— Мы договаривались пообщаться о мюзиклах, но не могу не спросить сначала про балет. На этой неделе в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко у вас премьера — «Стравинский. Куклы. Танцы». Как режиссер вы ставите свои версии «Жар-птицы» и «Петрушки». Почему решили замахнуться на Стравинского?
— Идея сделать балет с куклами, а у нас именно такой, родилась, еще когда мы ставили «Соловья» Стравинского в Большом театре. Мне хотелось, чтобы в первом акте был балет, а во втором опера, но спектакль выходил на Камерной сцене, и стало понятно, что там один прыжок — и все. Поэтому оставили только оперу. Зато концепт, где партнером человека в танце становится кукла, поселился в моей голове. С этой идеей я пришел к своему другу Юре Баранову, генеральному продюсеру MuzArts. Мы с ним когда‑то делали «Габриэль Шанель», также в Большом театре. Он познакомил меня с Максимом Севагиным, художественным руководителем балета в Театре Станиславского. Мы быстро нашли общий язык, и все как‑то закрутилось. И вот уже скоро представим нашу коллаборацию с хореографами Кириллом Радевым («Жар-птица») и Костей Семеновым («Петрушка»). Думаю, это редкий случай, когда по итогу идеально совпали замысел режиссера с идеями хореографов.
— Балетные быстро смирились с тем, что им придется танцевать с куклами?
— Чтобы смириться, нужно с самого начала быть в каком‑то конфликте или отрицании, а тут труппа прекрасная. Все сошлись, начиная с ведущих солистов и заканчивая ребятами из кордебалета, и начали работать. Действительно, у нас есть непростые куски, где кукла партнерствует с балериной. Было довольно забавно наблюдать, как кукольники сначала с ужасом в глазах берут на руки реальную приму, а сейчас уже все быстро: «Раз! Сюда! Так, повернул». Получается интересный симбиоз.
— «Петрушка» и «Жар-птица» — это великие балеты «Русских сезонов». В них осталось что‑то от дягилевского наследия?
— Давайте не забывать, что Дягилев — это все-таки в первую очередь продюсер, поэтому хотелось бы такой же аншлаг, как на «Русских сезонах». А если серьезно, то Дягилеву всегда удавалось совместить талантливых людей в одной истории. Тут то же самое: замечательные хореографы, хоть и очень разные. Художник Виктор Никоненко сделал больших кукол, и они стали полноправными партнерами исполнителей.
— Желаю, чтобы у вас, как когда‑то в Театре Шатле у Дягилева, восторженные зрители ломали оркестровую яму и бежали на сцену.
— Надеюсь, будет как у Дягилева в Шатле, а не так, как в Шатле сейчас. Как раз это будет в тему мюзиклов, о которых мы хотели поговорить. В декабре я с огромным трудом достал в Шатле билеты на новую версию мюзикла «Отверженные». Все подавалось с большой помпой, а по факту я увидел что‑то странное. Как у Булгакова: «Вас обманули, осетрина не бывает второй свежести». Оркестр играл прекрасно, хорошо звучали солисты, но на сцене стояли только две какие‑то фуры в качестве оформления, что смотрелось сомнительно. Особенно было смешно, когда затянули антракт и прозвучало объявление: «Спектакль задерживается, у нас сломалась декорация». Спрашивается: чему ломаться?! С одной стороны, я был сильно разочарован, а с другой — самооценка поднимается. В последнее время я полюбил смотреть плохие заграничные спектакли, потому что в ранние годы в профессии было ощущение, что есть Бродвей, европейские мюзиклы, а ты пытаешься до них дотянуться. Сейчас же осознаешь, что наша команда может работать не хуже, а иногда и посильнее.
— Я помню первые московские мюзиклы — «Метро» и «Норд-Ост». С одной стороны, люди штурмовали театральные кассы, а с другой — постоянно кто‑то через губу заявлял: «Не, ну это не наш жанр, всем быстро надоест». Двадцать с небольшим лет спустя мюзиклы — едва ли не самые продаваемые спектакли в столице. Что привлекает сегодняшнего зрителя?
