Как Пермь на 10 дней стала музыкальным центром мира

Каждый год на десять дней Пермь превращается — без преувеличений — в музыкальную столицу мира. Утро начинается с лекции про оперы «От Стравинского до Курляндского» или, например, мастер-класса по хоровому дирижированию. Днем может быть одновременно открытие выставки на тему зависания балетного танцовщика в воздухе и концерт, к примеру, итальянского ансамбля старинной музыки Micrologus. Вечером снова приходится разрываться — премьера Антона Батагова в органном зале, пермская версия знаменитого пешеходного аудиоспектакля «Remote X» Rimini Protokoll или подводный концерт датского ансамбля музыкантов-изобретателей Between Music. В час ночи Теодор Курентзис дирижирует камерную премьеру Алексея Сюмака по поэзии Эзры Паунда «Cantos» — на выходе зрителей встречает пустынная ночная площадь, освещаемая горящими вокруг кострами в тишине. Или же толпы слушателей за полночь набиваются в Дом Дягилева, чтобы в полной темноте послушать неафишируемые программы избранных пианистов (Батагов, Любимов, Зуев). Самые стойкие после этого отправляются в Пермскую художественную галерею, которая находится в здании церкви на берегу Камы, поднимаются на самый верх и в окружении старинных деревянных скульптур встречают рассвет под аккомпанемент хора MusicAeterna.

Нет ни одного очевидного хедлайнера, как это обычно бывает на фестивалях; точнее, хедлайнер здесь — каждый второй. Краткое описание программы фестиваля заняло 250 страниц буклета; в расписании рядом с названиями указаны страны: Сербия, Индия, Германия, США, Франция, Великобритания. Половина программы — мировые премьеры, вторая половина — редкости. Здесь и современный танец, и экспериментальный театр, и опера, и балет. И главное — огромное количество концертов: от Первой симфонии Малера и сюиты для игрушечного пианино Джона Кейджа до фолк-группы Three for Silver и азербайджанского Ансамбля Алима Гасымова. Главная фигура фестиваля, разумеется, Теодор Курентзис. Он выступает с высокопарными речами на главных событиях, он неистовствует за пультом на концертах, балетах и операх, управляя одним из лучших оркестров мира — пермским MusicAeterna; выступает с мастер-классами; в конце концов, он выходит на сцену уже как актер, как центральный персонаж сразу в двух впечатляющих премьерах фестиваля — в опере «Cantos» и балете «Петрушка».

Совершенно безумный открывающий концерт — «Aquasonic» датской команды Between Music. На сцене «Театра-театра» установлено пять огромных аквариумов, наполненных водой. Внутри каждого — по музыканту. Играют они на неведомых инструментах — в основном собственного изобретения: гидролофон, кристаллофон, ротакорда, поющие чаши, карбоновая скрипка. И поют прямо под водой короткими нотами, не выпуская пузырей; в общем, чудеса. А если абстрагироваться от того, как это все выглядит, и, например, послушать с закрытыми глазами это сочинение Лайлы Сковманд (на которое ушло аж 10 лет), получится примерно то же, что слушал главный герой фильма «Большой Лебовски», лежа в ванной: «Пение глубоководных китов. Максимальная релаксация».

Главная музыкальная премьера фестиваля — «Где нас нет. Письма игуменьи Серафимы» Антона Батагова. Это фортепианный цикл, между частей которого автор зачитывает нигде прежде не публиковавшуюся переписку одной семьи, разделенной войной между двумя континентами. Перед тем как сесть за рояль, автор вышел к микрофону и сообщил предысторию; она важна. Неподалеку от Нью-Йорка есть Ново-Дивеевский православный женский монастырь, посещение которого однажды сильно впечатлило композитора, о чем он написал пост в фейсбуке. Среди комментирующих оказалась внучка имеющей прямое отношение к монастырю женщины — Наталии Янсон. После Второй мировой войны они с мужем — скромные воцерковленные люди — эмигрировали в Штаты, сын остался в Советском Союзе; какая бы то ни было связь с ним, разумеется, стала невозможной. После смерти мужа Наталия Янсон стала послушницей Ново-Дивеевского монастыря, а на склоне лет и его игуменьей до последних дней. Все это время она писала письма через знакомым — сыну. В этих письмах — тепло, любовь, покой и бесконечная мудрость. Музыка Батагова буквально не связана с содержанием читаемых им же писем. В легких беглых нотах главного отечественного композитора-буддиста, подвешенных между минором и мажором, как капли тумана между небом и землей, — спокойствие и радость. Такая музыка могла бы стать саундтреком к неснятому мультфильму Миядзаки, настолько ей чужда многозначительность, настолько в ней много свежего прохладного воздуха.

Одно из самых заметных событий Дягилевского фестиваля этого года — «Remote Perm» — вообще никак не связано с музыкой. «Remote X» — это сетевой проект немецкой компании Rimini Protokoll, он запросто реализуется почти в любом большом городе мира. Охвачено уже около 30 мегаполисов от Берлина до Нью-Йорка; Пермь — третий российский город на карте проекта после Петербурга и Москвы. Суть такова: 50 зрителей собираются на кладбище, надевают наушники и отправляются в путешествие по городу под управлением компьютерного разума с отличным чувством юмора. В Москве и Петербурге маршрут включает поездку на метро; в Перми же — в переполненном трамвае; обычно на центральной площади участники пускаются в пляс под какой-нибудь электронный бит, в Перми — люди с охотой разбиваются на пары и танцуют балет. Вообще, это спектакль о том, насколько неуловима в современном мире разница между искусственным и настоящим. Что в контексте Дягилевского фестиваля прозвучало еще и как констатация бессмысленности деления на жанры; и звук городских улиц тоже, в общем-то, музыка.

