«Мальчишки из „Никеля“», «Эклиптика», «Честь»: три новых романа, которые стоит прочитать

Элвуд Кертис — афроамериканский подросток 60-х годов: он растет в Таллахасси, слушает Мартина Лютера Кинга и даже ходит на акции протеста. За успехи в учебе учитель, участник движения за гражданские права, рекомендует его для бесплатного обучения в колледже. Элвуд добирается туда автостопом, но случайно садится к угонщику. Их останавливает полиция, и вместо колледжа Элвуд отправляется в исправительную школу «Никель». Там он встречает расчетливого и умного Тернера, который учит Элвуда не отсвечивать и выполнять все установленные правила. Элвуд пытается решить все по закону, рационально подойти к иррациональной ситуации, когда за любую мелкую провинность тебя могут забрать ночью в сарай, который не без иронии называют Белым домом, и высечь Черной красавицей — трехфутовой плетью с зазубриной на конце. А то и вовсе отвести на задворки, подвесить между деревьев и забить до смерти. С задворок не возвращаются, это знает каждый воспитанник; сбежать из школы не смог никто. И теперь Элвуд должен не просто отсидеть свой срок — а дожить до его завершения.

Прототипом школы «Никель» стала печально известная школа Артура Дж.Дозье — специализированное учреждение для трудных подростков и проблемных детей, расположенное в городе Марианна, штат Флорида, и закрытое в 2011 году. Три года спустя на ее территории было найдено массовое захоронение — многие тела со следами насильственной смерти. За более чем столетнюю историю школа Дозье приобрела репутацию адского места из‑за жестокого обращения с детьми.

«Мы много раз сообщали властям штата Флорида, что тел гораздо больше, — отметил Брайант Миддлтон, бывший воспитанник школы Дозье, оказавшийся там в 1959 году. На протяжении многих лет Миддлтон собирает информацию о жертвах школы и публикует ее на созданном им же сайте. — У нас есть имена 130 мальчиков, которые погибли в школе или пропали без вести. Их тела до сих пор не найдены».

«Мальчишки из „Никеля“» были впервые опубликованы в 2019 году и сразу стали абсолютным бестселлером, собрав множество наград и получив титул «романа десятилетия» от журнала Time. Для Уайтхеда это не первая остросоциальная работа: в 2017 году он уже становился лауреатом Пулитцеровской премии за роман «Подземная железная дорога», описывающий ужасы рабовладельческого юга Америки XIX века. В «Мальчишках из „Никеля“» он использует те же приемы: документальная точность и лаконичный безэмоциональный язык, который лишь подчеркивает кошмар происходящего.

«Я не хотел об этом писать, но чувствовал, что должен, — говорит Уайтхед в интервью NPR. — Понимаете, если существует одно такое место, значит, есть и множество подобных. Исправительные школы, приюты. Кое‑кто в Канаде рассказывал о тамошних интернатах, куда забирали детей у представителей коренных народов. Там они должны были изучать культуру белых, и с ними обращались столь же жестоко. Мне показалось, что кто‑то должен рассказать эту историю».

И он рассказал. Уайтхед не морализирует и не осуждает, он лишь показывает — и увиденное врезается в память надолго.

На острове неподалеку от Стамбула есть тайное прибежище для известных живописцев, архитекторов, писателей и музыкантов. Сюда приезжают за утраченным вдохновением, тишиной и покоем — только по рекомендации и после отречения от всего, что связывало тебя с остальным миром. Шотландская художница Элспет Конрой живет на острове уже много лет и ночами напролет экспериментирует с пигментами в поисках идеальной краски для своего будущего шедевра. Дело не движется, вдохновение не приходит, и Элспет проводит вечера с такими же разочаровавшимися в себе творцами в надежде, что когда‑нибудь она сможет написать еще хоть что‑то стоящее. Привычный уклад жизни на острове нарушает появление нового постояльца — семнадцатилетнего Фуллертона. Элспет видит, что он не в себе: его мучают кошмары, он бродит во сне и явно находится на грани нервного срыва. Она хочет ему помочь, но для этого надо выяснить, почему он сбежал из Англии и над чем работает у себя в мастерской. Да и в целом на острове все совсем не так, как кажется на первый, второй и даже третий взгляд.

Попутно мы постепенно узнаем предысторию: как Элспет стала художницей, как обрела первую известность, потеряла первую любовь и мучилась от отсутствия вдохновения и невозможности написать хоть что‑то, по ее мнению, стоящее. По сути, перед нами исследование творческого процесса, история пути от неуверенного новичка до востребованного профи, боящегося, что его лучшие дни и работы остались позади.

Выбор места действия не случаен: после негромкого, но все же успеха первого романа Вуду предложили творческую резиденцию в Турции, на Принцевых островах. Проработал он там всего три месяца: вскоре умер его дедушка, затем дедушка его жены, и Вуду пришлось вернуться в Великобританию. «У меня был творческий кризис, я будто был оторван от мира и не знал, возвращаться ли домой, но внезапно появилась первая строка „Эклиптики“. <…> Я пытался понять, откуда возникают творческие способности. И как бы мы ни изучали этот вопрос, я не думаю, что когда‑нибудь мы сможем сказать: да, вот именно таким образом можно сочинить симфонию не хуже Моцарта».