— На мой взгляд, вопрос, наш это жанр или нет, уже давно нелегитимен. Жизнь доказала, что наш. Где бы вы ни находились: на Бродвее, в Европе или в Москве, — все любят красивые истории, особенно истории любви. Если в постановке есть сюжет, к которому я могу подключиться, все сходится. Не важно, смотрю ли я сложносочиненного «Маяковского» в «Ленкоме» или простой и понятный «Ничего не бойся, я с тобой». И там и там зрителя цепляет история. С другой стороны, мы знаем множество «флопов» — так на бродвейском сленге называют провалы. Например, самое громкое фиаско за последние пятнадцать лет — мюзикл «Спайдермен»«Человек-паук: Выключить темноту» был поставлен при участии группы U2 и считается самым дорогим бродвейским мюзиклом в истории. По слухам, убытки составили 60 млн долларов. . Это была постановка с бюджетом в 75 млн долларов, перестроенным театром, специальной системой полетов, но не очень внятным сюжетом. Народ не понял, и спектакль быстро сошел на нет с огромными финансовыми потерями. Знаете, три великих композитора, три автора американского музыкального театра: Стивен Сондхайм, Леонард Бернстайн и Оскар Хаммерстайн — говорили, что в первую очередь нужна внятная история и когда она есть, все работает.
— Какие сейчас мировые тренды в жанре мюзикла?
— Театр отражает социальные тенденции, поэтому стало больше мультирасовости, но вопрос в том, что это не всегда работает. Я очень люблю фильм «Дневник памяти», наверняка вы его тоже смотрели. Как оказалось, это еще и популярная книжка, и недавно по ней поставили бродвейский мюзикл. Мне безумно хотелось его увидеть, просто поделюсь впечатлениями. Там придумали следующий ход: пожилых главных героев сыграли белая артистка и темнокожий артист, совершенно замечательные, очень талантливые. В молодой паре она была темнокожая, а он белый. И вот сами молодые актеры были послабее, и для меня история не смэтчилась. Не из‑за цвета кожи, а из‑за того, что это очевидно два разных человека. В антракте я пожалел, что трачу время на этот спектакль.
Другая бродвейская тенденция, о которой они сами много говорят, — очень мало оригинальных историй. Под оригинальными историями я подразумеваю, когда с нуля все придумывают, как было с «Метро». В наше время в основном выходят джукбоксы — мюзиклы, основанные на известных песнях, такие как как «Mamma Mia!» на [музыке группы] ABBA или российский «Ничего не бойся, я с тобой» на творчестве группы «Секрет». Либо музыка может быть оригинальной, но сюжет отсылать к известному произведению, как было с тем же «Дневником памяти» или абсолютно потрясшим меня спектаклем «Изгои» («The Outsiders»). Он тоже недавно вышел на Бродвее, а продюсировала его Анджелина Джоли. «Изгои» поставлены по не очень известному у нас роману, а еще был такой ранний фильм у Копполы. Кино нудное, зато спектакль великолепный. Я всем рекомендую посмотреть хотя бы видео. Там есть эпизод драки, когда пацаны бьются и при этом идет дождь. Смотришь на это и думаешь: «Только не заканчивайся, пожалуйста! Пусть будет еще одна сцена, новая песня». Невероятная энергетика, накрывающая с головой.
— Получается, что и в современных мюзиклах, как и в кино, оригинальных историй мало, зато множество переделок известных сюжетов на новый лад?
— Если смотреть глобально, то за большей частью постановок, в том числе и классических, стоит какая‑нибудь книжка или фильм. Взять ту же «Эвиту», там уже была существующая историяМюзикл о жизни жены аргентинского диктатора Хуана Перона Эвы написан на основе биографической книги Мэри Мейн «Эвита. Женщина с хлыстом». . «Чикаго» опирался на газетные статьиАвтор пьесы «Чикаго» Морин Даллас Уоткинс вдохновлялась реальными судебными процессами над двумя женщинами, обвиненными в убийствах. Оба дела активно освещались в американских СМИ 1920-х годов. , «Норд-Ост» — на «Два капитана» Каверина. «Маяковский» основан на его биографии и некоторых произведениях, а «Анна Каренина» — на романе Толстого. Делать истории с нуля сложно, а еще опасно для продюсера. В России поставить большой мюзикл стоит порядка 2,5 млн долларов, в Америке — около 20 млн. Естественно, никто не хочет деньгами рисковать. Мы же с вами говорим и про большой бизнес, а не только про творчество. Впрочем, у нас в стране с этим немного полегче.
