7 главных работ Герхарда Рихтера с выставки в Еврейском музее

«Впервые работы Рихтера я увидел, когда был сокуратором галереи Тейт. Это был 1995 год, и к тому времени Рихтер уже получил свое признание — стал одним из главных художников мира. Я тогда подумал, до чего это выдающийся мастер — не из тех, кто продолжает традицию, но в корне меняет ее. С одной стороны, это удивительно сильный живописец, с другой — ему так много есть что сказать о нашем отношении с окружающим миром, реальности, эмоциях и даже музыке.

Меня очень интересовали две темы его работы: с одной стороны, развитие абстракции, с другой — фотографические картины Рихтера, которые всем известны. Герхард говорил, что реальность невозможно познать, но в нашей голове есть образ реальности, и это философское понятие в некотором смысле стало его путеводной звездой — он работал над этой темой всю жизнь. Мы живем в мире, где доминирует медиа: только подумайте, какими мы помним исторические события, например, 9/11. Многие из нас не видели этого, но помнят картинки из медиа — и наша связь с реальностью становится все более сложной и опосредованной».

«Эти картины связаны с самым страшным эпизодом истории XX века. Рихтер смотрел на фотографии лагеря 1944 года — где люди бегут через леса, где происходят ужасные вещи, где мир как будто бы перевернулся. Он задал себе один вопрос: можно ли нарисовать картину по мотивам этих событий? Он взял эти фотографии и создал черно-белые фигуративные рисунки. Но потом понял, что они совершенно не передают смысла того кошмара, который случился. И нарисовал сверху абстрактную композицию. А потом сделал это снова и снова. И форма, которую теперь приняла картина, — это память о Биркенау. Я задал ему вопрос: почему ты сначала попытался нарисовать реалистическую картину? Он мне ответил: чтобы доказать самому себе, что это невозможно. Ни одна картина не может показать реальность Биркенау. Тогда я его спросил, что же означает тот результат, который получился? И он сказал: это беззвучная эмоция. Ни одна картина, ни одна фотография не покажет, что случилось. Это самое близкое из того, что можно сделать, чтобы помнить об этом».

«Он разобрал свою картину на 93 фрагмента, перетасовал их и разложил в новом порядке. Новая композиция показывает то, как работает наша память с прошлым, — она делит его на фрагменты и раскладывает по-новому».

«Не знаю, получится ли у вас понять сразу, но это на самом деле фотографии. Вам кажется, что вы смотрите на настоящие картины, но вы смотрите на самом деле на репродукцию. Зачем было делать это? Рихтер говорит, что есть историческое событие, и на него наслаивается наше восприятие, наша память — уровень за уровнем. В своих работах он двигался от фотографии и репрезентации к абстракции, шаг за шагом. А когда вы смотрите на картины Рихтера, которые он разобрал на части или сфотографировал, и размышляете о них, то заново переосмысливаете его работы — точно так же, как мы сегодня заново осмысливаем события, которые лежат в их основе».

«У Рихтера есть две любимые темы: картины, основанные на фотографиях, и абстрактные работы. Для большинства художников эти направления противоречат друг другу, ты как будто бы не можешь быть всем: либо ты фигуративный художник, либо абстрактный. А Рихтер знаменит тем, что ему удается совместить все и сразу. Он занимается образом — тем, что напоминает реальность, но ей не соответствует. А вот в этой работе он использует свои собственные фотографии, а надо сказать, что он постоянно фотографирует. Если вы присмотритесь повнимательнее, то увидите, как в этих работах под абстрактными пятнами краски скрывается фотография. Обычно фотографии и живопись художники используют отдельно, но здесь происходит что-то новое: они становятся чем-то единым и целым. А лично у меня от этих работ возникают собственные ассоциации: я вспоминаю тот момент, когда чистое ощущение цвета и формы вдруг приобретает значение — как будто мы смотрели на расплывчатые тона и не могли понять, что это. А потом вдруг что-то щелкает в голове, и образ принимает форму. И вы понимаете, что это, например, человек — или стул. В целом вся выставка — об этом моменте».

«Это, как мне кажется, самая прекрасная картина на выставке. Еще один реверанс месту, где все происходит, Еврейскому музею. Аггада — текст, который рассказывает историю еврейского народа, а именно про тот момент, когда евреи покинули Египет. Это случилось так давно, что мы даже не можем представить, как это было в действительности, но теперь у нас есть картина, которая рассказывает об этом. Я помню, как Рихтер однажды сказал мне удивительную вещь. Он атеист, но много думает о вещах, которые невозможно познать, — а что это такое на самом деле, как не вера. И вот он говорит мне, что нужно потерять Бога, чтобы обрести веру. А чтобы писать картины, нужно потерять для себя искусство».

«Все свои знаменитые работы он пишет малярной кистью или валиком, создавая плотную живопись, уровень за уровнем: слои краски как следует проникают друг в друга. А недавно он поступил совершенно наоборот — предоставил краске полную свободу. Вместо масла он выбрал акрил, то есть ту краску, которую непросто удержать на месте, — и позволил ей жить своей жизнью на стекле. А потом зафиксировал результат — покрыл его сверху другим стеклом и тем самым остановил движение краски, как будто бы его заморозил. Он остановил момент и тем самым как будто бы создал фотографию: попытался действовать как камера — как машина, которая не делает суждений, не решает, что рисовать, а просто обладает удивительной способностью останавливать время, когда вы нажимаете на кнопку».

«Это самая ранняя работа из тех, что представлены здесь, — 1957 года. Рихтеру тогда было 15 лет. Он учился в художественной школе в Дрездене, чтобы получить традиционное образование в области живописи. И вот однажды он создал серию этих картин, часть из которых достаточно фигуративна, — видите маленькие человеческие фигурки, луну, ландшафт? Но чем дальше он над ними работает, тем более абстрактными они становятся. Мне кажется удивительным, что в самом начале своей карьеры он уже пытался понять то, чем занимался всю дальнейшую жизнь. Как будто бы он родился с этим размышлением о границе фигуративной живописи и абстракции.

XX век выдался в этом смысле очень скучным: художники либо копировали окружающий мир, либо создавали ему альтернативу, абстракцию. А он вобрал в себя все. А та работа, на которую вы смотрите сейчас, — одновременно и самая ранняя, и самая поздняя. Вы не смотрите на реальные рисунки, но на недавно оцифрованные работы. Это маленькая хитрость, с помощью которой, как я думаю, Рихтер хотел сказать, что вы никогда не смотрите на реальность».