Хочется попытаться представить систему ценностей древнего Вавилона, читая законы Хаммурапи. За век до этого законы города Эшнунны здесь же, в Месопотамии, требовали смертной казни для жены, изменившей мужу, но не оговаривали судьбу ее любовника. Хаммурапи в этом отношении уравнял оба пола — обоих следовало «связать и бросить в воду». Правда, если «хозяин жены пощадит свою жену, то и царь пощадит своего раба». Судя по этому примечанию, преступление следовало отнести скорее к экономическим: для вавилонян супружеская измена означала посягательство на собственность мужа.
Но если жена «вошла в дом другого», когда ее муж был в плену, и сделала это не из‑за голода, так как в доме «имелось пропитание», то виновна была только она. Очевидно, здесь тоже предполагалась не совсем измена. Брак или сожительство с другим во время вынужденного отсутствия мужа могли быть оправданы, если женщине не на что было жить, а ее новый партнер вообще оказывался ни при чем.
Если же «она не блюла себя, была гулящей, дом свой разоряла и унижала своего мужа, эту женщину должны бросить в воду» — судя по всему, эта статья применялась даже к тем, кто, в отличие от предыдущих случаев, не был пойман на месте преступления.
Когда же измена отягощалась тем, что женщина подговаривала любовника убить мужа, ее сажали на кол. Хаммурапи не указывает, как надо поступить с самим убийцей, — на стеле вавилонского царя были записаны, скорее всего, достаточно непривычные, а может быть, спорные юридические ситуации. Мужчину, безусловно, не прощали, но казнили ли?
И едва ли стоит пояснять, что наказание для «гулящего» мужчины не оговаривалось, ему надо было только не попадаться «лежащим» с женщиной.
Зато Хаммурапи останавливается на наказаниях за инцест. Так, за сексуальную связь с женой сына или за изнасилование девственницы мужчину должны были связать и бросить в воду, а женщина оставалась безнаказанной (очевидно, в первом случае тоже предполагалась не измена невестки со свекром, а принуждение). А вот если человек вступал в связь с матерью после смерти отца, то их должны были сжечь обоих. Что надо было делать, если такое преступление совершалось при жизни отца? Очевидно, в Вавилоне не могли представить себе ничего подобного.
Но вавилонский вариант достаточно прост и понятен по сравнению с другими. Так, индийские законы Ману вводили поистине страшные наказания за супружескую измену, по крайней мере в каком‑то одном из ее вариантов:
Не исключено, конечно, что здесь перед нами тоже преступление не столько сексуальное, сколько экономическое: речь идет о знатной женщине, которая, очевидно, была выдана замуж за человека ниже ее статусом и поэтому вела себя неподобающе, — между тем она все равно должна была подчиняться мужу. А вот сексуальные связи между людьми, принадлежавшими к разным варнам — социальным группам, созданным, как считалось, богами, воспринимались как преступление, разрушающее самые основы мироздания. Шудра, представитель низшей социальной группы, сожительствующий с женщиной из более высоких каст, мог рассчитывать на то, что в лучшем случае он лишится «детородного органа и всего имущества», а в худшем — жизни. Для сравнения: человек, убивший брахмана, мог искупить свое преступление разными способами, при этом его не обязательно казнили — он мог «жить в лесу двенадцать лет, построив хижину, питаясь милостыней и сделав своим отличительным знаком череп покойного» или «добровольно стать в сражении мишенью для воинов, знающих его намерение, или ему надо трижды бросаться вниз головой в пылающий огонь». Второй вариант все-таки, скорее всего, означал смерть, но были и другие способы искупления: например, совершить многочисленные и сложные жертвоприношения, пройти огромное расстояние, повторяя при этом священные тексты, «вкушая мало пищи и обуздывая чувства», или же «отдать брахману, знатоку Веды, свое имущество, или имущество, достаточное для жизни, или дом вместе с утварью», или, наконец, «будучи обритым, жить в конце селения или даже в коровнике, или в обители, или у корней дерева, находя удовольствие в делании добра коровам и брахманам». Как видим, в случае убийства человека высшей касты, которое считалось самым ужасающим делом, так как «нет поступка, более несоответствующего дхарме», убийце предлагали много разных, пусть тяжких и мучительных, но не всегда смертельных наказаний. С шудрой же, посягнувшим на «дважды рожденную», то есть принадлежавшую к высшим варнам, и совершившим то, что в наше время трудно вообще счесть преступлением, все решалось просто и кроваво.
