Бывший корреспондент журнала The Economist, колумнист ведущих американский изданий, автор книги «Голая статистика»
Когда у Билла Гейтса появились дети, он, подобно многим, понял, что дом стал маловат. В 1997 году магнат рынка программного обеспечения переехал в особняк стоимостью 100 миллионов долларов; вскоре после этого дом пришлось немного доработать. В особняке площадью более 11 тысяч квадратных метров имеется кинотеатр на двадцать мест, зал для приема гостей, парковка на двадцать восемь автомобилей, крытая площадка с батутом и, конечно, самые разные компьютерные гаджеты вроде телефонов, звонящих только тогда, когда человек, которому звонят, находится рядом. Но и этот дом оказался недостаточно велик. Согласно документам, поданным в комиссию по районированию пригорода Медина, Вашингтон, господину Гейтсу и его супруге хотелось бы пристроить еще одну спальню и оборудовать дополнительные зоны для игр и учебы детей.
Исходя из того, как Билл Гейтс подходит к изменению своего жилища, можно было бы сделать целый ряд разных выводов, но один из них совершенно очевиден: живется ему очень и очень недурно. Если у вас имеется около 50 миллиардов долларов, мир превращается в потрясающую игровую площадку. В связи с этим возникают другие, более важные вопросы: почему у некоторых людей есть крытые батуты и частные самолеты, а другим приходится ночевать в туалетах на автостанциях? Как получается, что примерно 13 процентов американцев относятся к категории бедных, и эту ситуацию, конечно же, можно считать некоторым прогрессом по сравнению с недавним пиком в 15 процентов в 1993 году, хоть и не слишком заметным по сравнению с любым годом из десятилетия 1970-х? В то же время один из пяти американских детей и — ошеломительная цифра! — 35 процентов чернокожих детей живут в нищете. Конечно, Америка относится к богатым странам, но сегодня, на заре третьего тысячелетия, огромная часть населения Земли — около трех миллиардов человек — живет в крайней бедности.
Экономисты много лет изучают проблему нищеты и неравенства доходов. Они хотят понять, кто такие бедняки, почему они бедны и можно ли изменить их положение. Любая дискуссия о том, почему Билл Гейтс неизмеримо богаче мужчин и женщин, которые вынуждены спать на решетках теплотрасс, должна начинаться с изучения концепции, называемой экономистами человеческим капиталом. Человеческий капитал — это сумма знаний и навыков, воплощенных в том или ином человеке: его образование, интеллект, харизма, творческий потенциал, опыт работы, предпринимательская жилка, даже способность сильно и метко бросать бейсбольный мяч. Это то, с чем вы останетесь, если вдруг лишитесь всех своих активов — работы, денег, дома, имущества — и окажетесь на улице в одной рубашке. Как бы чувствовал себя в такой ситуации Билл Гейтс? Да очень хорошо. Даже если бы все его богатство конфисковали, нашлось бы множество компаний, которые с готовностью наняли бы его консультантом, членом совета директоров, СЕО или мотивационным спикером. (Когда Стива Джобса уволили из Apple, им же основанной компании, он создал Pixar; а позже Apple предложила ему вернуться.) А как бы чувствовал себя Тайгер Вудс? Тоже очень неплохо. Если бы кто-нибудь одолжил ему клюшку для гольфа, уже к ближайшим выходным он победил бы в каком-нибудь турнире.
А как насчет Буббы, парня, бросившего школу в десятом классе, к тому же еще и наркомана, сидящего на метамфетаминах? Вот ему бы пришлось совсем туго. Все дело в человеческом капитале, а у Буббы он невелик. (Любопытно, что некоторые очень богатые люди вроде султана Брунея, возможно, тоже не преуспели бы в такой ситуации; султан богат лишь потому, что его страна располагает огромными запасами нефти.) Рынок труда ничем не отличается от любого другого рынка: одни таланты пользуются на нем большим спросом, чем другие. Чем более уникален набор знаний и навыков, тем щедрее будут платить их владельцу. Алекс Родригес за десять лет игры в бейсбол за New York Yankees заработает 275 миллионов долларов, потому что он может ударить по мячу, летящему со скоростью 150 километров в час, сильнее и точнее подавляющего большинства людей. Он помогает своей команде побеждать на поле, что, в свою очередь, помогает ей собирать стадионы, продавать разные сопутствующие товары и получать огромные прибыли от трансляции матчей по телевидению. В сущности, лучше Родригеса эту задачу не выполнит никто на нашей планете.
