Крупным планом на огромном экране над сценой показывают блины, пирожки, кутью и салаты, водку и вино — в квартире Войницких и Серебряковых Елена Андреевна (Полина Одинцова) готовится к поминкам Верочки. Вера — первая жена ее любовника Александра Серебрякова. У Чехова такой сцены нет: Семен Саксеев (драматургический псевдоним Петра Шерешевского) адаптирует пьесу и не следует в точности сюжетной линии классика, хотя основные ее элементы на месте.
Семья и ближайшие друзья собираются в день похорон, чтобы помянуть Веру, долго мучавшуюся из-за онкологического заболевания. Самые одиозные и приковывающие внимание фигуры за столом — Маша (фантастическая Виктория Верберг) и Ваня Войницкие (Игорь Гордин), двойняшки. Ушедшая Вера — их младшая сестра. Эта деталь — тоже вольность Шерешевского. В пьесе Мария Васильевна приходится дяде Ване матерью, а никак не сестрой-близнецом.
Говорят не только о покойной, но и о науке: Ваня по образованию математик, учился с Гришей Перельманом, но теперь продает помповые насосы. Еще одна тема — литература, ведь Маша в этой трактовке работает школьным учителем. Поэтому за столом постоянно цитируют то Чехова, то Гоголя, то Пушкина. Герои обсуждают фильмы: Серебряков (Игорь Балаев) — известный кинокритик, специалист по румынской «новой волне» и редактор журнала «Искусство кино». Раз за разом тему разговора переводят на Елену Андреевну: все пытаются припомнить ее отчество и сообразить, как она вообще здесь оказалась. Выясняется, что Елена и Александр познакомились в Доме кино на премьере фильма ученицы Марины Разбежкиной Заки Абдрахмановой «Папа умер в субботу».
Все составляющие на месте: Серебряков — мыльный пузырь, Ваня всю жизнь кормит и растит его дочь Соню, ради этого он и променял науку на насосы, Соня безответно влюблена в Астрова и ненавидит Елена Андреевну из ревности и за то, что та так стремительно заняла место ушедшей матери. В спектакле, кстати, это происходит максимально иронично и наглядно: посреди своего тоста на поминках Елена Андреевна вдруг начинает переодеваться и через несколько минут оказывается в белом платье и фате. Похороны стремительно оборачиваются свадьбой.
Шерешевский вольно обходится с хронотопом: время то сжимается, то растягивается, сцены то тягучие, подробные и долгие, то вдруг оказывается, что за несколько минут пролетели месяцы. То же происходит и с пространством: оно то сужается, то открывает свои глубины: кухню, ванную комнату, лестничную клетку. Порой мы заглядываем туда с помощью кинокамер и экрана, на который нон-стоп ведется трансляция, в другой ситуации — стены разъезжаются, и мы видим то, что происходит в скрытых комнатах.
Шерешевский осмысляет киноязык как любимый прием со съемкой и трансляцией, и он становится не только формой, но и содержанием. Во втором акте есть две сцены публичных лекций киноведа Александра Серебрякова. В первой он разбирает ленту «Мертвые не умирают», сравнивая ироничный образ зомби-апокалипсиса Джармуша с трагическим концом света из «Меланхолии» Ларса фон Триера. Единственный выход, который видит критик, — это путь отшельника. Его роль в картине Джармуша исполняет Том Уэйтс. Разгадав уже давно, к чему движется мир, он вышел из системы, и стал сторонним наблюдателем финала. В следующей лекции Серебряков уже будет анализировать сцену из черно-белого фильма, создаваемого на наших глазах: Елена Андреевна изменяет любовнику Серебрякову с соседом Астровым.
Потому его хитросплетенный метатекст начинает анализировать сам себя и теряет самоконтроль. Чеховский вариант попытки убийства Серебрякова выливается здесь в то, что дядя Ваня убивает Александра за идею продажи дачи рода Войницких из того самого «ружья, которое должно выстрелить».
Если Серебряков трактует реальность через доступный ему язык искусства, то Ваня пытается разобраться с ней языком науки. Так к концу спектакля он вспоминает второй закон термодинамики, из которого следует, что любая изолированная система, потерявшая равновесие, движется к энтропии — то есть к хаосу и распаду. Насколько бы на разных языках ни говорили члены этой семьи, сколь много вопросов они друг к другу ни накопили, итог все же один: они как система Серебряковы — Войницкие неукоснительно движутся к тому самому распаду. Поэтому начавшийся поминками по Вере спектакль, закончится поминками по Александру за тем же столом, с которого так и не убирали блины и водку. Кстати, на вечеринку придет и сам покойник с раздробленной головой, потому что, как завещал нам Джим Джармуш, «мертвые не умирают».