Оказывается, Павел Семченко, один из двух бородачей инженерного театра «АХЕ» (столпа петербургского театрального андеграунда), занимается не только театром, но и пишет картины. Если обычно Семченко и Максим Исаев вытворяют свои визуальные образы из всего, что под руку подвернется, — макарон, опилок, земли, жидкого азота, глины, кефира и попкорна, — то в основе этой выставки холсты и краски. Именно картины послужили отправной точкой для мультижанровой выставки, сплавляющей их с театром, музыкой, танцем.
«Сначала был холст. Работы лежали под диваном долгие годы, пока Максим [Диденко] не пришел ко мне в гости, и мы их не достали. Он предложил делать выставку, я согласился. И постепенно наросли смыслы, возникла тема, название.
Мы артисты широкого спектра, инструменты у нас, как вы заметили, раскиданы в разных направлениях визуального искусства. Мы просто попытались все это сложить максимально быстро, изящно, чтобы самих себя порадовать.
Это не первый мой выставочный опыт, первый был довольно давно, в девяностых. Это была волна постперестроечного интереса, когда железный занавес открылся, и люди с другой стороны забора начали интересоваться нами, пошел какой‑то бешеный обмен и предложения. А потом это все улеглось, и долгие годы, уже двадцать пять лет, театр в моей жизни занимал ключевые позиции, а театр — это очень плотное облако».
Работы, десятилетия пролежавшие в запасниках, под диваном, и выставленные теперь в галерее, приоткрывают дверь в сокровенный мир Семченко. Сложносочиненные визуальные образы великого иллюзиониста, загадочного инженера и брутального алхимика расступаются и дают дорогу наивным цветным головам, «Мальчику с грушами», «Девушке с персиками», таинственным рыбам, повешенным женщинам. Образы выливаются из полотен и преобразуются в инсталляции: «Шерстяная лемниската» (конструкция, бесконечно переплетающая клубки черных и белых нитей), обнаженная женщина на горе цветов, повешенная тетя Груша.
Картины, равномерно распределенные по всем уголкам «Солянки», обрамляются перформансами, инициированными Максимом Диденко. Начинавший некогда свой путь в театре «АХЕ» и имеющий ту же алхимическую природу Диденко легко ловит волну и сочиняет полотнам синкретическую, то есть напрямую с ними не связанную, но очень родную среду.
«Мне интересно все скрещивать и пересекать границы. Иммерсивный театр — это же тоже своего рода инсталляция с участием артистов, с использованием музыки, архитектуры, каких‑то объектов. Я в принципе не мыслю искусство направлениями: выставка, театр, балет, кино. Мне кажется, все это так или иначе возможно совмещать, и это совмещение для меня наиболее интересно.
Импульсом для этой работы стало то, что я, уйдя в большой продакшен, в котором каждое действие нужно выверять на год вперед, присылать монтировочные описи, иметь точный сценарий, написанную музыку, немного устал от этого. А здесь ничего не написано, сценария нет, есть только очерченная рама, внутри которой мы что‑то делаем, и очень классно не ограничивать себя детерминированностью действий, которые должны или не должны произойти».
Основная часть перформанса вдохновлена сказкой о мертвой царевне: в красном полумраке — прозрачный гроб, в гробу — Максим Диденко, за мольбертом — Павел Семченко, портретирующий лежащего Максима, за роялем — Владимир Волков (композитор, контрабасист «Аукцыона» и давний соратник Семченко в бесчинствах). За его спиной множество телевизоров, на экранах — хореограф Владимир Варнава мерно чеканящий: «Па, обращай внимание», «Па, волнуйся», «Па, предпочитай», «Па, будь живым». Текст становится и обращением к отцу и к самому Павлу (Семченко подписывает свои работы «ПА»), и инструкцией для танцовщиков, которым необходимо исполнить одно за другим «124 неверных па». Не экранный, а реальный Владимир Варнава этим исполнением и занимается. Действия каждого из перформеров, процесс творения как таковой, замещает тут акт сказочного поцелуя: именно творчество, по Семченко, пробуждает и заставляет восстать из гроба.
Горизонтальное содружество режиссеров, хореографов, музыкантов и художников вокруг персональной выставки — пожалуй, достаточно редкий музейно-театральный кейс. Попадая на эту выставку, оказываешься будто на почти сакральной денрожденной вечеринке: друзья и соавторы Павла Семченко с любовью и талантливой чуткостью воспринимают его работы, и каждый из них с помощью доступного ему инструментария свое восприятие транслирует. Все составляющие в совокупности образуют хорошо выдержанный синкретический компот.
«В этом проекте все построено на согласованной импровизации. Поскольку мы уже довольно давно друг друга знаем и в этом поле существуем, есть какие‑то неуловимые знаки, жесты, на уровне телепатии. Осознанность взаимного существования в пространстве, со звуком, со светом, с пластикой. Включается коллективное бессознательное, как я это называю, и все это происходит.
Как мы понимаем синкретизм в рамках этой работы?
Все, что на сегодняшний день имеется, все ответвления от той деятельности, которую я совершал, которую мои друзья-артисты совершали, мы их просто сложили, не задумываясь о какой‑то концепции, идеологии. Но при этом все равно какой‑то внутренний клей возник, и все это довольно логично происходит. Это какие‑то неслагаемые формулы, как огурцы с молоком».
Помимо прочего, имеются еще неожиданности. Зал «Новое», в котором выставлены незаконченные работы Павла, тут же разложены краски и баллончики, приглашающие зрителей к акту контролируемого вандализма. Тем временем в соседнем зале художница Анис Кронидова, сидя в аквариуме, портретирует рыб под водой. У зрителей тоже имеется возможность получить свой портрет: лечь в гроб и быть запечатленным кистью Павла Семченко можно будет по записи, как в поликлинике. Еще есть опция экскурсий, которые проводят создатели выставки поочередно, а 25 февраля случится перформанс «Ребра в ребра» авторства Семченко, Волкова и Варнавы.
«Мы все знаем Пашу как не совсем стандартного художника, который работает с пространством, со всеми его составляющими. Я сравнительно недавно выяснил, что он еще и в традиционной форме, на плоскости, тоже создает такие крутые измерения, и я, конечно, как только узнал о том, что эта выставка будет, очень сильно обрадовался, что появится возможность поделиться еще и таким Пашиным взглядом, 2D.
Я в последнее время ловлю себя на приятном ощущении, что, когда мы что‑то делаем, это всегда баланс между какой‑то структурой и тем, чтобы от этой структуры уходить. Я раньше так переживал: эх, так классно сыграли, надо повторить. А сейчас пришло какое‑то свободное ощущение: надо будет — повторим, а если это одноразово, значит одноразово. Мне казалось, то, что мы делаем, так прекрасно, что это надо обязательно зафиксировать, а сейчас я понимаю, что прекрасное можно создавать как поток».