— Почему?
— Потому что в России государство довольно активно поддерживает театр: есть дотации. Например, мюзикл «Айсвилль», который мы сделали в санкт-петербургском Театре на Садовой, — чистый эксперимент. Тут театр даже не на сто, а на триста процентов нам доверился. Это очень дорогое представление относительно количества мест в зале. Я бы вряд ли где‑то еще смог сказать: «Ребята, давайте рискнем даже и полумиллионом долларов, а я полабораторствую». На меня бы как на сумасшедшего посмотрели.
— «Айсвилль» — первый мюзикл в России, исполняемый без музыкантов, то есть а капелла. Очевидно, что профессиональное сообщество ваш эксперимент приняло: у постановки шесть номинаций на «Золотую маску». А что насчет зрителя? Люди готовы к подобному зрелищу?
— В данном случае форма диктует, потому что мы взяли очень понятную историю…
— Это же история Снегурочки?
— Я бы сказал, что это Снегурочка, вывернутая наоборот, но зритель понимает, в чем дело. Это ясная для него история, что важно, поскольку содержание доходит в непростом исполнении. По той же причине спектакль короткий, он идет всего полтора часа с одним антрактом. Перерыв нужен не для того, чтобы заработать денег на буфете, а просто акапельное пение плотно ложится на сознание. В какой‑то момент человеку становится тяжело, и мы не хотим никого убить своим искусством. Зритель спектакль принял и ходит на него с огромным удовольствием, билетов практически никогда нет. Надеюсь, в следующем сезоне сделаем трансфер на большую сцену. Работаем над этим, чтобы все желающие смогли посмотреть.
— Вы же еще и виниловую пластинку с «Айсвиллем» недавно выпустили?
— Да, это была абсолютно маньячная мечта. Нашелся инвестор, который просто пришел и сказал: «Мне все очень нравится. Чем помочь?» Мы ответили, что хотим выпустить спектакль на виниле, и на следующий день на счет театра перевели деньги. Сегодня таких людей становится все меньше и меньше, к сожалению.
— Насколько это распространенная практика в России — выпускать мюзикл на виниле?
— Нинасколько. За последние года три это второй винил с российским мюзиклом, был еще «Ничего не бойся, я с тобой». А для государственного театра, кажется, вообще первый случай.
— Мы с вами уже касались трендов в иностранном музыкальном театре, а если говорить про российский? Что происходит у нас?
— У нас есть тенденция, которая мне нравится, но я бы хотел, чтобы она появилась раньше. Думаю, не нужно объяснять, что мы оказались в условиях импортозамещения, поэтому сейчас стало больше собственного продукта. У меня самого был весьма яркий эпизод с мюзиклом «Франкенштейн». Мы купили права для спектакля в Санкт-Петербурге, сделали декорации, сшили костюмы, но в марте 2022-го получили письмо о том, что права отзывают. Директор уже был готов поставить все на стоп и потерять деньги, но я сдаваться не привык, взял недельку на подумать и пришел с решением. В итоге написал новое либретто, а композитор Роман Игнатьев — оригинальную музыку. Книга была издана еще в XIX веке, права на нее получать не нужно, а мы сделали оригинальный спектакль. Жалко только, что, пока петух не клюнул во все места, своих интересных продуктов было не так много. А ведь они могли бы развиваться одновременно с привозными. У нас же и наработка была. Тот же «Норд-Ост» я считаю великим, абсолютным прорывом в своем жанре. Даже сейчас, когда смотришь его, понимаешь, какая это шикарная история. Сегодня мы производим больше своего продукта. Безусловно, далеко не каждый спектакль хорош, но мы двигаемся через тернии к звездам.
— Какие из мюзиклов, идущих прямо сейчас в России, вы бы назвали самыми классными?
— «Маяковский», конечно…
— Правильно, как не похвалить самого себя…
— Дело не в том, что я хочу хвалить себя, просто мы взяли, как казалось, изначально неподъемную тему. Потом мы работали с Бастой, Васей Вакуленко, и мне все говорили, что ему это будет неинтересно и никто на такое не пойдет. И так далее и тому подобное, проблем было много. Но все в итоге получилось с точностью до наоборот, и Вася включился, все срослось.