Не менее интересно была выстроена система приоритетов у хеттов. Человек, убивший другого в пылу ссоры — совершивший, как мы бы сказали, непреднамеренное убийство, должен был заплатить выкуп: он отдавал семье убитого «четыре головы», а дальше, очевидно, они сами решали, как с ними поступить. Если же этого возмещения оказывалось недостаточно, то он «отвечал всем своим домом». А вот описание наказаний за сексуальные преступления заставляет глубоко задуматься о жизни и пристрастиях хеттов.
Тот факт, что к смертной казни приговаривали за инцест, вряд ли должен удивлять — так поступали в течение многих тысячелетий. Правда, в хеттских законах оговаривалось, что преступной считалась связь с матерью, дочерью, сыном, а также с мачехой, если отец был жив. Если же мужчина вступал в сексуальные отношения с мачехой после смерти отца, то наказывать его не следовало. Надо сказать, в этом отношении хетты были куда милосерднее, чем, скажем, европейцы в Средние века. Точно так же, в отличие от средневековых законов, связь с двоюродной сестрой жены дозволялась, если та жила в другой части страны — и, очевидно, человек не знал о родстве. Сам факт двоеженства, конечно, не был преступлением. А вот если кузины жили по соседству, их муж оказывался обречен на смерть.
В случае изнасилования, которое с точки зрения современной юстиции максимально подходит под определение «преступление», у хеттов проводилось тонкое различие:
Предполагалось, что в дом насильник мог проникнуть только с разрешения и по приглашению женщины, а тогда это уже не насилие, а адюльтер — и расплачиваться за него должна женщина. Впрочем, древнее представление, что, значит, «она сама хотела» и это было приглашением к сексу, пусть произошедшее и выглядит как насилие, распространено и сегодня.
В библейском законодательстве предписывалось побивать камнями «отроковицу», которую уличили в потере девственности, а также замужнюю женщину и ее любовника, а вот если происходило изнасилование, то девушка избегала наказания в тех случаях, когда преступление совершалось в месте, где, даже если она кричала, никто не мог прийти ей на помощь.
Еще удивительнее тщательно прописанные законы хеттов против зоофилии. Казнь полагалась за сношения с коровой, овцой, свиньей и собакой, а за сношения с лошадью и мулом нет. Отдельно оговаривалось, что
Даже если оставить в стороне рассуждение о реалистичности подобных преступлений, стоит все-таки поискать здесь логику и не подозревать хеттов в невероятной распространенности сексуальных извращений. Очевидно, все эти странные запреты были связаны с какими‑то не совсем понятными нам религиозными обрядами и представлениями: одни животные считались священными, а другие нет.
Шли века, и ситуация принципиально менялась: гомосексуальность, которая не считалась преступлением в античном мире, в глазах христианской Европы превратилась в одно из тягчайших преступлений. Инцест, впрочем, сохранил свое место «в топе» преступлений, карающихся смертью. Как пишет Джоэл Харрингтон, «в соответствии с христианской доктриной наиболее серьезными преступлениями на сексуальной почве были инцест и содомия, которые традиционно считались „преступлениями против Бога“ и карались сожжением заживо. В частности, мерзость инцеста якобы навлекала на все общество Божественное возмездие, если виновники не были наказаны…
Чаще всего преследованию за инцест подвергались отчимы и приемные дочери или даже люди, имевшие половые контакты с двумя другими, связанными между собой родством (например, женщина с двумя братьями или мужчина с женщиной, ее сестрой и мачехой и т. д.). Инцест этого типа не воспринимается в качестве такового с современной точки зрения, но тогда считался своего рода кощунством и часто оканчивался смертным приговором, хотя в Нюрнберге казнь всегда смягчали до обезглавливания, а иногда и до порки розгами».
Представления о том, что гомосексуальные отношения должны караться смертью, просуществовали очень долго, увы, как мы знаем, они распространены до сегодняшнего дня. В Великобритании в последний раз смертная казнь по отношению к гомосексуалам применялась в 1835 году, когда домохозяин, сдававший квартиру некоему Уильяму Бониллу, заподозрил своего жильца в том, что тот предоставляет мужчинам комнату для свиданий, — во всяком случае, к нему что‑то слишком зачастили мужские пары. В результате во время одного из таких визитов хозяин сначала стал подглядывать в окно, затем они с женой смотрели в замочную скважину, после чего, убедившись, что их ужасные подозрения оправдались, они ворвались в комнату и передали в руки полиции 30-летнего конюха Джеймса Пратта и 40-летнего слугу Джона Смита. Оба несчастных были приговорены к смертной казни через повешение. Когда их вели на эшафот, толпа зрителей, как отмечали журналисты, шикала и свистела — остается непонятным, было ли это выражением возмущения приговором или же наоборот, проявлением презрения к приговоренным. Уильям Бонилл тоже не остался безнаказанным — его сослали на каторгу в Тасманию, где он через несколько лет умер.
