«Феликс Юсупов — это русский Тим Бертон»: как устроена опера «Птица Феликс»

Спектакль «Птица Феликс» был задуман для Театра Гонзаги, построенного в начале XIX века по заказу Николая Борисовича Юсупова в усадьбе «Архангельское». Нам было важно вернуть туда память обо всех поколениях этой семьи. Я предложил Мише Чевеге написать пьесу, и в 2017 году мы показали спектакль.

Спустя несколько лет Саша Маноцков создал музыку к этой пьесе, и мы предложили ее для постановки в «Современник». Я рад, что мы не ошиблись в выборе театра: тут много поющей молодежи с горячим сердцем. Наш спектакль особенный — в Москве нет подобного. Он понравится тем, кто любит Cirque du Soleil, Финци Паску, Яна Фабра и Кирилла Серебренникова — режиссеров, которые плотно работают с формой.

Олег Глушков создает спектакль под ключ: как режиссер, балетмейстер, художник и художник по костюмам. Все, что делает Олег, — своеобразная полиформа, где совмещаются визуальное и пластическое сознание. В «Птице Феликс» драматические артисты осваивают балетные и цирковые техники. Это позволяет опере не стать пыльным произведением барочного типа, которое диктует камерный ансамбль музыкантов. Получается очень современный спектакль с актуальными подходами и смыслами.

В нашем спектакле зритель получит много таких уколов — в сердце, в голову, в глаз, в ухо.

Мы не стремились во что бы то ни стало сохранить историческую правду — «Птица Феликс» не документальный спектакль. Для меня первичными были музыка и поэзия, только потом я стал копаться в истории семьи Юсуповых. Вокруг этого рода полно мифов, многие из которых не имеют отношения к реальности. Это особенные люди — семья-праздник. Их балы, костюмы, дома, в которых они жили, живопись, висевшая на стенах, изразцы камина, сказки — все это влияет на человека, когда он вырастает. Наши персонажи связаны с реальной семьей цепью легенд, историй, баек. Мы создаем художественную реальность праздника, где могут встретиться люди, не пересекавшиеся в исторической правде: например, моряки из 1917 года — с Иваном Грозным и [правительницей Казанского ханства] Сююмбике.

Это мой первый опыт работы как сценографа и художника по костюмам — в соавторстве с коллегами, Машей Левиной и Тамарой Эшбой. У Юсуповых очень мощный русопятый стержень, и от этого отталкивался визуальный образ спектакля. Мы добавили прямые отсылки к юсуповской мебели, к росписи на стенах — но это не самое главное. Для меня смыслообразующим решением стал пол: то это вздувшийся от времени паркет, то волны моря, по которому уплывает Феликс в эмиграцию, — довольно мощные образы.

В 2017 году я написал пьесу про семью Юсуповых для Театра Гонзаги в «Архангельском» — самого старого деревянного театра в России. Там «Птицу Феликс» единственный раз сыграли Игорь Миркурбанов, Риналь Мухаметов и Роза Хайруллина. Это была эскизная работа — с поэтическими наплывами и прозаической биографической справкой, объясняющей обстоятельства жизни Юсуповых.

Работая над текстом пьесы, я слушал альбом Саши Маноцкова «Пели». Пару песен с разрешения автора даже поместил в начальный вариант пьесы (потом к опере была написана новая музыка, и от них отказались). Получается, я вдохновлялся его музыкальной поэтикой. А спустя несколько лет у Саши из‑за локдауна возник перерыв в гастролях и выступлениях, и он по собственной инициативе начал писать к «Феликсу» сложную и прекрасную музыку, которую хочется мурлыкать — настолько мелодия врезается в память.

Феликса Юсупова все знают как заговорщика и убийцу Распутина, этот пласт возделывать неинтересно. Но его личность и история его семьи очень крутые. Феликс — это русский Распе (автор рассказов о бароне Мюнхаузене. — Прим. ред.) или Тим Бертон. Правду он пишет в своих мемуарах или нет — неважно, очаровывает описываемый им мир.

