией и раздавала поручения, она втягивала участников собрания в совместную работу. В ходе опроса наиболее ответственных активистов формировался общий список тем для коллективного обсуждения, возникало ощущение единства и четких перспектив. При этом основное направление организованной по «авторитетному» сценарию дискуссии все же оставалось под контролем модератора, которая призывала всех вносить рацпредложения, одновременно регулировала порядок обсуждения и корректно резюмировала его итоги. Организованная по «авторитетному» сценарию, но в «координационном» стиле дискуссия содержит некоторые элементы обратной связи, которые сам «авторитетный» ведущий и инициирует. Обсуждение часто уступает место согласованиям: кто и что будет делать и по скольку рублей нужно скинуться в этот раз. А инициативные предложения возникали редко. Большинство участников этой группы не были готовы активно вести себя на публике, предлагать оригинальные решения, брать на себя ответственность за планирование коллективного действия. Но они были готовы по мере сил вовлекаться в эту деятельность.

«Авторитетные» сценарии проведения общих встреч и дискуссий в среде градозащитных активистов предполагают, что среди участников собрания существует консенсус в отношении фигуры лидера. Его/ее мнение для группы обладает большим значением и весом, чем позиция любого рядового активиста. Более того, мнение авторитетного лидера, как правило, публично не оспаривается. Иная ситуация возникает, когда в движении или инициативной группе нет консенсуса по поводу самого авторитетного активиста, когда на эту роль претендуют два и более спикера, а большинство участников коллективного обсуждения формируют свое представление о дискутируемых вопросах по ходу дебатов. Тогда собрания происходят либо по описанному выше не ориентированному на результат «тусовочному» сценарию, либо по «состязательному» сценарию, наиболее близкому к хабермасовскому пониманию дискуссии, когда ее участники обладают равными возможностями, свободны обсуждать и критиковать любые общие вопросы в диалоговом режиме.

В ходе наблюдения особенностей коммуникативного взаимодействия активистов градозащитных движений и локальных инициативных групп я несколько раз становился свидетелем «состязательного» сценария публичного дебата. В рамках «состязательного» сценария публичная дискуссия способна породить оригинальные решения обсуждаемых проблем, поскольку развивается через аргументированное оспаривание как специфическая форма «негативного сотрудничества» [Буш 1985:261], когда оспаривание аргументов приводит к их совершенствованию. Успех «состязательного» сценария скорее вероятен, если стороны соблюдают формальные правила и придерживаются простых этикетных норм публичного дебатирования а-ля Хабермас. Используя метафору Мэри Маколи, можно сказать, что дискутанты, как танцоры, должны владеть определенными па, попадать в ритм, не сталкиваться с другими танцующими. В противном случае обсуждение обычно перерастает в неуправляемый дискурсивный конфликт. Примером чему может служить одно заседание молодых градозащитников, которое на моих глазах из рутинного собрания актива по текущим вопросам превратилось в яростную словесную перепалку двух конкурирующих спикеров.

Обсуждая узкий технический, но вызывающий взаимное раздражение вопрос, двое конкурирующих за публичное признание активистов быстро перешли к «состязательному» оспариванию более масштабных проблем. Поднимаясь по лестнице аргументов от частного к общему, от конкретного к абстрактному, спорщики не удержались на достигнутой совместно высоте обобщений, резко снизили уровень аргументации и в итоге «перешли на личности». Все силы участников этой дискуссии теперь обратились не на критику аргументов, а на критику личности оппонента. В результате их дискуссия приобрела резко конфликтный характер и захлебнулась в череде взаимных обвинений.

