Персональная выставка Дмитрия Каварги — событие само по себе выдающееся в силу чрезвычайной редкости. Последние несколько лет увидеть работы художника в объеме большем, чем одна скульптура, можно было только в Каварга-ските, художественной резиденции имени себя, которую он создал в глуши Ленинградской области. Но и в формате галерейного проекта он не изменяет себе ни визуально, ни этически и не скатывается в модную повестку околохудожественной социальной журналистики.
Было бы неправильно называть Каваргу постгуманистом: он мало интересуется тем, куда человека заведет эволюция. Его метод — холодная фиксация отношений человечества и природы, причем природе в его работах всегда отдавалось гораздо больше респекта. Люди в его исполнении — это палка, палка, огуречик; персонализированы лишь те, кого намотало на колеса истории — вожди и политические деятели, герои и жертвы, но они существуют на равных правах с продуктами культуры, дружно превращаясь в фантазм автора. Все это вместе и есть цивилизация, которая если художнику и не нравится, то он никак не дает этого понять. Зато он хорошо осознает, что хаос постоянно протекает сквозь щели бытия вне зависимости от нашего желания его избежать.
Риторика Каварги довольно единообразна: начиная с ужасающе-черной биоморфной скульптуры, проекта памятника Ельцину на Лубянке, художник рассказывает нам о том, что каждый прах отправляется к другому праху, из земли мы вышли и в землю опять же уйдем. В этом смысле, может, и хорошо, что проект не реализовали: кто знает, где бы мы сейчас были, если бы напротив известного здания возникла черная дыра, метафизически настроенная на собственный неуправляемый режим коммуникации с сумрачным Хтоном.
Тем не менее не хотелось бы заигрывать с понятием «русской хтони», которое мусолят по мемным пабликам и тед-токам. Речь здесь скорее о хтоническом в античном изводе. Как тут не обратиться к итальянскому философу Агамбену, который в разгар пандемии взялся напоминать озверевшим от страха и произвола ограничений гражданам и политикам, что смерть по устройству природы включена в понятие биосферы. А крылечко, по которому туда-сюда ходит смерть, превращаясь в жизнь и потом обратно, стоит на кромке земли, где сверху Гея, земля добрая, а внизу Хтон — земля злая.
С верхней землей Каварге все более или менее понятно: на ней в рамках эволюции интенсивно расселился гомо сапиенс; сам художник совершенно никакого уважения к своему виду не испытывает и даже, кажется, несколько сомневается в его разумности. Презрения, впрочем, тоже нет — Каварга удивительно бесстрастен, его художественный метод напоминает о бессердечном докторе Хаусе, существующем слегка над этикой и моралью. Потому что есть вещи, не поддающиеся бинарной оппозиции «хорошо/плохо», как и упомянутый выше хтон, который добром, конечно, не является, но питает все «что Хтона выше»: так писал нам слепой и тоже, кстати, довольно бессердечный Гомер.
Еще лет десять назад Каварга начал делать керны. В обычной жизни керн — это образец горной породы, такая штука, которую достали из скважины, она показывает, как устроен физический мир, если посмотреть в глубину. В жизни художника Каварги керн — это все, что осталось от человечества в смысле идей. Собственно, эти керны показывают устройство хтона, состоящего из нематериальных ценностей нашей сомнительной цивилизации. И если в нынешние времена вы ждали от художника развития темы постапокалипсиса, то будьте готовы к тому, что Каварга вообще не собирается соответствовать вашим ожиданиям. Во дни высокого спроса на антидепрессанты в его работах вдруг появляется слабый проблеск надежды.
Собственно, название выставки как раз и говорит нам, что автор добрался до того самого крыльца, увидел превращение смерти в жизнь, и теперь весь этот замес все-таки имеет приоткрытую возможность выхода к простой и свежей радости единения человека и природы, гармоничного сосуществования и, чем не шутят хтонические сущности, может, даже и развития (на некоторое время) в позитивистском ключе.
Вы не поверите, но у подобного подхода есть имя, и имя это антропокосмизм. Антропокосмизм — это не только про слияние в экстазе гомо сапиенса с космосом, но умеренно внятная теория взаимодействия разных по своей сути информационных систем. К взаимодействиям такого типа можно отнести, например, биокомпьютер, который, очевидно, нас скоро настигнет и, кстати, — зря смеетесь — так называемый грибной интернет. Этот тип коммуникации тоже когда‑нибудь чему-нибудь научит человечество, хотя, конечно, в последнее время есть сомнения.
Бессменным ассистентом Каварги является его жена Елена: все эти тысячи персонажей, напечатанных на 3D-принтере, — дело ее кропотливых рук. А вот стремящиеся к идеальным биоморфные структуры — это собственно Дмитрий Каварга. Из корзинки с вопросами к работам художника всегда можно вынуть и выбросить вопрос формы. К форме вопросов нет. Он лихо складывает растекающиеся части и мелкие фигурки в общую фактуру, кажется, для него это совершенно естественный процесс. Если вы уже видели его работы, то отдельным интересом будет вычленение знакомых деталей: его скульптуры и объекты — это бесконечный апсайкл.
Верный закону сохранения энергии, согласно которому ничего не уходит в никуда, художник постоянно переделывает, переплавляет, перешивает свои работы (Исаак Левитан, которого изгоняли из Третьяковской галереи за неспособность остановиться в усовершенствовании своих пейзажей, наверное, обзавидовался бы таким возможностям новых медиа). Единственная возможность остановить этот поток трансформаций — стать ее владельцем. Хотя и это не панацея. Потому что, как сказал нам упомянутый выше Агамбен, человек — это существо из глубины. А существо из глубины всегда может выйти, принести с собой еще немного хтона и опять что‑нибудь без спроса перекроить.
Аминь.