И каждый творческий человек хотя бы раз задавался вопросом: как сложилась бы моя жизнь, будь у меня нормальная профессия? Или же искусство все равно поглотит тебя и выплюнет кости, как сделало с Фуллертоном? Творчество плохо уживается с счастьем. Ты либо отказываешься от него и страдаешь от невозможности реализовать свой потенциал, либо позволяешь искусству сожрать тебя целиком. Оба варианта не сказать чтобы очень хороши.

Американская журналистка индийского происхождения Смита Агарвал летит в Индию, чтобы помочь коллеге, оказавшейся в больнице из‑за перелома бедра. Коллега работает над историей о молодой вдове Мине Мустафе, чьи братья убили ее мужа-мусульманина, а ее саму пытались сжечь заживо. Вдова подала на братьев в суд, что стало беспрецедентным поступком — до того никто не судился из‑за убийств чести. Коллега умоляет Смиту поехать в отдаленную деревню и взять у Мины интервью перед судом, а также опросить соседей, братьев и деревенского голову, который принял непосредственное участие в убийстве.

Много лет назад семья Смиты уехала из Индии, чтобы никогда не возвращаться. И Смите меньше всего хочется снова сталкиваться с жестокостью и дискриминацией. Но она все же идет коллеге навстречу и отправляется в путь в компании симпатичного и обеспеченного Мохана, которому приходится играть роль ее супруга — иначе с женщиной никто даже не станет говорить.

Отношения между индуистами и мусульманами волновали еще Ганди. Он не только стал идейным вождем Индийского национального конгресса, но и развернул кампанию религиозного примирения индуистов, мусульман и христиан страны во имя единой и свободной Индии. Несмотря на его усилия, в 1947–1948 годы произошло кровавое разделение Британской Индии на независимые Индию и Пакистан.

Сегодня мусульман по-прежнему дискриминируют при организации и ведении бизнеса, устройстве на работу и поступлении в учебные заведения. Межконфессиональные конфликты провоцируют и власти. К примеру, в семидесятые Молодежный конгресс инициировал кампанию массовой стерилизации населения, затронувшую главным образом бедные районы, населенные в основном мусульманами. А в 2021 году поправки к закону «О свободе религии» фактически запретили межконфессиональные браки, установив уголовную ответственность за «насильственное обращение» индуистов в другую веру.

В 2020-м, после принятия нового закона о гражданстве, который предусматривает упрощение натурализации для немусульманских иммигрантов из соседних стран, начались массовые акции протеста против дискриминации мусульман. За ними последовали столкновения с индуистами, громившими мечети, дома и предприятия. Всего погибли более 50 человек, в том числе 85-летняя женщина, которая была сожжена заживо в своем доме, в то время как толпа снаружи пела индуистские гимны.

Трити Умригар родилась в Мумбаи и видела бедность, хоть сама выросла в довольно обеспеченной семье и, будучи подростком, стеснялась своего привилегированного положения и восхищалась женщиной, работавшей на ее семью. В двадцать один год Умригар переехала в Соединенные Штаты, где стала работать журналисткой.

Умригар уделяет много внимания развитию отношений главной героини и ее спутника Мохана, а также истории любви Мины и ее мужа-мусульманина. Но «Честь» — это не сладкая романтическая повесть. «Я рассказываю две истории любви, и, возможно, „Честь“ немного отличается [от романов, написанных ранее], — говорит Умригар в интервью LA Times. — Но я продолжаю писать о проблемах, которые продолжают меня волновать — о власти и неравноправии».

Выросший в роскоши Мохан видит Индию демократичной и прогрессивной, а Смита, главная героиня романа, не хочет иметь с родиной ничего общего.

Но самой смелой в итоге оказывается не выросшая в США Смита, а оставшаяся без дома, работы и мужа Мина: она не бежит, а бросает вызов силам, которые наверняка сомнут ее. Мина идет на это, чтобы добиться справедливости, цепляясь за возможность изменить хоть что‑то в индийском обществе для себя и своего ребенка. По сути, Мина оказывается единственной обладательницей чести, о которой так много говорят ее братья и деревенский голова.

Первая часть романа кажется простоватой и неспешной, но Умригар постепенно закручивает сюжет так, что уже к середине книги становится невозможно от нее оторваться, а в финале все линии настоящего и прошлого сходятся в страшной и мощной кульминации, меняющей впечатление о героях на сто восемьдесят градусов. Умригар много рассуждает о том, что же порождает насилие. Неужели традиции? Ведь достаточно использовать ключевые слова вроде «честь» или «долг» — и люди готовы забросать камнями и сжечь человека заживо, участвовать в любой отвратительной травле. Когда главная героиня не может поверить, что преступление могло произойти с чьего-то одобрения, адвокат Мины ей отвечает: «С одобрения мужчин, моя дорогая. Всему виной их идиотские понятия о семейной чести». О той же проблеме писала Мегха Маджумдар в своем бестселлере 2020 года «Сожжение». И «Сожжение», и «Честь» — это мощные романы о классовом неравенстве в современной Индии, коррупции и судьбе, которая кажется неотвратимой — но только лишь на первый взгляд.