Еще до того, как офицер британской военно-морской разведки и по совместительству журналист-международник Ян Ланкастер Флеминг прославился как создатель Джеймса Бонда, его имя было неплохо известно среди серьезных собирателей-библиофилов по всему миру. И хотя флеминговское собрание не превышало 2000 томов, подобраны они были с невероятным тщанием, так что во время войны по причине уникальности его приняли на хранение в Оксфорд. В библиотеке Флеминга соседствовали оригинальные издания таких сочинений, как «Критика чистого разума» Канта и «Теория и практика розыгрыша в бридже» Кальберстона, «Введение в анализ бесконечно малых» Эйлера и «Скаутинг для мальчиков» Баден-Пауэлла, «Послание о развитии яйца млекопитающих и человека» фон Бэра и труды Маркса и Ленина — Флеминг пояснял, что собирает только те книги, которые совершили переворот в той или иной области.
Следуя этой логике, он мог с полным на то основанием поместить в коллекцию и экземпляр собственного дебютного романа «Казино „Рояль“», увидевшего свет в апреле 1953 года.
Роман был закончен за год до того, но до поры до времени существовал в единственном машинописном экземпляре (к слову, пишущую машинку, на которой он был отпечатан, впоследствии продали на аукционе Christie’s после ожесточенных торгов за пятьдесят тысяч фунтов; случайно или нет, машинка была фирмы Royale). Впрочем, Флеминг был не слишком озабочен вопросами публикации: «Эта сторона дела не беспокоила меня так, как можно было ожидать. Относительно „Казино ‚Рояль‘“ я был в некоторой растерянности и вполне могло случиться, что роман так и провалялся бы на полке невостребованным. <…> Я предполагал, что если смогу написать еще и другую вещь, то представлю в издательство и ту, и эту».
Ричард Гант в своем эссе «Человек с золотым пером» рассказывает (не очень понятно, с чьих слов, но вполне достоверно и убедительно) о дружеском обеде Флеминга с Уилльямом Пломером — поэтом, автором нескольких либретто для Бенджамина Бриттена, а также литературным редактором. Как обычно, они разговаривали в основном о библиографических редкостях, как вдруг Флеминг спросил: «А как бы вы описали процесс выхода табачного дыма из женщины?» Пломер насторожился: «Что вы имеете в виду?» — «Ну, — нарочито беззаботно продолжил Флеминг, — просто мне кажется, что нет подходящего слова для этого. Вот женщина затягивается, сигаретой, набирает полные легкие дыма — это понятно, это легко описать. А вот как быть с обратным процессом? Нельзя сказать „выдыхает“, это какой‑то медицинский термин. А „выдувает“ — слишком похоже на пантомиму. Как бы вы это изобразили?» «Э-э-э, да вы написали книгу!» — Пломер все понял и предложил почитать рукопись. И хотя сам Пломер посчитал, что в «Казинь „Рояль“» «напрочь отсутствует хоть какая‑нибудь интрига», он порекомендовал его издателю Джонатану Кейпу, у которого к тому же уже издавался брат Флеминга, Питер. В результате роман был выпущен в твердом переплете (блистательно предвосхитившую грядущие изыски соц-арта обложку, на которой слились в экстазе элементы советской геральдики и карточные масти, Флеминг оформил собственноручно) и первый тираж, составивший 4728 экземпляров, разошелся за несколько недель. Роман одобрили Сомерсет Моэм (не давший, впрочем, разрешения использовать свой отзыв в рекламных целях) и Реймонд Чандлер, да и пресса была настроена весьма благожелательно: даже в высоколобом и пристрастном литературном приложении к The Times «Казино „Рояль“» назвали «захватывающей и в высшей степени цивилизованной книгой» и обнаружили в ней «особый шарм» и «высокую поэзию игорных столов» (годы спустя на тех же страницах Филип Ларкин объявит Бонда «последним байроническим героем»).
За океаном критики не скупились на восторги (в рецензии Time, например, предположили, что Бонд мог бы быть младшим братом Филипа Марлоу, частного сыщика из романов Реймонда Чандлера, уже тогда считавшихся классикой нуара), но американские читатели раскусили агента 007 не сразу: за год было продано столько же книжек, сколько на родине героя за месяц. А когда дело дошло до переиздания в мягкой обложке, роман переименовали в «Вы об этом спрашивали» (Флеминг предлагал не слишком, честно говоря, искрометные варианты «Двойной агент» и «Смертельная игра»), да вдобавок Джеймс Бонд был фамильярно переименован в Джимми. Зато именно в Америке агент 007 впервые стал героем комиксов (начали как раз с «Казино „Рояль“») и появился на экране, правда, телевизионном: в 1954 году Флеминг за тысячу долларов переработал «Казино „Рояль“» в часовой эпизод сериала Climax! Главным достоинством этой не самой увлекательной на свете постановки оказалось то, что самым первым противником Бонда в истории движущихся изображений стал грандиозный Питер Лорре. Собственно же Бонд (Барри Нельсон) не только отзывался на пресловутое «Джимми», но и служил вовсе не Ее Величеству, а неким неназываемым впрямую, но абсолютно точно американским секретным ведомствам, а во вступительном слове ведущему сериала Уилльяму Ландигану пришлось объяснять не особо просвещенным в этой области соотечественникам правила игры в баккара.
