«Маленькая жизнь» как социальный эксперимент: лекция Галины Юзефович

Ханье Янагихаре 42 года, ее отец родился на Гавайях, а мать — кореянка родом из Сеула. Сама Ханья родилась в Америке и, несмотря на яркую ориентальную внешность, cчитает себя американкой. В детстве будущая писательница сменила несколько школ: семья постоянно переезжала с места на место, так что жизнь ее с самого начала была достаточно пестрой. После школы Янагихара поступила в женский колледж, и это оказалось важным в контексте ее будущего творчества. После колледжа она работала журналистом в разных изданиях: писала об индустрии медиа, о моде и лайфстайле, вела колонки про семантику моды и современное искусство. Свой первый роман — «Люди среди деревьев» — Янагихара написала в 2013 году: издательство Corpus обещает выпустить его ближайшей осенью в переводе Виктора Сонькина. Ее второй и на сегодня самый знаменитый роман «Маленькая жизнь», о котором у нас сегодня и пойдет речь, был написан всего за восемнадцать месяцев и вышел в 2015 году. Роман попал в шорт-лист Букеровской премии, однако на финише его обошел Марлон Джеймс с «Краткой историей семи убийств» (как показалось многим, не вполне заслуженно).

Профессиональный бэкграунд автора сыграл важную роль в подготовке к написанию романа: во всех своих интервью Янагихара говорит, что корни «Маленькой жизни» располагаются преимущественно в области визуального.

Среди главных источников своего вдохновения писательница называет коллекцию прет-а-порте модного дома Prada сезона зима-осень 2007 года. Коллекция эта почти вся монохромная — от черного до ослепительно белого, через весь спектр сероватых оттенков, и построена на контрасте, причем не только цветовом, но и фактурном: грубая шерсть соседствует здесь с блестящими, гладкими тканями вроде атласа. По словам автора, именно эта коллекция объясняет эмоциональный рисунок книги: от абсолютно черного отчаяния до абсолютно белого счастья — и обратно.

Другой визуальный образ, на который опиралась Янагихара, — «Человек задом наперед», работа великой Дианы Арбус. Герой этой фотографии как бы разделен на две части: верхняя половина смотрит в одну сторону, а ноги развернуты в противоположную. Это определенно не самая знаменитая вещь Арбус, более того, она бракованная — слишком крупное зерно, и Янагихара, по-видимому, углядела ее в какой-то маргинальной коллекции (в основные собрания работ Арбус она не входила). Если вы посмотрите на фото внимательно, то увидите, что человек находится не у себя дома, а в гостиничном номере. Он полностью одет — и он совсем один в идеально выхолощенном, пустом и безликом интерьере. Для Янагихары этот кадр стал символом внутреннего вывиха, при котором человек выглядит обыденно, но при этом имеет внутри себя некий трагический изъян, абсолютно не вяжущийся с этой его кажущейся нормальностью. А тема пронзительного одиночества, которое испытывает современный горожанин, оказалась одной из центральных для романа в целом.

Еще один (важнейший, может быть) зримый источник «Маленькой жизни» — картина очень успешного современного художника Джеффри Чедси «Boys in the Band», которая в некотором смысле стала для писательницы символом приобщения к миру мужчин, проникновения в его скрытые от посторонних тайны. До окончания университета весь мир Янагихары (напомним, она училась в женском колледже) был исключительно женским — и мужчины долгое время казались ей чем-то непознаваемым, принципиально отличным от нее самой и ее подруг. Устроившись на свою первую работу в журнал, она познакомилась с редактором и его друзьями. Наблюдение за этими молодыми людьми стало для нее настоящим откровением, и в первую очередь Янагихару поразила существовавшая в этой теплой компании система взаимных альянсов: в одной комбинации — задушевные друзья, в другой — спарринг-партнеры для интеллектуального бокса, в третьей — завзятые спорщики и антагонисты и так далее, почти до бесконечности. Все они были связаны друг с другом крепче, чем каждый из них с внешним миром, и сочетали открытость по отношению к окружающим с почти семейной замкнутостью. Однажды на выставке Ханья увидела картину «Boys in the Band», и она напомнила ей об этой компании, а после оказалось, что Джеффри Чедси — однокурсник одного из ее членов. На картине изображены трое веселых (то ли выпивших, то ли накурившихся) молодых людей и четвертый — не то усталый, не то с похмелья, но явно переживший какую-то внутреннюю драму. Один из героев обнажен, другой — обнажен наполовину, и очевидно, что всю четверку связывают некие близкие, эмоционально наполненные отношения.