Как и в случае с другими аспектами рыночной экономики, цена определенного навыка не связана с его социальной ценностью, она связана только с его нехваткой. Однажды я брал интервью у Роберта Солоу, лауреата Нобелевской премии по экономике 1987 года и известного почитателя бейсбола. Я спросил Роберта, не раздражает ли его тот факт, что, став лауреатом престижной научной премии, он получил меньше денег, чем Роджер Клеменс, тогдашний питчер Red Sox, заработал за один-единственный сезон. «Вовсе нет, — ответил мне Солоу. — Хороших экономистов на свете много, а Роджер Клеменс один». Вот яркий пример того, как мыслят экономисты.
Кому же в США живется богато или по крайней мере комфортно? Программистам, кистевым хирургам, инженерам-ядерщикам, писателям, бухгалтерам, банкирам, преподавателям вузов. Иногда эти люди талантливы от природы, но чаще они просто приобрели свои навыки благодаря специализированному обучению. Иными словами, в свое время они сделали существенные инвестиции в свой человеческий капитал. Как в любом виде инвестиций, будь то строительство завода или покупка облигаций, деньги, вложенные в человеческий капитал сегодня, принесут прибыль в будущем. И очень, поверьте, хорошую прибыль. По подсчетам специалистов, высшее образование дает приблизительно 10-процентную отдачу на инвестиции, а это означает, что если вы сегодня вложили деньги в обучение в колледже, то можете ожидать, что получите эту сумму обратно плюс около 10 процентов в год в виде более высоких заработков. Мало кто на Уолл-стрит инвестирует прибыльнее, особенно систематически.
Человеческий капитал — это своего рода экономический паспорт, причем в некоторых случаях в буквальном смысле слова. В конце 1980-х, будучи студентом старших курсов, я познакомился с молодым палестинцем по имени Гамаль Абуали. Семья Гамаля, жившая в Кувейте, настаивала на том, чтобы сын получил диплом за три года вместо четырех. Понятное дело, это потребовало от парня дополнительных занятий в каждом семестре, да еще и летом, что в те времена казалось мне довольно экстремальным. А как же без стажировки и зарубежных исследований? Как же зимой не съездить в Колорадо покататься на горных лыжах? Однажды мне довелось обедать с отцом Гамаля — и он объяснил мне, что жизнь в Палестине крайне нестабильна. Господин Абуали был бухгалтером; этим делом он мог бы заниматься практически в любой стране мира, и, как он объяснил мне, именно это и может с ним случиться. До переезда в Кувейт их семья жила в Канаде; еще через пять лет они могли оказаться в другом месте, сказал он.
Гамаль учился на инженерном факультете; инженерия тоже универсальный профессиональный навык. Чем скорее Гамаль получит свой диплом, настаивал его отец, тем надежнее будет его положение. Диплом позволит сыну не только зарабатывать на жизнь, но и найти свой дом. В некоторых развитых странах право на иммиграцию базируется на навыках и образовании, то есть на человеческом капитале.
Надо сказать, слова господина Абуали оказались на удивление пророческими. После отступления Саддама Хусейна из Кувейта в 1990 году большинство палестинцев, живших в этой стране, в том числе и семья Гамаля, были изгнаны из Кувейта, поскольку кувейтские власти считали, что палестинцы симпатизируют иракским агрессорам. Однажды дочь Абуали принесла ему первое издание этой книги. Прочтя предыдущий раздел, он воскликнул: «Вот видите, я оказался прав!»
Издательство
«Манн, Иванов и Фербер», Москва, 2017, пер. О.Медведь