Познакомьтесь с художниками, которые создают постсоветский киберпанк

Изначально я рисовал на бумаге, холстах и уличных стенах, но примерно пять лет назад углубился в Photoshop. Начинал с обычных коллажей, совмещая поп-культурные образы с серой российской обыденностью. Банальный пример — космический корабль из «Звездных войн», зависший среди советских панелек. Эти работы неплохо вирусились из‑за интересного визуального диссонанса.

Примерно тогда у меня и родилась идея пойти дальше и создавать нечто более оригинальное, работать над собственными концептами. Так появились первые арты в стиле «русского киберпанка», буквально породившие в дальнейшем целый жанр. Мой экспериментальный проект «Russia 2077» внезапно собрал дикие миллионы просмотров и внимание мировых СМИ.

Но по факту это были просто мемные картинки, построенные на контрасте гипертрофированных технологий с декорациями провинциальной России. Позже мне захотелось взять эту стилистику и построить на ее основе осмысленное произведение, полноценную вселенную со своим сюжетом — «Carbongrad 1999». В данный момент идет масштабная работа над проектом, и я надеюсь, что скоро буду иметь возможность о нем рассказать.

Образы и сюжеты [в моих работах] часто становятся отражением собственных переживаний. Я родился в 1995 году в Алтайском крае. Но вырос и начал заниматься творчеством в Ростовской области. В общем, маленькие провинциальные городки впечатались в мое подсознание, вдохновляя по сей день.

Если говорить о киберпанке, то примеры вдохновения будут самыми очевидными — «Бегущий по лезвию», «Призрак в доспехах» и все в этом духе. Но с точки зрения концептов и внимания к деталям отдельно хочется выделить фильмы Нилла Бломкампа. Например, в «Районе № 9» очень круто показана встреча человечества с инопланетянами среди африканских трущоб вместо привычных американских мегаполисов. Нельзя не упомянуть и художника Саймона Сталенхага. Никогда не скрывал, что он оказал на меня огромное влияние. По этим аналогиям я показывал, каким мог бы быть киберпанк, сформировавшийся в провинциальном постсоветском пространстве.

Довольно сложный вопрос [о том, будет ли реальная Россия выглядеть именно так в будущем]. Мои работы не о будущем, а о параллельной реальности. В «прекрасную Россию будущего» очень хочется верить, но нынешний курс развития вызывает у меня тревожные мысли и чувство безысходности.

Когда речь идет о контрасте высоких технологий с низким уровнем жизни в антиутопическом сеттинге, то постсоветское пространство для этого прекрасно подходит. Плюс весь этот провинциальный антураж вызывает чувство фантомной ностальгии и эффект присутствия. Ты веришь в этот сеттинг, будто сам жил в нем.

Меня вырастила эстетика ****** [окраин]. Я родилась в 1995-м и выросла на Борщаговке в Киеве (спальный район в западной стороне города. — Прим. ред.). Район примечателен ярким и красочным ничем, если исключить парки, которые в те времена носили на себе печать присутствия местных элит (в одном из них висела табличка «Не срать»). К счастью, многое изменилось, но первое впечатление — одно на всю жизнь.

Мы уже живем в мире, куда завезли технологии, но уровень жизни еще где‑то в пути. Я не говорю, что все плохо, но картина, когда успешный [человек] Х, увешанный передовыми гаджетами, идет домой через зассанный подъезд, или люди, условно, накрывающие «дошик» айфоном, или задевающие потолок обшарпанной общаги, пока играют в VR-очках, становится нормой. Сюда же соседство доступа к любой информации с экстрасенсами, теориями заговора, гомеопатией (особо бесячее подчеркнуть). Это сюр!

Самый сок в киберсовке для меня — именно этот контраст в сатирических масштабах. Меня в целом привлекает идея неподходящих вещей в неподходящих местах, [идея] доведения до абсурда. Самое интересное, что некоторые вещи, кажущиеся нам дичью, со временем становятся реальностью.

Технологии плюс ************* [раздолбайство]. Просто дорогущая робоштуковина, перемотанная синей изолентой, потому что «и так работает», — это же так близко сердцу.

Помню, наткнулась на ArtStation на работы Сергея Орехова — как же я орала с каждой детали, нанобоярышник просто покорил мое сердечко. Его работы определенно дали толчок поиронизировать над настоящим.

Я [настроена] оптимистично, но только частично. Определенно жить будет круче, легче и все такое. Но не могу перестать представлять, как кто‑то будет ссать на умную остановку с солнечными панелями, выкорчевывать провода, вырезать из рук чипы, окажись ты не в том районе. А что? Нельзя исключать такой возможности.