Неудача данной дискуссии может объясняться двумя причинами. Во-первых, конфликт возник потому, что конкурирующие за внимание публики спикеры не владели в достаточной степени «публичным языком» (общим, вежливым, аргументированным). При отстаивании своей позиции оба спикера достигли дискурсивной вершины доступных им обобщений, ощутили недостаток языковых средств, результатом чего стала афазия и переключение в «кухонный регистр»: от общих вопросов они обратились к частным и обрушились друг на друга с личной критикой. Во-вторых, им не хватало коммуникативных навыков. Эти молодые люди были лишены базовых представлений о правилах участия в публичном обсуждении (выступать поочередно, не отвлекаться от основного предмета обсуждения, дослушивать оппонента, выстраивать аргументацию доступными аудитории словами и т. п.). И этот случай далеко не уникален. Более того, можно сказать, что перерастание «состязательного» сценария в конфликтный — один из типичных паттернов для современной практики публичного дебата в России.

Только один раз я был свидетелем коллективного обсуждения, которое могло бы быть описано как «состязательный» дебат в «компромиссном» стиле. Это произошло на собрании небольшой общественной группы: пяти собственников квартир и троих активистов — специалистов по проблемам защиты памятников. Обсуждался вопрос о том, как организовать альтернативную экспертизу на предмет историко-культурной ценности дома, которому грозил снос как «аварийному». Вопрос был непростой, потому что экспертизу нужно было делать быстро, а специалист, который обещал ею заняться, заболел; потому что в КГИОПе уже две недели не отвечали на официальный запрос и на телефонные звонки; потому что у инициативной группы не хватало денег для аванса новому эксперту из «Ленпроектреставрации», а он без предоплаты не брался за работу и т. д. Вариант с расселением дома как «аварийного» с последующим переселением жителей городского центра в периферийные районы был очень вероятен. За последние 5–8 лет сотни инвестиционно привлекательных зданий в историческом центре Петербурга были принудительно избавлены от жильцов таким образом. Обычно люди просто не могут самоорганизоваться, им не хватает взаимного доверия и потенциальных солидарностей, они живут в стиле пассивной отстраненности — хорошо бы, чтобы стало хорошо, но меня к решению вопроса не подключайте. Но это собрание локальных активистов и экспертов явило собой редкий пример эффективного состязательного сценария в «компромиссном» стиле.

Восемь человек собрались в ресторане, принадлежащем одному из членов инициативной группы, чтобы разработать эффективную стратегию общественного сопротивления планам сноса своего дома как «аварийного». Они продемонстрировали, как возможно в ограниченное время свободно, сообща и без лишних эмоций выработать общие подходы к компромиссному решению комплекса непростых проблем, взаимно учитывая мнения друг друга. В ходе обсуждения активисты спорили, последовательно отстаивали различные позиции, критиковали оппонентов, не выходя при этом за рамки обычной вежливости и четко придерживаясь основного тематического вектора общего разговора. Все высказанные позиции протоколировались. В процессе оживленной, регулируемой выбранным спикером дискуссии большинство участников прагматически ориентировались на выработку компромисса — общего решения, устраивающего все стороны.

Вероятно, успех коллективного обсуждения в данном случае определялся установкой большинства участников дискуссии, а именно общими целями, склонностью к компромиссам и развитыми навыками участия в публичных дебатах. Привлеченные эксперты имели опыт публичных обсуждений, а среди активистов этой инициативной группы преобладали бизнесмены (трое из пяти). Возможно, продемонстрированные ими способности к конструктивному диалогу связаны с опытом деловых переговоров: «Договороспособность — первое, чему учишься по ходу развития своего бизнеса. Это такой… можно сказать, базовый скилл». (Константин, 1974 год рождения, участник инициативной группы) Именно из практики бизнес-переговоров у нас в России может сформироваться коммуникативный регистр, соответствующий «публичному языку», который постепенно расширит свое социальное бытование от бизнес-сообществ до других близких социальных сред российского общества. Но пока приходится констатировать, что описанной выше пример конструктивной дискуссии кажется скорее исключением из общей практики. Обычно мне приходилось наблюдать другие случаи, когда неумение договариваться провоцирует болезненные противоречия между соратниками, а обсуждаемые проблемы теряются в череде коммуникативных неудач.