Тут необходимо небольшое отступление. Ошибкой было бы считать «Маленькую жизнь» гей-романом (хотя многие читатели спешат занести его именно в эту категорию — кто-то со знаком плюс, кто-то со знаком минус), однако не отметить пронизывающий все повествование гомоэротизм невозможно. Все женские образы в книге подчеркнуто нечетки и смазаны, ни одна из героинь не может сравниться по глубине прорисовки с мужскими персонажами, да и назначение их по большей части сугубо функциональное — произнести важную фразу и навеки исчезнуть или обнять главного героя справа, в то время как приемный отец обнимает его слева. Все это делает реальность внутри романа не столько гомосексуальной, сколько попросту однополой: все ее обитатели — мужчины. А это значит, что и любые отношения — глубокие, важные, близкие, доверительные, сексуально или просто эмоционально заряженные — возможны только с мужчинами.

Возвращаясь к визуальным источникам вдохновения, необходимо упомянуть повлиявший на Янагихару цикл фотографий Тодда Хидо, снимавшего американские мотели. Как мы помним, семья писательницы постоянно переезжала, по дороге часто останавливаясь в мотелях. В интервью Янагихара любит рассказывать про дешевые типовые интерьеры, синтетическое постельное белье, сыроватую штукатурку, пыль, которые были непременными атрибутами ее детских воспоминаний. Те, кто читал роман, помнят, что самые страшные, душераздирающие его сцены происходят в мотеле, и хотя детство самой Янагихары было вполне безоблачным, именно этот памятный ей антураж, великолепно запечатленный на работах Хидо, и послужил воображаемой рамкой, в которую эти сцены вписаны.

Наконец, упомяну об известном проекте Николаса Никсона «Сестры Браун», безусловно, повлиявшем на замысел книги. Суть проекта состоит в том, что Никсон из года в год, на протяжении сорока с лишним лет, фотографирует четырех сестер, фиксируя малейшие изменения в их лицах, прическах, одежде. Изначально Янагихара хотела сделать одного из главных героев — Джей-Би — фотографом, а не художником-фигуративистом, и вдохновлялась при этом как раз Никсоном и его работами. Род деятельности сменился, однако суть осталась прежней: подобно Никсону, Джей-Би оказывается летописцем своей компании — его картины отражают не только внешние изменения, но и динамику отношений между героями.

Если с визуальными истоками все вполне прозрачно, то со смысловой сеткой романа, с его концептуальным каркасом дело обстоит куда сложнее и индивидуальнее. Мне бы хотелось остановиться на некоторых вещах, которые кажутся ключевыми лично мне.

Центральная тема «Маленькой жизни» — это, безусловно, травма, ставшая в последние годы чуть ли не самым обсуждаемым и востребованным сюжетом. Тому, почему именно она оказалась сегодня настолько актуальна, может быть несколько объяснений. На мой взгляд, главное из них — это парадоксальное развитие и расширение темы личностного роста.

Сегодня все мы можем наблюдать неуклонную девальвацию профессионального опыта, идущую рука об руку с повышением ценности опыта персонального. Именно персональный опыт, личные переживания становятся сегодня основной формой декорума, которым человек украшает себя или вернее свою публичную витрину. Личность, которая больше испытала, видела или чувствовала, оказывается во всех смыслах (включая сугубо прагматический, карьерный) заметно привлекательнее личности, на протяжении двадцати пяти лет уныло учившей математику или слесарное дело. Однако ресурс позитивного опыта — прочитанных книг, увиденных озер и вулканов, выученных языков — исчерпаем, а потребность в дальнейшем украшении себя остается. И вот в последние годы намечается новый тренд: в зачет идет уже не только позитивный опыт, делающий нас красивее и счастливей, но и воспетые Земфирой «трещинки». Жертва, сумевшая худо-бедно переварить и интегрировать свою травму, кажется нам интереснее человека, с которым ничего дурного в жизни не происходило. Травма в анамнезе становится синонимом личностной глубины, сложности, загадочности и в конечном счете неотразимости.

Читая «Маленькую жизнь», мы не испытываем ни малейших сомнений в том, кто из четырех главных героев интереснее: ну конечно же, Джуд. Но Янагихара работает с этой популярной темой отнюдь не стандартным образом. Джуд красив, умен и крайне работоспособен, у него складывается блестящая карьера, он находит замечательных друзей, любовь и семью, но при всем этом — и Янагихара неоднократно это подчеркивает — Джуд неисцелим. «Я хотела создать героя, которому никогда не полегчает», — говорит об этом сама писательница. Она отказывается эстетизировать травму, показывая, что не всякое можно пережить и что травматик — не романтический герой, но неиссякаемый источник проблем для себя и окружающих.