Пластический триллер «Распад атома» — важная хореографическая премьера для российской сцены, где пока что всякий опыт экспериментального пластического театра на большой сцене как минимум большая редкость. Дягилевский фестиваль заказал постановку команде петербургского хореографа Лилии Бурдинской. Продюсер постановки Алексей Трифонов предложил материал — малоизвестную, абсолютно зубодробительный роман Георгия Иванова, собственно «Распад атома» (1938). Центральную партию исполнила — внезапно — актриса Алиса Хазанова.

Текст Иванова состоит из душных исповедальных стенаний и культурологических сальто автора в эмиграции, тоскующего по родине, ее презирающего и обожающего одновременно. Таков и спектакль: серое, пустое пространство, звучащее суицидальным поскрипывающим трип-хопом, то скрючивает, то закручивает, то сцепляет одного с другим персонажей, мотыляя по сцене полтора часа без передышки. Можно только догадываться, кто из них кому кем приходится; очевидно только, что, несмотря на наличие подтянутых, натренированных тел, пышущих энергией, все они обитают скорее где-то между жизнью и смертью. И что история — символистская и напряженная до вздутых вен — складывается вокруг парня в пиджаке (он в какой-то момент стреляется, но не умирает).

В буклете сказано, что это спектакль вовсе не по роману «Распад атома», а по мотивам впечатлений от некоего несуществующего спектакля, который мог бы быть поставлен по «Распаду атома». И это чертовски похоже на правду: из Иванова в этом спектакле не звучит ни одного слова. Алиса Хазанова томно декламирует обрывочные фразы, будто из спонтанных записей сновидений; это тексты хореографа Бурдинской, некогда написанные в стол и вдруг пригодившиеся теперь, — подсказано интуицией. Продюсер Алексей Трифонов на обсуждении спектакля рассказал, что ведутся переговоры с несколькими фестивалями и есть вероятность, что «Распад атома» можно будет увидеть этой осенью в Москве.

В последний вечер на сцене Театра оперы и балета случилось самое резонансное событие фестиваля — «Балеты Стравинского». Это три одноактных спектакля — «Поцелуй феи», «Петрушка», «Жар-птица», — поставленных тремя разными командами. Все истинные балетоманы съехались в этот день в Пермь, посмотрите на имена с афиши: примы Наталья Осипова и Диана Вишнева, хореографы Алексей Мирошниченко, Владимир Варнава и Вячеслав Самодуров, дирижер Теодор Курентзис — в рок-музыке такие коллективы называются супергруппами.

Самодуров, недавно получивший «Золотую маску», по-моему, не справился с «Поцелуем феи», в памяти от которого останется желтый задник и топанья напуганных танцовщиков. Мирошниченко в «Жар-птице» устроил парад пышных мизансцен, перемудрил с цитатами из истории мирового балета, а его художник Альона Пикалова только усугубила красоту, нагромоздив на сцену все, что влезло; и за бесконечными сменами пышных костюмов Наталью Осипову можно было угадать разве что по фирменной стати.

А вот «Петрушка» Варнавы — это безусловное событие. Во-первых, спектакль не замкнут в себе (традиционная беда академического балета), а подчеркнуто распахнут к публике, как распахнуты площадные зрелища (которыми, кстати, и вдохновился в данном случае Стравинский). Во-вторых, он ужасно смешной: с ростовой куклой панды (чем не медведь!); с силачом (Марат Фадеев), снимающим накладные мышцы, чтобы принять ванну с уточкой (художник — Галя Солодовниква); с подхлестывающими их из оркестровой ямы фанфарами. В-третьих, одновременно разболтан, легок и технически безупречен: Диана Вишнева в партии Петрушки одновременно графичная и утонченная, приземленная и невесомая. И в-последних, тут здорово нарушаются правила игры: Теодор Курентзис здесь появляется как участник спектакля. Сперва он проходит к оркестровой яме, чтобы запрыгнуть в оркестровую яму. А в финале, оставив вымотанный оркестр, появляется на сцене, чтобы грациозно пересечь ее с лукавой улыбкой в полупрофиль и скрыться в кулисах; вот кто кукловод. В конечном счете все в этом спектакле связано со всем настолько стройно и работает настолько живо, что заведомо можно быть уверенным: это не только большая удача фестиваля, театра, хореографа, но и один из главных претендентов на «Золотую маску» 2018 года.

Когда в 4 часа утра сотня незнакомых человек замирает, уступая полную тишину аккуратным пианиссимо Антона Батагова; или когда толпа молодых и не очень людей, лежа в темноте, слушает музыкальные ребусы в исполнении Алексея Любимова, случается великая ситуация, которую в своей лекции про смысл искусства Брайан Ино однажды назвал синхронизацией умов. Для возникновения одной такой ситуации требуется немало очень специфических условий. В Перми каким-то образом такие ситуации возникают раз в год по два-три раза в день в конце весны. И самое главное — все происходящее на Дягилевском фестивале лишено догматизма и воспитательной интонации; никакая лекция, никакой перформанс, никакая кураторская концепция не отстаивает ничего, кроме хорошего вкуса, свободы и любви. Так, завершая ночной фортепианный трип «Piano Gala», состоящий из, вообще-то, очень непростых сочинений, от Арво Пярта до Белы Бартока, Антон Батагов поворачивается в сторону затаившейся публики: «Кто знает слова — подпевайте». Звучит композиция «The Long and Winding Road» ансамбля The Beatles.