Режиссер, монах, ученый и архитектор рассказывают про курс «Театр как модель Вселенной»

Сегодня образование — это главная вещь, которой нужно заниматься, поскольку именно образование — это наш последний шанс на то, чтобы человечество смогло хоть как‑то спасти эту планету. Я не хотел бы нагнетать лишнюю панику, но я как раз принадлежу к людям, которые понимают, что не так все здорово и с экологией, и с нашими взаимоотношениями. И, конечно, роль образования сегодня очень-очень важна.

Но под образованием мы понимаем не только какие‑то прикладные науки — математику, биологию. Прежде всего образование — это то, что человек узнает о том, кто он такой, где он живет, кто находится вокруг него, какие‑то базовые вещи. Потому что тот уровень необразованности и, как принято сегодня говорить, мракобесия, которое царит в умах людей, в том числе и тех, кто управляют нашим миром, людей, которые занимаются псевдонаукой, какими‑то религиозными объединениями, — просто вопиющий. Так что каждый в каждой сфере по мере сил сегодня старается популяризировать какое‑то знание, которое он имеет. Это очень важно, потому что это не просто ротозейство, не просто любознательность. Это действительно вопрос жизненной необходимости.

Это некая модель — социальная, психологическая, политическая, духовная, экономическая, биологическая, какая хотите. И глядя, созерцая и вступая в контакт с этой моделью, человек познает себя.

При помощи искусства можно говорить о чем угодно — и о медицине, и о науке, о биологии, о физике, и о йоге, и о медитации, и об астрономии, и о политике. Искусство — это способ коммуникации, и, используя этот способ, можно доносить совершенно разные мысли и идеи.

Мы в «Okko Театре» занимаемся театральным искусством. Но мы не про то, чтобы делать просто банальные развлечения. Мы стараемся, чтобы и спектакли, которые мы делаем, и вещи, о которых мы говорим, могли служить этой одной-единственной простой идее развития человека, развития понимания, потому что только понимание, я повторюсь, способно помочь нам всем.

Кутияттам — это древнее санскритское искусство, ему 2000 лет. Художник свободен, когда он занимается этим искусством. Он сам решает, каким будет его персонаж, движение тела, жесты рук, шаги, ритм, сценарий, костюмы, грим — все это создает четкие формальные границы, но актер, несмотря на эти границы, абсолютно свободен, потому что он очень долго учится тому, чтобы зрители получали то, что называется раса. Раса — это эстетическое удовольствие от искусства.

Это искусство, рождающееся прямо на сцене. Стилизованные тела коммуницируют с аудиторией. Физическое тело переходит в представляющее тело. Это возможно лишь при очень плотной десятилетней подготовке. Десять лет формируется мастерство, и тело становится средством коммуникации и передачи образов. В формировании персонажа таким образом участвует все: обстоятельства, то, что окружает актера, его детство. И все актеры считают, что персонаж — это продолжение самого актера. Как он это передаст, как он создаст то искусство, которое будет актуально, релевантно в современном мире — это полностью зависит от внутреннего содержания художественной жизни актера.

На самом деле даже немного неловко затрагивать тему буддизма среди столь знающих спикеров, мне всегда кажется, что, когда я начинаю рассуждать на эту тему, для людей знающих я невольно звучу как шарлатан. Но так сложились обстоятельства, что я что‑то попытался рассказать на эту тему в рамках курса. Мы общались с Иваном и затем поговорили с командой о том, как мы движемся в рамках буддистской логики, которая в наше время становится частью уже и светских практик осознанности, приобретающих все большую популярность в том числе в корпоративном формате.

Мы движемся от набора теоретических познаний к живому опыту, который мы хотели бы развить шаг за шагом, проверяя каждый компонент теории, с которой мы работаем. В рамках этого диалога мы рассуждали на тему о том, можем ли мы сказать, что буддизм или любая другая классическая традиция, в том числе классические традиции психопрактики других религий, должны сохранять свои классические формы — или, напротив, поскольку мы живем в XXI веке, мы можем однозначно отбросить эти формы, просто взять некое сущностное содержание, сказать, что это содержание абсолютно одинаково во всех традициях, и слиться в космическом экстазе, где мы пришли к прямому переживанию наивысшей истины, достигли счастья и все радостно живем? Можем ли мы говорить, что внешние формы, различные церемонии, жесты, мудрые тексты, визуальное искусство, особая музыкальная система, которая способна вызывать измененные состояния сознания, — действительно ли все это необходимо?

