Каково это — неделю общаться только гифками и эмодзи

Все очень просто. Если кто-то звонит, сбрасываю, посылаю шаблон с текстом: «Не могу говорить. Напишите мне». Переписываться можно только стикерами, гифками, смайликами и эмодзи. В моем распоряжении: кот Пушин, медведь Рилаккума, злая устрица, пукающий единорог и еще некоторое количество проверенных временем героев фейсбука. Кроме того, неограниченное число гифок из интернета на все случаи жизни; в мессенджер по умолчанию встроена гиф-клавиатура с поиском по тегам. Ну и на крайний случай — эмодзи-клавиатура в телефоне.

Контактировать мне предстоит с друзьями, редакцией и представителями театрального мира, то есть в меру безответственными людьми с богатой фантазией и чувством юмора. По крайней мере, я на это надеюсь.

Эмодзи, наравне с хентай и якудза, изобретение японцев. По запросу «GIF» «Гугл» выдает несколько бездонных англоязычных каталогов движущихся картинок и соответствующий порнопаблик «ВКонтакте». Из статьи The New York Times выясняю, что формат GIF старше меня на два месяца, а его создатель Стив Уилхайт настаивает на произношении «джиф». Впрочем, на сайте «Как-на-самом-деле-произносится-гиф» утверждают обратное.

Добавил в закладки страничку с набором эмодзи, приглянувшуюся коллекцию текстовых смайлов и поисковик по гифкам. Загрузил несколько новых наборов стикеров для мессенджера и «Телеграма». Жена убеждена, что я просто отлыниваю от работы.

Август для театральной общественности — время отпусков, день прошел в относительной тишине. Запросил у одного из организаторов фестиваля «Любимовка» отобранные пьесы. Отправляю в «Мессенджере» два стикера: с грузовым корабликом «Ship it!» и грустной выдрой, заглядывающей в пустой почтовый ящик.

Еще договариваюсь об интервью с новым директором Центра драматургии и режиссуры Владимиром Панковым — он готов встречаться. И нет чтобы предложить конкретное время и место, чтобы я мог просто отправить большой палец, — в сообщении предлагается выбор: «Завтра после 18.00, послезавтра утром или вечером». Нужно ответить: «Предпочтительно завтра, скажите только где».

Открываю в гиф-клавиатуре поиск, набираю «Tomorrow». Отбрасываю кокетничающих голливудских героинь, выбираю комиксообразную реплику «Letʼs do it tomorrow». И следом какого-то диснеевского пса, вопрошающего: «Where? Where?» Надеюсь, мой ночной собеседник владеет английским языком и не слишком требователен к правилам тона деловой корреспонденции.

Тут надо сказать, что находящаяся на другом конце провода директор студии Soundrama Ника Гаркалина — человек, с которым я не то чтобы каждый день веду игривую переписку. Нам вообще прежде не доводилось общаться. В ответ получаю гиф с космическим кораблем, стреляющим цветными лучами. И пояснение: «Сокол или Поварская». На предложение списаться завтра шлю дежурный лайк.

От драматурга Казачкова, которому я ночью отправил выдру, получаю победную ссылку на скачивание архива со всеми пьесами. В ленте тем временем American Theatre Magazine вывешивает карикатуру про эмодзи: Годо из небезызвестной пьесы отправляет Владимиру и Эстрагону сообщение «Опаздываю! Хмурый смайл, подмигивающий смайл».

Нужно обсудить рабочую встречу с режиссером. Отправляю гиф с игуаной на кресле-качалке в знак нетерпения. В ответ, — аллилуйя, — место и время. Шлю серию стикеров, обозначающих торопливость, выезжаю; по прибытии отправляю гиф с веселой девушкой: «Iʼm here!». Все ответы получаю тоже гифами, сообщающими, что на домофоне нужно нажать цифру два.

Собственно, вот наблюдение номер один: рабочая переписка глупыми картинками не только возможна, но и поднимает настроение собеседнику. Который — и это наблюдение номер два — с готовностью принимается слать стикеры и гифки в ответ.

Однако вечером все пошло не так. Нужно было решить очень простой вопрос с фотографиями для готовящейся книги о театральном продюсировании. Дизайнер попросила меня раздобыть цветные фото импресарио Федора Елютина (продюсера «Remote Moscow» и «Копов в огне») на фоне красного занавеса. Перебираю все возможные гифки по тегам theatre, colored, making photo, curtain — все не то. Пытаюсь отыскать среди стикеров и эмодзи хоть что-нибудь, что помогло бы меня понять. Через сорок минут пыхтения отправляю продюсеру три эмодзи: фотоаппарат, цилиндр и радугу. И следом — шевелящегося Дэвида Линча. Не знаю, что про меня подумали, ответа нет до сих пор.

На вопрос подруги, гуляем ли мы сегодня с женой Сашей и младенцем, отправляю два эмодзи-циферблата — 15.00 и 20.00, — и разнообразные стикеры с птицами. В ответ приходит сообщение: «С трех до восьми вы будете в Сокольниках?» Да!

Тем временем на сообщения в WhatsApp и Viber приходится отвечать скучно или странно. В первом случае — стандартными эмодзи, во втором — стикерами в эстетике ранних выпусков журнала Cool.

Получаю в WhatsApp вопрос по поводу проекта сбора средств на спектакль: «Кто это столько положил?» Видимо, кто-то положил много денег. Я не знаю кто. Откуда мне знать. В наборе эмодзи есть пчела, баклажан, дискета и флаг Словении, но нет значка «Не знаю». От безысходности посылаю панду и серию беспредметных изображений, вследствие чего безропотно терплю обвинения в алкоголизме.

