«Тринити» Джонатана Феттер-Ворма
В штате Нью-Мексико за считаные месяцы вырастает Лос-Аламосская национальная лаборатория — эдакий академгородок, в котором собраны лучшие ученые США, от вздорного гения Оппенгеймера до белоэмигранта Кисти (в прошлой жизни Георгия Кистяковского). В обстановке невероятной секретности они трудятся над созданием самого страшного оружия на планете. 6 и 9 августа две атомные бомбы взорвутся над японскими городами Хиросимой и Нагасаки. На той войне случались вещи и более смертоносные — авианалеты 20-й воздушной армии Кертиса Лемея сожгли заживо больше японцев, чем «Малыш» и «Толстяк» вместе взятые, — но именно те бомбы навсегда остались символом беспощадной уничтожительной силы войны.
Эта книга — возможно, самое простое введение в историю создания атомной бомбы — от обнаружения полония и радия в 1898 году до… Хочется написать «до бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в 1945 году», но, увы, та демонстрация невиданной прежде силы не привела к окончанию всех войн. Описывая механизм действия бомбы, когда маленькая искра запускает реакцию, неминуемо приводящую к взрыву ярче трех Солнц, авторы замечают: сама бомба стала таким же взрывателем.
«Манхэттенский проект перешел из области науки в область политики, дипломатии и войны. Цепная реакция началась».
«Своими глазами» Кэйдзи Накадзавы
Японец Кэйдзи Накадзава рассказывает о ядерной бомбардировке глазами человека, пережившего ее. Когда четырехтонный «Малыш» взорвался в 600 метрах над Хиросимой, Кэйдзи было шесть лет. Под развалинами он потерял отца, сестру и брата — а сам выжил и стал успешным мангакой. После того как в 1966 году мать Накадзавы скончалась от лучевой болезни, он стал работать над циклом о войне. Наибольшую известность ему принесла десятитомная сага «Босоногий Гэн» (она была экранизирована и даже превратилась в оперу), а «Своими глазами» — более компактная работа, автобиографический рассказ, опубликованный в 1972 году.
Это мемуары не только об ужасах бомбардировки, но и о жизни на ее руинах. Накадзава рассказывает о послевоенной нищете, о жизни без отца, о том, как художник потерял мать, едва начав зарабатывать достаточно, чтобы позаботиться о ней. Но больше всего впечатляют страницы, посвященные первым часам после взрыва. Эти образы — тела под завалами, горы из найденных черепов, кожа, слезающая с живого еще человека, — совершенно не умещаются в голове, и лишь слегка отстраненная старомодная техника рисунка позволяет не сойти с ума, читая об этом. Но даже стилизованные рисунки ошарашивают сильнее любых слов. Хочется, чтобы эти образы были перед глазами у каждого человека, который запросто бросается в телеэфире словами «ядерная война» или «радиоактивный пепел».
«Бомба» Альканта, Лорана Фредерика Болле и Дени Родье
Одно из самых страшных свидетельств войны выглядит так: темное пятно на ступенях хиросимского банка, стоявшего в 250 метрах от гипоцентра взрыва. Человек, оставивший эту тень, не мучался, сгорая заживо или годами страдая от лучевой болезни — он просто исчез, а тень осталась. Эта тень сподвигла бельгийского комиксиста Альканта и его коллег на создание четырехсотстраничного графического романа о ключевом событии прошлого века, разделившего историю на время до ядерного оружия и после его появления. Среди главных источников вдохновения — книги Кэйдзи Накадзавы: один из страшных кадров с последствиями бомбардировки почти в точности повторяет кадр из «Своими словами». Но помимо этого авторы изучили десятки книг, статей и фильмов, скрупулезно перечисленных в конце тома.
«Бомба» в чем‑то напоминает сериал «Чернобыль». Это впечатляющий и графической выразительностью, и исторической достоверностью комикс, показывающий, что история бомбы творилась не только в Лос-Аламосе, но и по всему миру. Повествование мечется между десятками персонажей, среди которых физик Лео Силард, пилот-камикадзе Сатоси Моримото, немецкий ученый и советский шпион Клаус Фукс, норвежские диверсанты и, конечно, обязательный Оппенгеймер, который в этом комиксе еще больше, чем обычно, похож на героя нуарных триллеров. Но главным героем — и даже рассказчиком — оказывается не человек, а сам уран. Тот самый, что напомнил Оппенгеймеру слова из «Бхагавадгиты»: «Теперь я стал Смертью, разрушителем миров».