Вторым спектаклем я бы назвал «Анну Каренину», хотя не считаю себя ее фанатом, о чем знает и директор Театра оперетты Владимир Исидорович Тартаковский. У нас очень честные отношения. Это абсолютная продюсерская победа. «Анна Каренина» восемь лет идет на аншлагах, а еще это единственный российский спектакль, который был перенесен на сцену в других странах. Корейцы сняли отдельную видеоверсию, а в Китае она сначала шла на китайском, но в прошлом году был сделан тур с постановкой на русском. Так что это успех и четкое понимание, что нужно зрителю.
— Что еще, кроме Карениной?
— «Декабристы» Кирилла Савельевича Стрежнева в Свердловском театре музыкальной комедии. Это история бунта, вроде не развлекательная, сложная, но классная, вкусная и интересная. Опять же, мне лично что‑то может не очень нравиться, и с «Ничего не бойся, я с тобой» я ушел в антракте, говорю честно. Но победителей не судят. Тут два года проката, миллионы проданных билетов, и никто, включая создателей, не ожидал, что постановка окажется настолько успешной.
— Кстати, а почему, на ваш взгляд, именно этот мюзикл настолько попал в зрителя?
— Знаете, золотой век Голливуда пришелся на Великую депрессию. Не случись кризис, возможно, и не было бы огромного количества картин, что стали великими образцами музыкального жанра. Те же наши «Кубанские казаки», «Цирк» и «Весна» также связаны с определенными историческими событиями в жизни страны.
Есть даже такой термин — feel good show. «Ничего не бойся, я с тобой» в России таким и стал.
— Я не открою Америку, если скажу, что немалая часть зрителей на мюзиклы все же смотрит немного свысока: ну вот они там танцуют и поют в ярких костюмах и на серьезное искусство не претендуют. Чем парируете?
— Процитирую Олега Павловича Табакова: «веселеньким делом занимаемся». Да, мюзикл должен быть легким, но не легковесным. Он действительно выглядит солнечно и радостно, а при этом может рассказывать о приходе к власти фашистов. В данном случае я говорю про «Кабаре». К слову, чтобы ощущения легкости добиться, приходится много и сложно репетировать. Артисты пашут, хрипят и рвут связки, чтобы в итоге получилось то представление, за которое зритель захочет заплатить условные 10 тыс. за билет. Да и отношение у актеров вполне серьезное. Не хочу забегать вперед и называть имя, просто скажу, что сейчас мы репетируем с одним очень известным актером, руководителем успешного театра, легкую музыкальную историю. Уже десять репетиций у нас худрук поет и танцует, вызывая мое полное восхищение. Он относится к этой постановке не как к развлечению, а постоянно задается вопросами, что герой делает, зачем и как.
— Последний вопрос. На мюзиклы сегодня ходят, и довольно активно, но есть люди, плохо знакомые с этой сценой. Вот они думают: «Окей, я тоже попробую». С чего стоит начинать? Что посмотреть или послушать онлайн и офлайн?
— В сети на разрешенных и не очень ресурсах еще с пандемии осталось много всего, что можно и стоит найти. Я бы советовал начинать с условной классики вроде «Призрака оперы» или «Иисус Христос — суперзвезда», чего‑то подобного. Если же говорить о том, что смотреть вживую, то тут от зрителя сильно зависит. Совсем развлекательная постановка может отпугнуть вдумчивого человека, поэтому нужно внимательно выбирать и обязательно читать аннотацию. У меня самого есть спектакль «Питер Пэн», и это очень непростая история. Важно отметить, что он был поставлен не на злобу дня, мы его выпустили в 2018-м. Там была идея, что мальчики, оказавшиеся на острове, — это пропавшие на войне солдаты, те молодые люди, что ушли и не вернулись. Мы большими буквами пишем, что это спектакль 8+, и не надо приводить дошкольников, они ничего не поймут, им будет страшно. Такие случаи, увы, были. «Айсвилль» мы тоже специально не назвали «Снегурочкой», чтобы обойтись без прямых ассоциаций с пьесой Островского и ложных ожиданий. Может, это и банально звучит, но я всегда призываю читать аннотацию к постановке, на которую вы собираетесь. Тогда будет гораздо меньше разочарований и недопонимания.
Генеральный партнер фестиваля-конкурса «Золотая маска» — «Сбер».