Мы не можем понять, как чувствует себя человек, родившийся в условиях баснословного богатства — а род Юсуповых был богаче Романовых. Они владели несметными территориями, каменьями, дворцами, нефтяными землями в Астраханской губернии, хранили рембрандтов в чуланах — я лишь малую часть перечислил. Феликс был наследником этой роскоши и семейной истории. Его дед собирал коллекцию Эрмитажа и был фаворитом Екатерины. В роду есть татарская кровь, предок — Юсуф-мурза, по родственной линии проходит Сююмбике. Мне было интересно погрузиться в этот мир и подобрать к нему поэтический ключ.

Для меня было открытием, что ученый кот, которого мы с детства знаем из вступления к «Руслану и Людмиле», взят из детства Пушкина. Семья будущего поэта снимала флигель у Юсуповых в Большом Харитоньевском переулке, где в саду были собраны механические диковины, заводной кот ходил вокруг дуба. Маленький Пушкин играл среди них и потом перенес воспоминания в свою поэзию.

Я давно знаком с Мишей Чевегой. Он профессиональный поэт и аматер-песнеписатель, а я профессиональный песнеписатель и графоманский автор стишков. Мы оказались творчески близки — для меня это главный критерий. Моя работа над оперой — подарок Чевеге. Мне ее никто не заказывал, просто оказалось достаточно свободного времени между другими проектами, я сел и довольно быстро написал музыку, которая бы нравилась Мише.

Пьеса Чевеги мне сразу понравилась, но я не понимал, как из этого сделать оперу, ведь музыкальная, ритмическая и композиционная структура в тексте уже есть. Помогло одно из направлений моей работы — песни со струнным квартетом. Я не вокалист и воспринимаю пение не как первичную профессиональную идентификацию, а как побочную ветвь. За несколько лет у облака из десятков песен сложился набор стилистических черт. Вдруг в него втянулась пара текстов из «Птицы Феликс» — как только это случилось, я понял, что смогу положить на такую музыку всю пьесу. Я сохранил структуру Мишиной пьесы, хотя в оперу добавлены инструментальные вставные эпизоды — и течение времени иное, чем в тексте.

«Птица Феликс» насыщена аллюзиями и цитатами, часто в них намеренно перемешано высокое и низкое: и поп, и классика — Чевега мастерски вмешивает в свое варево совершенно разные стилистические и исторические пласты. Он ловко с ними обходится, так что сознание не застревает ни на одной из цитат, а все время скачет по ритму, который поэт выстраивает как композитор.

Я не чужд таких же игр в области музыки. В опере есть подмигивания, внутренние шутки, подражание Чевеге в легкости и метафольклорности. У Миши аллюзии — и у меня аллюзии, у него цитаты — и у меня. Сюжет оперы охватывает несколько временных пластов — им соответствуют стилизации под разные музыкальные эпохи, но вольно, без буквального историзма. Например, в сцене между Екатериной и молодым Юсуповым появляется отсылка к рококо. Таких цитат много, но гармония сильно вытянута во времени и подложена под parlandoМузыкальный термин, означающий «Более говорком, чем пением» или речитатив ariosoЖанр вокальной музыки, занимающий промежуточное положение между арией и речитативом, поэтому их может даже знаток не опознать.

Герои «Птицы Феликса» — вымышленные персонажи. Историческая правда о семье Юсуповых меня не интересовала. У композитора нет разъемов, чтобы присоединиться к такого рода подробностям. В моем представлении музыка находится на другом этаже. Если мы создаем художественное произведение — а амбиция была такая, — то его должно быть прикольно воспринимать тем, кто ничего не знает ни про каких Юсуповых.

Или, допустим, песни — они понравятся человеку, который не понимает русского языка? О Юсупове прекрасно рассказывает его автобиография — гениальная книжка, ее можно прочитать перед тем, как идти на спектакль. Но наша задача — сделать спектакль, который можно воспринимать, не зная биографии.