По пути на «Ламбада-маркет» пытаюсь договориться о встрече с другом. Машинка, стрелочки вперед, домики и фонтан — это значит, еду в центр. Красный шарик и знак весов — «Красный Октябрь». Тишина. Ладно, пусть будет «Парк Горького». Звучит композиция Лало Шифрина «Миссия невыполнима», и у меня новая проблема: Максим Горький не имеет визуальных эквивалентов. Наверняка в «Телеграме» существуют стикеры с писателем, но непонятно, как их отыскать. Растерянных псов, эмоции Дарвина, Леонида Якубовича и прочие вирусы я подцепил в чатах от знакомых. Но обозначений вкусов, запахов и цветов — ни в элементарных наборах эмодзи, ни в шизофренических коллекциях «Телеграма» нет.

Вообще, «Телеграм» за все эти дни пока не пригодился ни разу, и вряд ли пригодится. Сообщить что-нибудь дельное при помощи физиономий Кхала Дрого, Бориса Ельцина и майора Дукалиса решительно не выходит. С одним только безоговорочным преимуществом: в мир «Телеграма» включен российский культурный код — чего не сказать о гиф-клавиатурах, контент которых состоит почти полностью из фрагментов англоязычных фильмов, мультфильмов, сериалов, ютьюб-мемов и телепередач.

Корректорам и фоторедакторам «Афиши» я отправляю готовые тексты, сопровождая письма не словесными комментариями, но затейливыми смайликами. Понятия не имею, какие обо мне делают выводы, но вопросов такой стиль рабочей переписки пока не вызывает. Более того, фоторедактор Анна ответила достойно: ฅ^•ﻌ•^ฅ.

Остро переживаю недостаточность вариантов комментирования. Изредка оставляю затаившуюся устрицу на обочинах пламенных полемик об Олимпиаде, панкейках и новом министре образования. Главное достижение — участие во флешмобе про первые семь работ.

На помощь пришел один из комплектов эмодзи: я час их выбирал, копировал и вставлял в пост. Но не тут-то было. Опубликованный результат по версии моего телефона HTC — совсем не таков, каким я его вижу на экране ноутбука Apple. Два символа из пяти заменены бесхарактерными клеточками.

Дело в том, что эмодзи у каждой операционной системы живут собственной жизнью. Если у собеседника не такое же устройство, как у вас, то какие-то символы могут не отображаться вовсе, а некоторые могут спровоцировать эмоции, противоположные предполагаемым. Например, радующийся колобок, отправленный с телефона марки Samsung, превращается в колобка раздосадованного, если у получателя айфон.

В ходе рабочей переписки по почте обнаружилось вопиющее отсутствие на эмодзи-клавиатуре значков, заменяющих слова «спасибо» и «пожалуйста». В качестве первого в принципе подходит большой палец, а в качестве второго сплошь и рядом население применяет значок со сложенными в молитвенном жесте ладонями. Таким образом, мне пришлось умолять меня аккредитовать на премьеру в Театр на Малой Бронной.

Наблюдаю перемены в собственном поведении. Совершая в банке финансовую процедуру, в общении с операционистом обхожусь молчаливыми кивками головы. Подходит человек на улице, просит денег — вместо невнятного ворчания делаю так: ¯ _(ツ)_/¯. А пунктуально доставившему товар курьеру просто кланяюсь, как всякий порядочный японец.

На данный момент я столкнулся в интернете только с одной ситуацией, действительно требующей человеческих слов. Ушел из жизни близкий человек моего хорошего знакомого. Не существует ни одной гифки, ни одного анимированного стикера, ни одного значка, способного выразить сопереживание и соболезнование. Впрочем, под вестью о смерти многим кажется вполне естественным запостить гифку с горящей свечкой, значок креста или те самые сложенные в мольбе ладони. Не знаю, хорошо это или плохо; но именно здесь проходит граница этики использования графики в текстовом сообщении.

У младенца в распоряжении имеется игрушка по имени Старый лев. Поэтому в качестве колыбельной мы исполняем композицию «Старый лев» на манер «Старого клена»:

Старый лев, старый лев,
Старый лев стучит в окно,
Приглашая нас с тобою на прогулку.

Чтобы представить, как будет выглядеть караоке будущего, пытаюсь заменить все слова из песни значками. Выходит чудовищно.

Дорогой дневник!

Я благодарен тебе за возможность заглянуть в будущее. И увидеть, как эпистолярный жанр дорожает, приобретая одновременно свойства антиквариата и тайного знания. Да, глобализация культуры и иероглифизация языка на наших глазах изменили мир. Оксфордский словарь развеял все сомнения о конце гуттенберговской эпохи, объявив словом года значок эмодзи. Но в то же время стали очевидны границы этого повсеместного фестиваля дадаизма. Они находятся в личном, в интимном, в секретном.

Даже если через десять лет, дорогой дневник, все мы будем общаться только смайликами и значками, успешно преодолевая барьеры в разговорах с китайскими продавцами Ali Express, в интервью с французскими режиссерами и нигерийских письмах счастья, составленных из первосортных гифок, а через пятьдесят мы сможем проапгрейдить наш мозг настолько, что Земля станет планетой телепатов, я не удержусь от возможности написать несколько слов хотя бы на стенке лифта.