«Великий русский роман» — штамп такой же истрепанный и такой же стойкий, как «великий американский». Претендентов на это звание много: все сразу вспомнят «Войну и мир» и «Идиота», кто‑то — «Доктора Живаго», многие — «Мертвые души» (хотя это вовсе не роман) и так далее. Таков вообще образ русской литературы: что‑то экзистенциальное, многолюдное, написанное бородатым (или безбородым) мужчиной — и непременно огромное. Бесконечное, как русская зима, необъятное, как русские просторы, тяжелое, как русская тоска.
А что там с великим русским рассказом?
Удивительно, но в русскоязычной культуре жанр рассказа занимает совсем немного места. В школьной программе — сущие крохи короткой прозы: гоголевский «Нос», таящийся в тени тех же «Мертвых душ», рассказы Чехова, затмевающиеся его же пьесами, если повезет — немного Шукшина.
Чем меньше объем произведения, тем меньше внимания ему уделяется: эта закономерность насколько интуитивно понятна, настолько и несправедлива. Ведь, если говорить о школьной программе, логично внимательнее присматриваться именно к короткой прозе.
Рассказ дает больше возможностей в рамках урока копать вглубь, а не бежать по верхам — не говоря уж о том, что рассказ ученики с большей вероятностью прочитают, не ограничиваясь кратким пересказом. Впрочем, разговор о школьной программе можно вести долго, и засилье больших текстов — не единственная и не самая большая проблема в ней.
В современной прозе место рассказа тоже не самое завидное. Заезженный афоризм называет краткость сестрой таланта — и все же, выбирая между толстым романом и сборником рассказов, типичный покупатель книжного магазина почти всегда выберет первый.
Дело, прежде всего, в том, что роман по умолчанию кажется основательнее. Люди часто буквально оценивают книгу по оптимальному сочетанию «стоимость/количество страниц», то, что в английском называется «bang for the buck».
Это и глупо, и дурно влияет на саму литературу. Уверен, что каждый второй русскоязычный роман только выиграл бы, сократи его беспощадный редактор на треть. Вот и Довлатов о том же писал: «Допустим, автор хочет вычеркнуть какую‑нибудь фразу. А внутренний голос ему подсказывает: „Ненормальный! Это же пять рублей! Кило говядины на рынке…“»
Есть и еще одна, отчасти парадоксальная причина. Помнится, еще в девяностые смерть толстому роману пророчили люди, бурчавшие о клиповом мышлении. Скорость информационного потока с тех пор только выросла, поколение MTV сменилось поколениями твиттера и тиктока — а романы все толстеют. И речь не только о взрослых бестселлерах (совсем недавно весь фейсбук — и не только он — полгода обсуждал «Маленькую жизнь» Янагихары, удивительное было время). Дети девяностых зачитывались томами «Гарри Поттера», один пухлее другого. Видимо, именно из‑за обрывочности информационного потока люди жаждут чего‑то основательного, будь то десятилетний киносериал Marvel или новый том книжной эпопеи: вот в сентябре вышел очередной приквел к «Дюне» — и точно не последний.
С этим связана еще одна причина доминирования большой формы. Люди вовлекаются в длинные нарративы, прикипают к персонажам, близко к сердцу принимают сложные сюжетные перипетии. Для формирования такой эмоциональной связи нужно время, зато потом эта связь неплохо монетизируется, позволяя кормить читателей новыми выпусками полюбившейся серии.
Рассказы продавать куда сложнее. Даже хитовые зарубежные сборники в России почти никогда не выстреливают — взять хоть «Ты знаешь, что хочешь этого» Кристен Рупеньян, который у нас почти никто не заметил. Еще очевиднее разрыв, если смотреть на писателей, параллельно работающих в разных весовых категориях. У Евгении Некрасовой вышел уже второй сборник рассказов, но оба они вместе привлекают меньше внимания, чем «Калечина-Малечина» — короткий, но все же роман. Ранние рассказы Захара Прилепина незаслуженно прозябают в тени монструозной «Обители». Короткие рассказы Виктора Пелевина — жемчужины не только его творчества, но и всей постсоветской литературы, однако и они оказываются в самом хвосте его чуть слишком обширной библиографии.
Русскоязычный рассказ никуда не исчез. Он водится в редких авторских и межавторских сборниках, в толстых и тонких литературных журналах, нередко появляется на страницах глянца (в октябре, например, свой рассказ опубликовал в «Снобе» Сорокин, а у нас в спецпроекте можно почитать свежий рассказ Алексея Сальникова). Существует и совсем удивительная форма, эдакий роман в рассказах, когда множество отдельных элементов складываются в общее повествование или единый мир. Не удержусь и назову здесь три: «Южнорусское Овчарово» Лоры Белоиван, «Открывается внутрь» Ксении Букши и «Конец света, моя любовь» Аллы Горбуновой.
В этом проекте мы собрали полсотни очень разных рассказов: они страшные и смешные; совсем короткие (на минуту) и довольно длинные; те, что номинируют на большие премии, и те, что принято высокомерно относить к жанровой прозе. Мы нарочно не стали рассказывать о них подробнее — пусть этот список станет для вас коробкой с сюрпризами. Так что никаких спойлеров, приятного вам чтения.
