В состав человека кроме мяса, костей, воды и воли входят все люди, события и вещи, которые он встречает на своем пути. Людмила Улицкая написала огромный роман-эпос о роде Осецких — по ее словам, последний роман в своей жизни. Частная история одной семьи, частично сложенная из отредактированных писем бабушки и дедушки писательницы, превращается в одну из версий XX века, залитого кровью и любовной влагой столь разных людей, что ни о какой линейной истории человека речи быть не может.
Героев этой книги объединяют родовые связи и разделяет историческое время. В 1910 году талантливый юноша, будущий финансист, музыкант и репрессированный, Яков Осецкий пишет: «Страшный день. Скончался Толстой». И рядом: «Два года назад умер дедушка, смерть кот. меня не тронула ни капельки». На этом языке противоречивой зрелости, наступающей вслед за опытом смерти, говорят все герои, соавторы Улицкой, не жалея ни себя, ни читателя.
В восстановленной после погрома мастерской отца, еврея-часовщика, сидит девочка Мария и читает книги. Будущие большевики словно пытались уничтожить не следы отдельной нации, а часть самого времени — место, где чинят его носителей. Перед Марией разбросана библиотека: ее прислал писатель Короленко, когда узнал, что «во время погрома у еврейского студента были изорваны и уничтожены все книги…». В этой сцене соединяются история малоизвестного человека и знаменитого писателя — так на страницах «Лестницы Якова» частная жизнь героев всегда будет связана с историей культуры, в которой все мы поневоле рождаемся и умираем.
Роман Улицкой напоминает генеалогический конвейер по производству истории. Нас бросает из дореволюционной России в тягучие 1970-е. Москвичка Нора Осецкая, художник-постановщик, которая начала сексуальную жизнь еще в школе, лишь спустя несколько лет по-настоящему полюбила — женатого грузинского режиссера. У нее рождается сын от номинального мужа, потенциального гения-математика. Тогда же умирает ее бабушка. Мужская история в этой книге сопровождает женскую, а смерть и жизнь часто обмениваются номерами квартир, в которых герои проводят ночь. Бутылки поминальной водки и молока для кормления оказываются выдуты из одного стекла.
В исторические паузы страницы «Лестницы Якова» заполнены многолетней перепиской Якова Осецкого и его несчастной супруги Маруси: отношения сначала студента, а потом репрессированного Якова с женой протекают в основном на бумаге. В конце эпоса читатель увидит совсем другого Якова — умирающего ученого, разбитого лагерями, террором. Перед смертью он оказывается в Абезьском лагере, населенном политзаключенными, осужденными «за клевету против обидчивой советской власти и шпионаж». Осецкий доживает свои дни рядом с кладбищами репрессированных и рассказывает историю об этом месте, которая нитями ужаса связывает его судьбу, пространство и православного философа Карсавина: «Литовский доктор из заключенных, проводивший вскрытие, засунул при вскрытии в живот покойника флакончик из темного стекла с именем, написанным на клочке бумаги. <…> Доктор этот надеялся, что наступят времена, когда потомки начнут эксгумацию трупов, найдут среди останков безымянных тел эту записку, брошенную в океан человеческих останков, и поставят памятник философу». Смерть, однако, касается не только человека, но и записных книжек, хранилищ частной истории, у которых «переплет из украденной папки, носков и хлеба <…> три месяца, судя по датам, исследовали специалисты дедовы книги и бумаги, прежде чем приговорить их к сожжению»
В романе Улицкой память, которую так тщательно хранят в ивовых сундучках, постелях и письмах, переходит от ментального уровня к физиологическому. После чтения допроса отца, выдранного из архивов КГБ, у Норы Осецкой «ужасно болела голова. Мутило. Во рту пересохло. Началась мигрень». Впрочем, телесность привязана не только к боли, но и к любви: у художницы после прощания с любимым «оборвалась пуговка на плече — и я невольно встретилась со своим телом и затосковала о тебе».
Эта книга сродни ожившему архиву, части которого разбросаны от наркопритонов Нью-Йорка до лубянских недр КГБ. Персонажи Улицкой — люди, жадные до жизни, готовые держаться за своих родственников, говорить, помогать и слушать живых и мертвых. Каждый человек в «Лестнице Якова» — носитель той эпохи, в которой он был пойман. Так, одна стареющая героиня уже в конце 1980-х увлекалась «дешевой эзотерикой, посещала подпольные кружки, собрания целителей и магов и намерена была исправить свою карму, которая представлялась ей чем-то конкретным и весомым вроде куска мяса или нового шкафа». В этом незатейливом уходе многих уже постсоветских людей от исторической реальности скрыта не только усталость советского человека от своего времени, но и стремление попасть в то, чем сочится сегодняшний день, даже если это твой последний день.
Издательство
АСТ, «Редакция Елены Шубиной», Москва, 2015
Читать бесплатно