Хотелось бы, конечно, чтобы все было красиво, удобно — и вокруг утопия. Но стерильность, как в фильмах, невозможна, не всем это подходит. Тем более сделаем скидку на рукожопость некоторых внедрителей инноваций.

[Сейчас] мне на телефон приходят уведомления об отключении и включении горячей воды в доме. Это именно то светлое будущее. Но дом, кстати, к горячей воде не подключен.

Я родился в 1994 году в Москве, учился во ВГИКе на экономическом факультете — на режиссерский не поступил. В свободное время занимался компьютерной графикой: это было интересно, к тому же я отучился в Школе акварели, и это было естественным развитием художественных навыков. После окончания университета я пошел работать в студию AmalgamaVFX: сначала стажером-художником, потом дорос до арт-директора. Мы делали визуальные эффекты для кино и сериалов, в том числе для «Ледокола», часть эффектов для «Салюта-7», из недавнего — для «Аванпоста» и первой серии «Перевала Дятлова».

В студии я получил много опыта и знаний. В принципе, у меня всегда был интерес к режиссуре, поэтому вместе с друзьями и теми, кому это тоже интересно, я снимал короткометражки. Одна из них — «И тут он открывает глаза» 2019 года, а последняя — «Русская кибердеревня».

Толчком, как и у многих, послужил 2020 год. Было много приключений: мы наблюдали, как проходит карантин, как начали вводить QR-коды, как в Китае дома инспектировали с помощью коптеров. Многие поняли, что не обязательно по каждому рабочему поводу встречаться, а можно просто созвониться в зуме. Случилась форсированная диджитализация общества.

Эти переживания, события мирового масштаба, ощущение объединения человечества перед неизвестным врагом, наверное, послужили толчком, чтобы многие художники начали делать работы на тему киберпанка. Они были у студии Knife, у Brickspacer, естественно, у Евгения Зубкова. Я сделал 15-секундный ролик, в котором три робота копаются в водопроводном люке. С него, можно считать, и началась история кибердеревни, потому что на нем я обкатал основные технологии, например, модельки роботов.

Буду не очень оригинален, если скажу, что просто стараюсь брать образы из жизни. Эта кибердеревня и сюжет про фермера родились после поездки в деревню и рассказов хозяев, как у них там все происходит: «Ну, вот опять бык убежал — мы его ловили. Вот сломался трактор, и мы его чинили». Для нас это некоторая диковинка, хотя казалось бы.

Я хотел перенести в сценарий ролика это ощущение. Только в нем фермер рассказывает, что у них корабль пришельцев висит уже неделю. Для него это что‑то само собой разумеющееся, что можно распилить на металлолом, а для нас — что‑то интересное. Это создает комический эффект.

Безусловно, у нас получилось что‑то среднее между «Районом № 9», «Реальными упырями» и «Боратом». Если говорить о других художественных и культурных образах, то это «Бегущий по лезвию», «Призрак в доспехах», естественно, работы Саймона Сталенхага, чье влияние явно прослеживается, работы Евгения Зубкова. Мне кажется, он один из первых начал творить в таком сеттинге, думаю, волей-неволей мы ориентировались на него.

Помимо прочего, есть много отсылок к советскому кино. Мне кажется, интересно скрестить «Бегущего по лезвию» и «Любовь и голуби». Это близко к сердцу многих людей, мне оно и самому нравится — много смотрел его сам и изучал во ВГИКе. Этот культурный код нужно цитировать. Чем больше мы будем это делать, тем дольше он проживет, тем больше к нему будет интерес.

В самом вопросе уже есть ответ: [этот киберпанк популярен], потому что местный. Одно дело — общепринятый дженерик-киберпанк с огромными домами, надписями на японском, такой Лос-Анджелес из «Бегущего по лезвию». Наверное, он интересен в первую очередь тем, кто там живет, для них именно этот киберпанк местный. А нам интересно, как бы выглядело будущее у нас с учетом всех социальных и политических проблем.

Я считаю, что мы и так живем в киберпанке. Что 30 лет назад казалось невероятным, уже существует. Возможно, технологии внедряются более медленными темпами: среди нас пока (надеюсь) не ходят репликанты, тем не менее и робототехника, и искусственный интеллект показывают поразительные результаты.

В случае [кибердеревни] у нас не чистый киберпанк, а ретрофутуристический и советский, с оглядкой назад, в альтернативную действительность, где существует единственный в мире компьютер с троичной логикой «Сетунь», который не поставили на полку, а развивали. Безусловно, будущее будет выглядеть иначе — не так, как показано в нашей работе.