Что такое танец? Отвечают хореографы фильма «Слепок»

Фильм «Слепок» был снят в конце прошлого года в Пушкинском музее во время локдауна. Хореографы и композиторы работали в пустых залах музея над номерами, посвященными разным историческим эпохам. Авторами музыкальных произведений для «Слепка» стали лауреаты программы Aksenov Family Foundation «Русская музыка 2.0» и композиторы Василий Пешков и Алексей Ретинский, а постановщиками — финалисты конкурса молодых хореографов фестиваля Context разных лет. Главной героиней проекта стала прима-балерина Диана Вишнева.

«На сегодняшний день танец для меня — это взаимодействие и сотворчество с людьми. Танцуя, сочиняя, мне все меньше хочется оставаться в одиночестве: быть может, на это ощущение повлияло то, как изменился мир за последний год. Путь, который раньше я старался пройти в одиночку, сейчас с бóльшим удовольствием предпочитаю пройти вместе со своими артистами, разделить с ними трудности и радости этого путешествия.

О чем мы думали, когда работали в Пушкинском музее во время локдауна? Мы думали о том, как холодно нашим ногам (смеется). Танцуя в пустых залах, наполненных шумом проносящихся эпох, мы изучали, как все, что было создано задолго до нас, влияет на нас сегодня, как те ощущения прекрасного встраиваются в нашу картину мира и как все это влияет на состав нашего послания, закодированного в танце и в проекте.

Работа с Дианой Вишневой — это всегда встреча с мегапрофессионалом, бескомпромиссным в уровне задач, поставленных перед собой и окружением, и очень мобильным в поиске решений. С композитором Василием Пешковым мы совместно конструировали нашу альтернативную вселенную Древней Греции: он — действуя в звуковом поле, я — сперва изображая перед ним сюжеты моей постановки на словах, а затем уже отправляя ему видеозаписи моих проб с танцовщиками.

Также получилось интересное взаимодействие с художником Хетагом Цаболовым. Первоначально мы с ним нафантазировали столько образов в духе мира высокой моды — тем более почва к такому сочинительству была благодатной, — а затем уже, определив, что на первом месте все же должен стоять танец, выбирали минималистичные решения, подчеркивающие саму идею Древней Греции о теле и отношении к нему человека».

«Если формализовывать, то мне нравится определение танца как организации движения в пространстве и времени. В общем-то все, так или иначе называемое танцем, можно определить так.

Если говорить про актуальность определения для меня сейчас, танец — это артикулированная реакция тела. Это определение можно подробно разворачивать с разных сторон, но, приводя к общему знаменателю, получается такой короткий, емкий тег. Безусловно, и многое другое можно назвать танцем в поэтическом смысле слова или танцем, в котором не фигурирует человеческое тело или же оно формализовано настолько, что лишается идентичности.

Танец в моей жизни появился, когда мне было шесть и скучно. В соседней с домом школе была студия; я, долго не раздумывая, начал там заниматься. Хотя, если отталкиваться от того, что я написал выше, танец в моей жизни был всегда, просто в какой‑то момент связь со своим телом стала достаточно ясной для того, чтобы ее проявлять вовне.

Хотя красоты движения вокруг полно. Иногда наблюдаю за людьми в повседневной жизни и думаю: божечки, как красиво, внятно и интересно. Пара моих любимых ресторанов в Академгородке, например, с открытой кухней — прихожу и любуюсь всегда.

В конечном итоге вопрос не в том, что такое танец, а в том, что мы называем танцем и как то, что мы называем танцем, мы можем определить».

«Когда внутри расширяется пространство и заполняется потоком мыслеформ, случается танец.

Наше восприятие мира основано на нашем восприятии пространства и времени. Есть пространство окружающего мира и наше осознание его, есть физическое тело и наше восприятие его пространства: мы ощущаем то, что снаружи, и то, что внутри. Есть еще одно пространство — промежуточное, которое находится между нашим телом и внешним миром. Своего рода интервал. Для заполнения этого интервала существует танец. Его можно ощутить в присутствии танцующего. Это измененное состояние восприятия пространств и времени.

Танец — это связь между пространствами и скольжение по разным потокам времени. Все остальное — движение и его мастерство.

Наверное, впервые я почувствовала танец еще в юности — когда «забылась» в нем. Возможно, это произошло на уроке или когда я танцевала одна дома. Когда появилось доверие к своему движению, когда я стала получать удовольствие от того, что я танцую, тогда я и стала забываться в движении. Это мимолетные состояния, буквально несколько секунд.

В теле слишком много инстинктов, которые не позволяют «провалиться» в танец. Да и потом, танец — это не медитация. В медитации можно «забываться» надолго, но танец не статичен и дыхание в нем сбивчивое, спонтанное, отрывистое, поверхностное, частое, глубокое, но короткое, мозг не может успокоиться в танце, он бдит тело и защищает его. Поэтому приходит понимание взаимодействия с пространством. Думаю, что ощутила это впервые в юности. Это и вызвало мой интерес к профессии. А понять и облечь понимание танца в слова смогла только с опытом».

«Через танец можно увидеть, насколько человек доверяет себе и миру, что он показывает и что скрывает. Это удивительный способ видеть людей и их уникальность.

Танцем можно рассказать сокровенную тайну или воплотить мечту быть кем‑то. В танце можно быть злым, странным, смешным или идеальным. Танец — как 1000 слов, сказанных одновременно. Меня всегда увлекало наблюдение за танцующими, я вижу танец как акт единения с собой и, возможно, самое искреннее проявление любви к себе.

Я очень люблю наблюдать за танцовщиками, за проявлением их индивидуальности, за тем, что я могу им помочь проявить, и за тем, чем они владеют в совершенстве. Репетиции для меня — это множество спектаклей, и это захватывает. Мне интересно заряжать артистов на действие, вдохновлять их собственным примером, движением, эмоциями. Поэтому во время постановки танец переживается мной как активное наблюдение и одновременно акт решительного действия. Обостряются все органы восприятия, я хочу и должна находиться в состоянии алертности».

«Танец для меня — в первую очередь мечта. Уже реализованная мечта.

Я мечтал танцевать с детства, поэтому я продолжаю реализовывать, существовать и развиваться в мечте. Постепенно танец стал для меня не всем, но многим. Он не заменяет какие‑то вещи, а воплощает для меня новые смыслы.

Поэтому танец для меня — это йога, терапия, чувства, отношения, общение, даже пища. Это жизненный процесс, жизнь личная и профессиональная, внутри него я развиваюсь и существую, это бытие.

После танцевальной практики я получаю удовольствие от любого движения — даже просто от ходьбы, от прикосновения к другим людям, разговора. Танец — это работа, успех и деньги. Танец повлиял на мою выразительность, чувственность, и в то же время я сам влияю на танец. В какой‑то момент я обманулся и подумал, что танец может стать для меня семьей, но это оказалось ошибкой. Семью я хочу создавать вне зависимости от танца.

Для работы над номером нам предложили много музыкальных композиций с темой разрушения. Музыка была очень тяжелой, ее было трудно слушать, она раздражала, она влияла на наше настроение и вытягивала нас в негатив. Мы искали внутри себя силы, чтобы продолжать работать и репетировать, — это было непросто, но в этом была задача нашего номера».