Но даже в таком виде из всех фильмов с названием «Казино „Рояль“» эта телепьеса в трех актах остается наиболее близкой к первоисточнику. В 1967 году, воспользовавшись оказавшимися в его распоряжении правами на киноверсию, продюсер Чарлз Фелдман снял вроде бы пародийную, но на самом деле предельно странную и местами просто дискомфортную шпионскую буффонаду. Для этого ему понадобились целых пять режиссеров в диапазоне от Джона Хьюстона до Вэла Геста, под чьим то коллективным, то поврозь присмотром на экране валяли дурака Дэвид Нивен, Питер Селлерс, Вуди Аллен, Уилльям Холден, первая девушка Бонда Урсула Андресс, Орсон Уэллс, а также мелькнувшие мимолетными камео Жан-Поль Бельмондо, Жаклин Биссе и Питер О’Тул. Назвать это шапито-шоу экранизацией вряд ли возможно. Как, впрочем, и фильм Мартина Кэмпбелла с Дэниелом Крейгом
Джеймс Бонд Дэниела Крейга в фильме «Казино „Рояль“», 2006 год. © Columbia Pictures, первое за почти полвека «Казино „Рояль“» в рамках «официальной» бондианы. Несмотря на то, что с экрана звучат знакомые имена, да и иные сюжетные линии под дигитальной плотью спецэффектов вполне прощупываются, к Флемингу это произведение имеет отношение весьма приблизительное. Агент 007 не только обрел очередное новое лицо, его бесповоротно и вполне сознательно лишили многого из того, что, собственно, и делало Бонда Бондом. Таким, каким его неприязненно, но точно описывал Джон ле Карре: «Это герой общества потребления, человек, который окружает себя приятными вещами — спортивными машинами, дорогими женщинами, золотыми зажигалками… Всем тем, что заменяет ему эмоции и любовь».
За «Казино „Рояль“» последует «Живи и дай умереть другим», а за ним «Лунный гонщик», а за ним «Бриллианты навсегда», «Из России с любовью», «Доктор Ноу», романы о Бонде будут появляться ежегодно накануне пасхальных каникул, а тиражи исчисляться десятками миллионов. Книги Флеминга станут любимым чтением широких масс и фаворитами элиты: без ума от агента 007 были, например, члены семейства Кеннеди. Дж.Ф.К. поставил «Из России с любовью» на девятое место в списке своих любимейших в жизни книг; ее же Жаклин подарила Аллену Даллесу (с комментарием, что она «может помочь мистеру Даллесу по работе»), что стало для экс-директора ЦРУ и Флеминга поводом для «начала великолепной (пусть в основном и эпистолярной) дружбы».
А если при этом вспомнить вдобавок, что книги Флеминга занимали почетное место и в личной библиотеке Мэрилин Монро… В общем, как абсолютно справедливо заметила Майя Иосифовна Туровская, еще в 1971 году посвятившая образу Бонда целую главу в своих «Героях «безгеройного времени»», «на Западе его знают все, хотя это не космонавт, не центр нападения, не лауреат Нобелевской премии, не премьер-министр».
Дискуссии о том, можно ли считать Яна Флеминга «хорошим писателем», продолжаются в той или иной форме по сей день. Но как бы там ни было, навряд ли совсем уж не стоящему разговора литератору посвятил бы внушительных размеров статью Умберто Эко («Нарративная структура романов Флеминга»), а в некрологе, переданном Би-би-си после смерти Флеминга в 1964 году, его сравнивали бы со Стивенсоном («ему удалось предложить нам нечто более аллегорическое, чем «Остров сокровищ» и «Похищенный», нечто, что сближает романы о Бонде по значительности с таким шедевром, как «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»). Несмотря на немалое число недоброжелателей среди литературных критиков, «бумажный» Бонд в большинстве своем собирал очень достойные отзывы, и даже по нашу сторону «железного занавеса», где Бонд (до появления Джона Рэмбо) был самым ненавистным и раздражающим жупелом, для литературной основы «реакционных антисоветских киноподелок» могло при случае найтись доброе слово: «Романы Флеминга не только украшены модными именами от Пикассо до Юрия Гагарина и модными проблемами, включая аллергию, гипнопедию, золотой запас, геральдику, мистический культ вуду — таинственную языческую секту Гаити — и многое другое, они содержат множество полезных сведений, дающих пищу читательскому любопытству» (Майя Туровская). Сам же Флеминг, касаясь литературы и своего в ней места, неизменно (как и полагается истинному библиофилу) демонстрировал вкус, сдержанность и здравый смысл. Рассуждая о формуле идеального триллера в интервью журналу Queen, он сообщил, что выводит ее из «смеси Толстого, Сименона и Кестлера… со щепоткой Флеминга».
«Казино „Рояль“» совершенно точно не лучший роман Флеминга. Со временем автор, подобно профессиональному гольфисту, набьет руку и разовьет глазомер, чтобы в конце концов выйти на уровень «Из России с любовью» или «Голдфингера», разбить читательские сердца финалом «На тайной службе Ее Величества» или удивить всех «Шпионом, который меня любил», написанным от первого (да вдобавок еще и женского) лица. Но самое первое задание смуглого, атлетически сложенного мужчины с бледно-голубыми глазами, вертикальным шрамом на правой щеке и лицензией на убийство так и останется до скончания времен единственным и неповторимым.
«Зазвонил телефон. Бонд снял трубку. На проводе было „звено“, офицер наружной связи, единственный человек в Лондоне, с которым разрешалось связываться по телефону из‑за границы при крайней необходимости.
— 007 у телефона. Говорю по открытой линии. Срочная информация. Вы меня слышите? Немедленно передайте: „3030 была двойным агентом, работающим на красных“. Да, черт возьми, я сказал „была“. Она сдохла».