Молодой сибирский генерал Анатолий Пепеляев — воплощенная противоположность образу белого офицера, который создавался советской пропагандой: не пил, не подписывал смертных приговоров, отпускал пленных, не присвоил ни копейки чужих денег, а в эмиграции зарабатывал грузчиком на пристани. В августе 1922-го, оставив было службу ради мирной семейной жизни в Харбине, Пепеляев собирает отряд добровольцев и отправляется поддерживать антибольшевистские восстания в Якутии. Помешать ему пытается еще более удивительный персонаж — полный георгиевский кавалер, анархист и вдохновенный графоман Иван Строд. Героический поход растянулся на всю зиму, два отряда преследовали друг друга в белом безмолвии, пока не сошлись в сражении за крошечное — в пять юрт — селение Сасыл-Сысы.
На титульном листе книги значится «Документальный роман», но «Зимнюю дорогу» вернее было бы назвать документальной балладой (есть ведь в русской литературе прозаическая поэма). Василий Жуковский в «Замке Смальгольм» умещал в анапест: «И топор за седлом/Укреплен двадцатифунтовой». Так и простой, ритмичный язык «Зимней дороги» сочетается с редкой даже для историка дотошностью. Появляясь собственной персоной на первых страницах, Юзефович немедленно уходит в тень и будто бы совсем исчезает из повествования. Здесь нет ни одной вымышленной реплики — вся история похода складывается из мемуаров, дневников, писем и следственных протоколов.
Спокойная интонация постоянно напоминает о реальности описанных событий. Это очень кстати: иначе автора можно было бы обвинить в излишней фантастичности. Когда две стороны сходятся в противостоянии — красные занимают селение, белые осаждают, — малозаметный эпизод Гражданской войны превращается в борхесовский сюжет об укрепленном городе, поданный с размахом «Игры престолов». Мороз под 50 градусов, когда останавливаются механические часы, а влага в выдыхаемом воздухе с тихим треском превращается в лед, — даже автор не удерживается от оценки: «Подходящий фон для вселенской битвы». Одни воины строят укрепления из замерзшего навоза, трупов и конских голов, другие раз за разом атакуют. Обе стороны, в общем, не желают друг другу смерти, но не могут не продолжать сражения.
Юзефович не старается шокировать, но и не утаивает страшных подробностей. Но все же «Зимняя дорога» — не история о жестокости, а скорее трагическая повесть о достойных людях, притом трагическая вдвойне. Сперва Пепеляев и Строд оказались по разные стороны фронта, хотя уважали друг друга и в более подходящих обстоятельствах могли бы стать приятелями. А десятилетие спустя почти одновременно, с разницей в полгода, оба были расстреляны: Пепеляев — за организацию выдуманного заговора, Строд — за то, что по пьяни пригрозил убить Сталина. В новом мире они — в равной степени — оказались не нужны.