Однозначного ответа нет, потому что у всех нас разные склонности и разные предпочтения. Для кого‑то все перечисленные компоненты будут играть большую роль на буддистском пути или на пути светских практик осознанности. На днях завершились очередные ежегодные учения Далай-Ламы для российских буддистов, в рамках которых немалое число россиян вставало рано утром, чтобы открыть трансляции на ютьюбе и на фейсбуке и с сонными, красными глазами смотреть лекции Далай-Ламы в синхронном переводе и попытаться разобраться со своим умом, со светской этикой, с внешней реальностью, с просветлением и тому подобными вопросами, которые могут быть для всех нас актуальными. Несмотря на то что пандемия накладывает свои ограничения, в этом формате нет ничего нетрадиционного. Мы все так же выступаем в качестве своего рода слушателей или учеников. Но кто‑то сочтет подобный формат совершенно избыточным, излишним. «Сам буддизм для меня лично, — скажет какой‑то человек, — глубоко неактуален, и я могу быть нравственным, сосредоточенным, сострадательным человеком совершенно безотносительно всех этих внешних структур». И это тоже совершенно правомочно.

Пока нам удается находить все бо́льшие уровни внутреннего благополучия, которые затем ведут к более корректному поведению по отношению к планете и другим людям, мы можем сказать, что буддизм и другие сферы человеческих познаний, с которыми мы здесь знакомимся, продолжают выполнять свою роль и приносить нам пользу. Хочется думать, что именно к этому 2500 лет назад нас и побуждал Будда. Перед тем как покинуть этот мир, он призвал всех своих последователей быть самим себе светильниками, продолжать находить наиболее оптимальные виды поведения, мышления и взаимодействия с реальностью. Искусство и традиционные системы психопрактики, хочется верить, могут нам в этом деле помочь.

Я — информатик, математик, биоинформатик, то есть, пользуясь старой советской метафорой о физиках и лириках, законченный, неисправимый физик. Мне очень необычно быть в такой компании — ну и тем интереснее участвовать в таком проекте.

В моей лекции я пытался порассуждать о языке, провести параллель между человеческими языками и языком генома, на котором записан текст генетической информации, — что между ними общего и в чем они разные. Как это относится к проекту? Ключевые слова — это язык и текст, написанный на этом языке. Но есть и другое важное ключевое слово — это слово «эволюция».

Этот аспект я тоже попытался отразить в своей лекции: как меняется язык, как меняются живые существа и что между этими процессами общего. Ну и сам я тоже эволюционирую, потому что мое участие в таком проекте — для меня лично это тоже эволюция.

Для меня парадоксально то, про что сказала уважаемая Уша: у нас есть очень четкий набор ингредиентов, и в принципе этих базовых элементов не очень много — но парадокс в том, что мы можем внутри этих базовых элементов быть абсолютно свободными. Для меня ответ на то, как в этом парадоксе существовать и что с этим делать, начинается с внимания.

У нас у всех есть аппарат внимания, мы бы три шага не сделали без него. Но оказывается, что если чуть более планомерно упражнять эту мышцу, то то, насколько ясно я воспринимаю ситуацию, насколько оптимально я на нее реагирую, зависит от качества внимания и присутствия в моменте. Поэтому мне кажется, что эта тема общая как для повседневной жизни каждого человека, так и для трансформативного театра. Даже для развлекательного искусства внимание потребуется, потому что нужно услышать шутку, нужно ее понять, нужно ее как‑то через себя пропустить, искренне порадоваться.

Я надеюсь, что такой фрактальный курс про театр как вселенную позволит людям чуть полнее, чуть плотнее соприкоснуться с тем, кто они и что они в каждую секунду. И что их действия будут направлены на то, о чем Иван говорит: чтобы этот мир становился чуть добрее, чуть сострадательнее, чуть отзывчивее, чуть внимательнее к себе и друг к другу.

Несколько точек, которые связывают архитектуру и театр, — это свет и пространство, с которыми работают и те и другие. И, в общем-то, город в большой степени является сценой и вдохновителем театра — помимо того что театры сами по себе в городе — это, можно сказать, практически храмовые сооружения и наиболее почитаемые сегодня сооружения в городе.

И мне кажется, что этот интерес к пространству и его устройству может помочь нам достичь этой осознанности в стремлении увидеть — может быть, даже не всегда создавать, просто увидеть — красоту. Мой хороший товарищ и друг Александр Бродский когда‑то научил нас видеть покосившуюся родину, заборы, вот это все некрасивое именно как самое настоящее. И это позволило архитекторам избавиться от постоянного стремления делать что‑то новое и хорошее вместо чего‑то старого и как бы плохого, которое на самом деле хорошим и является.

Театр для меня лично — не просто модель вселенной, а исследовательская лаборатория, где эта вселенная конструируется. И для того чтобы вся эта вселенная работала, требуется сотрудничество между участниками процесса.

И для того чтобы это сотрудничество могло происходить, требуются не искренность и честность, требуется качество, для которого в английском языке есть очень правильное слово integrity — целостность, аутентичность, искренность, настоящность в конечном итоге.

И для меня то, что происходит в театре моей внутренней жизни, в театрах, в которых мы играем каждый день, в театрах как исследовательских лабораториях, — очень глубокое осознавание того, что происходит на уровне переживания со мной, и передача этого знания другому. Причем под словом «другой» я имею в виду не только человека, но и мир в целом, а может быть, это и я сам в том числе. Вот как проявить себя для самого себя и для мира — и тем самым познать мир.