Другая важнейшая, на мой взгляд, тема, на которой нельзя не остановиться, — это устройство романного времени. Действие «Маленькой жизни» начинается в некой условной «современности» и в ней же и завершается, хотя между началом и концом проходит примерно тридцать лет. Время в «Маленькой жизни» абсолютно нейтрально: оно не маркировано крупными историческими событиями, финансовыми кризисами, терактами, сменой президентов и тому подобными вехами, позволяющими соотнести происходящее в романе с реальностью. Этот прием, очевидно, нужен писательнице, для того чтобы вывести роман за пределы социальности и создать внутри него идеальную стерильную среду для максимально убедительной и яркой демонстрации эмоциональной жизнь героев. Отсутствие внешних воздействий, нарочитое устранение из текста времени и пространства (понятно, что хотя действие книги происходит преимущественно в Нью-Йорке, Нью-Йорк этот явно лежит в какой-то параллельной вселенной) до предела обостряет восприятие мельчайших движений человеческих душ.

Еще одна важная тема «Маленькой жизни» — манифестация нового восприятия секса. Обозреватель The New York Review of Books жестко раскритиковал роман за то, что Янагихара, по его мнению, паразитирует на сегодняшнем негативном восприятии традиционной классической сексуальности и как будто поддерживает ее девальвацию. Действительно, сегодня «розовощекая здоровая сексуальность» выглядит куда менее ценной, чем пятнадцать-двадцать лет назад, и расхожее представление о том, что активная сексуальная жизнь — важный критерий социальной успешности, кажется сегодня архаичным. Секс перестал быть модным (особенно заметно это в сфере собственно фэшна, отказавшегося от традиционных форм sex appeal), и в этом отношении «Маленькая жизнь» — текст крайне злободневный и актуальный. Герои книги (в первую очередь, конечно, Джуд, но не только он) живут сложной и противоречивой сексуальной жизнью, не живут ею вовсе или она вынесена куда-то на далекую периферию их бытия. Едва ли хоть один из героев укладывается в ясную и простую картину простой и понятной «нормы» — будь то норма гомо- или гетеросексуальная, так что в этом смысле упреки The New York Review of Books не лишены оснований. Однако, как обычно у Янагихары, все не так просто. Да, сексуальная жизнь героев выглядит вполне «модной», но счастливы ли они? Янагихара проблематизирует эту тему, предлагает стереоскопический взгляд на популярный тренд, и взгляд этот во многом перпендикулярен новому мейнстриму: «модный» в ее интерпретации определенно не равно «гармоничный».

Чего же в итоге всех этих хитрых манипуляций добивается автор? Главным образом мощнейшей ответной реакции. Циники-критики начинают взахлеб исповедоваться на страницах своих изданий, рассказывая о перенесенном в детстве насилии. Малознакомые люди делятся друг с другом воспоминаниями, которые прежде не спешили доверить даже своему психотерапевту. Художники пишут, что чувствуют себя голыми, потому что Джей-Би — это они сами, запутавшиеся и потерянные. Фокус «Маленькой жизни» состоит в том, что она выводит нас из человеческого и читательского равновесия. Принимаясь за роман, мы полагаем, что твердо стоим на двух ногах, однако после серии молниеносных и непредсказуемых ударов мы оказываемся дестабилизированы, дезориентированы, уязвимы. И, как следствие, выдаем самый широкий спектр эмоциональных реакций — от жесткого неприятия и отторжения до катарсиса, от подавленности до просветления.

Готовясь к лекции, я почти полностью перечитала роман еще раз и заметила неожиданную вещь: со второго раза чисто литературное впечатление от книги оказалось гораздо слабее. И, тем не менее, я продолжаю считать «Маленькую жизнь» произведением невероятной важности. Подобно лакмусовой бумажке, роман Ханьи Янагихары фиксирует разлитые в воздухе важные социальные тенденции, которые мы не всегда можем вербализовать и осмыслить. Подобно пятну Роршаха, она вытаскивает из глубин нашего бессознательного вещи, о которых мы долгое время не были готовы говорить вслух. Ну а, кроме того, про «Маленькую жизнь» очень интересно думать, причем делать это можно множеством разных способов — например, помещая ее в неожиданный контекст, раз за разом извлекая из романа новые смыслы (лично мне кажется очень продуктивным сравнение «Маленькой жизни» с «Домом, в котором» Мариам Петросян и «Гарри Поттером и узником Азкабана»). Все это в совокупности характеризует роман Ханьи Янагихары, по моему глубокому убеждению, как роман в самом деле исключительно большой и важный — чтобы не употреблять затертое и многих раздражающее слово «великий».