— Как вообще возникла идея открыть галерею именно в «Севкабеле»?
Паршиков: А вы видели это место? Мне кажется, открытие выставочного пространства было вопросом времени. И благодаря усилиям некоторого количества интенсивных людей это время сократилось невероятным для Петербурга способом — до пары месяцев. Если бы здесь не было галереи, ее стоило бы придумать. Особенно меня впечатляет та часть, которая выходит на пирс, я из‑за нее одной готов полюбить Петербург.
Савина: Помимо всех перечисленных Андреем причин так случилось, что «Севкабель» разросся, стал расширять команду и переориентировался на программы собственного производства. Я, благодаря «ОПГ Добрых дел», ставшей партнером «Севкабеля» по этой части, оказалась в этой команде как, скажем, эксперт по современному искусству. Мы придумали несколько классных историй — начнем вот с «Блуждающей галереи».
— Андрей, у москвичей принято теперь обожать Петербург, а вы говорите, что теперь тоже готовы его полюбить — а вообще, что здесь раздражает?
Паршиков: В Петербурге меня больше всего раздражает конвенция проведения и, соответственно, течения времени, которого у всех почему‑то ниоткуда сильно больше, чем в Москве — а по итогу оказывается, что нет. Вечная сиеста, но только немного черно-белая.
Савина: Я до пандемии довольно много ездила, прямо жила в самолете, и Петербург меня тоже раздражал, но другим — невероятно ретроспективным зрением, в котором мне почему‑то приходилось находиться. Теперь я это приняла как исходник, от которого мы пляшем, умилилась — не скажу, что полюбила, но смирилась.
— Как возникла концепция «Блуждающей галереи»?
Савина: Как галеристка с 12-летним стажем я вам открою секрет: самое скучное для меня — привет СДВГ — делать проекты в одном и том же месте. Через несколько выставок ты знаешь пространство вдоль и поперек, знаешь все, что там можно сделать, как поставить, куда повесить, как прибить. В этом смысле «Блуждающая галерея» для меня как «Летучий голландец» — нечто реальное, но в то же время эфемерное, каким — ха-ха-ха, простите за пафос — и должно быть искусство. «Севкабель» — идеальная для этого площадка, здесь куча неосвоенных пространств, и каждое из них — это челлендж.
— Расскажите про ваш парный концепт художников. Откуда он?
Савина: Ну, показывать одного художника — это либо галерейный жанр, набивший оскомину, либо музейная ретроспектива. А показывать много — очень хлопотно и ресурсоемко, и потом всегда есть риск выйти в любимый Русским музеем жанр двери в искусстве, окна в искусстве, небо в искусстве, ну и далее до бесконечности. У нас же не стояло задачи предъявить миру свои кураторские компетенции, хотелось, наоборот, показать петербуржцам авторов, которых они, несмотря на все признание заслуг этих авторов в России и, что уж там, в мире, в Петербурге знают очень плохо. Мы тут в Петербурге любим и ценим свой круг, который постоянно хороводится меж немногочисленных выставочных проектов. В общем, мы с Андреем решили, что это будут пары: один художник — звезда, второй — молодой. Назвали этот цикл «Стадией зеркала».
Паршиков: «Стадия зеркала» — это, как вы понимаете, от концепции ЛаканаЛакан рассматривал стадию зеркала как этап развития ребенка в возрасте от 6 до 18 месяцев, когда он начинает реагировать на свое отражение.. Мы устали от того, что любые ошибки художников можно исправить длинными текстами, опирающимися на терминологию постструктуралистов, и решили поговорить о том, что концепция важнее материала, включить психоаналитический дискурс в искусство еще раз, как бы невыносимо это снова ни звучало. Ну так вот.
— Андрей, кстати, есть какие‑то петербургские художники, с которыми вы бы хотели поработать?
Паршиков: К сожалению, Тимур [Новиков] давно умер — а так хватает московских, поскольку выставлять здесь тех петербургских, которых я знаю, вряд ли будет интересно местному зрителю.
— Собирается ли галерея продавать искусство? Или это больше про просветительскую миссию?
Савина: Нет, это галерея системы «Выставочный зал», проект «Севкабель-порта», расходы на этот проект должны компенсироваться за счет проданных билетов. Эти же проданные билеты — залог наших следующих выставок.
— Как делать проект открытия с куратором из Москвы на удаленке?
Савина: Да в общем так же, как мы даем это интервью, — в чатике. Можно еще использовать зум, но, поскольку мы по основным нашим проектам не выходим из зумов, то мне кажется, что здесь мы в основном чатили. Андрей встречался в Москве с художниками, я с ними разговаривала. Но склонна думать, что эта легкость обусловлена выбранными художниками.
Паршиков: Ну делать живописную выставку таких художников довольно просто: смотришь работы, понимаешь взаимосвязь, показываешь. Мы один раз созвонились с Лизой, а потом все делали, тупо печатая в телеграме. А вот когда начнется производство работ специально под пространство, тогда, я думаю, мы нахлебаемся. Ну а что, мы готовы.
Савина: 😞 💩
— Всегда было интересно узнать, как распределяются роли в кураторском коллективе?
Савина: У нас все просто: Андрей умный, я по хозяйству. На самом деле, вот если уж совсем честно, я, конечно, не куратор, а креативный продюсер. Я не погружаюсь в интеллектуальные тонкости выставочного производства, но решаю кучу параллельных вопросов типа фирменного стиля, навигации, работы с архитекторами, вопросов экологичности застройки — а мы пытаемся сделать выставку с 100%-ным ресайклом. Андрей продумывает взаимосвязи, пишет тексты. Как куратор, я написала список художников своей мечты, которых я бы всегда мечтала выставить. А Андрей подбирал к ним пары и объяснял почему — он гораздо лучше, чем я, знает молодых.
— Андрей, где источник, в котором находят молодых художников?
Паршиков: Все просто: я преподаю в Институте современного искусства, являюсь тьютором «Открытых студий», а еще активно слежу за студенческими выставками на «Винзаводе» — там, господа, и золотая жила, и одновременно непаханое поле.
— Первая выставка «Блуждающей галереи» — чуть больше чем на сто процентов живопись. А вы не считаете, что живопись — это неактуальное сейчас медиа?
Савина: Я, если честно, невероятно устала от живописи, и мне в большинстве случаев смотреть живопись очень скучно. Я не возьмусь утверждать, что она изжила себя, но мне всегда хочется какого‑то оправдания — зачем ты за это взялся?
У меня есть знакомый — невероятно технически крутой. Но всякий раз, когда я смотрю его виды Фонтанки или цветущие сакуры, меня терзает только один вопрос: «Зачем ты это делаешь, зачем?» — тут надо бы добавить по-гоголевски «Русь», потому что этот художник тоже не дает мне никакого ответа.
Но при всей моей нелюбви к этому медиа, затевая выставочное пространство на территории «Севкабеля», который посещают примерно 50 тыс. человек в неделю, я понимаю, что нам нужно с чего‑то начать разговор со зрителем, который не проводит все свободное время на выставках современного искусства, который ушиблен Эрмитажем, подавлен Русским музеем и окончательно раздавлен Академией художеств. Ну и еще всегда мечтала поработать с [Владимиром] Дубосарским.
Паршиков: Я всегда говорил своим студентам, что живопись — это наиболее сложное медиа, и за него необходимо оправдываться больше, чем за что‑либо еще. Начало современного искусства — это история бегства от парадигмы большой картины, к которой искусство стремилось до этого. И вот тебе снова на. Понятное дело, что возвращение картины происходило сто раз, и с каждым возвращением, словно вирус, картина становилась все слабее. Но это не значит, что оправдаться или быть оправданным за живопись нельзя. Есть разные способы. Два из них — у нас на выставке.
— Есть ли уже следующие выставки для анонса?
Савина: У нас есть план мечты, но мы еще не всех художников согласовали, мне бы не хотелось, чтобы они внезапно узнали о своем участии из свободной прессы. Поэтому расскажу вам только про один проект — это альянс новосибирской группы «Синие носы» и Александра Образумова. Когда‑то я недолго хранила у себя в галерее их работы по просьбе Марата [Гельмана] и все это время неистово мечтала их выставить.
— Вообще, довольно неочевидный альянс. А что их объединяет?
Паршиков: Ну нам кажется, что и Образумов, и «Синие носы» нам показывают бессмысленную ритуализацию жизни. Они все очень остроумны в описаниях, приложениях этих самых ритуалов. Они показывают очень неожиданные грани бездумного автоматизма наших действий, привычек, важных для нас событий и вещей, в том числе и искусства. По сути, это такой иконоклазм из разных поколений.
Савина: Иконоклазм разных поколений: спасибо, Андрей, теперь я тоже знаю, о чем наш проект.