— Как возникла идея сделать выставку в лесу?
— Все любят лес. Лес вполне достоин этого. Это действительно нечто совершенно чудесное. К тому же мы в целом принадлежим к лесной и постлесной цивилизации, и завязки всех сюжетов, свойственных нашей культуре, возникают где‑то в лесных дебрях. Лес — это место, где рождаются сказки.
— А у вас лес с чем ассоциируется?
— С ощущением какого‑то магизма, сказочности, с одной стороны. С другой — с состоянием растворения, когда ты не понимаешь, кто ты такой. И в какой‑то момент исчезаешь. Это гениально.
— Какие сказки вы любили в детстве?
— Я вообще обожал сказки. В частности, конечно, классические, так называемые инициационные, где герой обязательно попадает в лес, встречает там избушку, магических персонажей. Это все я очень любил. А еще любил иллюстрации в книжках. Ивана Билибина, например.
— На заглавной работе выставки «Ча ща» у вас как раз изображена избушка. Это один из ваших любимых персонажей?
— Да, наряду с колобком и другими персонажами я очень люблю избушку. И это очень отразилось в моей деятельности. Еще в период существования группы «Инспекция «Медицинская герменевтика» был создан канон «Ортодоксальная избушка». И магическая избушка была на нашей печати — такой герб, которым мы заверяли наши документы.
Я эту печать когда‑то купил в маленьком чешском городе Либерец. Это был подарок судьбы. Дело было в 1988 году, в первые годы существования нашей группы. Я приехал в этот город, окруженный лесистыми холмами, и купил там набор печатей с сюжетами из сказок. Все печати были связаны с лесом, но вот эту, наиболее архетипическую, я предложил сделать печатью и эмблемой нашей группы. На ней девочка и мальчик, взявшись за руки, идут по тропинке в лес к пряничной избушке.
— А в избушке живет Баба-яга.
— Самое главное, что избушка важнее того, кто в ней живет. Она самодостаточный персонаж. Есть на эту тему прекрасное исследование Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки». И отдельное внимание в нем уделено избушке. Например, отмечается тот факт, что из нее никогда нельзя выйти тем же способом, каким ты вошел. Герои входят через дверь, но потом обязательно вылетают в трубу или в окно. На самом деле избушка — это такой турникет между мирами. Ее нельзя обойти. Мы произносим заклинание «Встань к лесу задом, а ко мне передом». Из чего следует, что обычно она стоит к лесу передом, а к человечеству задом.
— А вы ходите на природу?
— Да, конечно, я часть времени провожу за городом.
— «Ча ща» — выставка лэнд-арта. Это направление появилось как ответ на консьюмеризм. Как вы относитесь к потреблению?
— Вообще, хорошо. Я люблю потреблять (смеется).
— В больших количествах?
— По-разному бывает (смеется).
— А вы ведете экологичный образ жизни?
— Скорее, экологичный образ мысли.
— Что это значит?
— Это связано с глубочайшим культурным шоком, который я испытал в детстве. Я всегда очень любил животных. Я смотрел на картинки в детских книжках, играл с игрушками — невероятно милыми и очаровательными животными: поросятами, утятами, которые с самого раннего детства входят в сердцевину человеческого существа, его психоэмоционального состава.
И тут вдруг обнаруживается, что люди, одновременно умиляясь этим существам, кроваво их уничтожают, пожирают и так далее. И в этот момент понимаешь, что люди — настоящие шизофреники с расщепленным сознанием, которые могут спокойно совмещать и то, и другое. Мне в этот момент открылся шизоидный аспект человечества. И я понял, что люди — чудовищные монстры. Но все равно любовь к ним не угасла в моем сердце.
— Вы вегетарианец?
— Нет, кстати. Я очень непоследовательный (смеется). Были долгие периоды в моей жизни, когда был им, а потом перестал. Но крупных животных я не ем.
— Лес и музей — вещи совершенно разные. Как считаете, лес подходящая площадка для экспонирования? Вам где больше нравится выставляться?
— Музей тоже может быть лесом. Таким клевым местом, к которым я отношу прежде всего старые музеи. Там тоже присутствуют заросли, элемент чащи и блуждания. В этом смысле музеи современного искусства, которые все такие белые и обозримые, мне нравятся в тысячу раз меньше. Я люблю, когда много пространства, но при этом мне больше нравится старая, лабиринтная, чашеобразная структура музея. Например, галерея «Уффици» или «Эрмитаж».
— Я правильно понимаю, что один из мотивов выставки — такое убежище для художников, где они могут открыто говорить и выражать свои идеи?
— На этой выставке не было ничего такого, что нельзя было бы сказать в пространстве музея или галереи. Нельзя сказать, что там присутствует большая доля политической свободы. Но есть свобода другого плана, более глубинная. Возможность вдохнуть лесной воздух.
— А если бы у вас была возможность организовать выставку в другом интересном пространстве, где бы это было?
— Я бы сделал выставку на пляже. Кроме блуждания в лесу, есть не менее мощное базовое состояние — лежание на пляже под лучами солнца. И плавание в море, реке или озере. И было бы очень здорово делать пляжные выставки. Например, размещать объекты в водоемах, чтобы зрителям нужно было до них доплыть или увидеть только из воды.
— Расскажите о своем арт-объекте «Мебель в лесах».
— Это произведение — отчасти материализация моей очень старой графической серии, где были изображены различные интерьерные предметы: шкафчики, столы, стулья, уютные кроватки. Но в данном случае мебель дополнена еще и очень мощной фигурой мухомора, который выступает в качестве защитника, зонта. И под мухомором как раз гнездится культура.
— И плюс ко всему человеку уютно в таком месте.
— Да. У меня есть идея сделать большую выставку под названием «Город как квартира и квартира как город». Представьте себе, что мы попадаем в квартиру, где все предметы имеют вид зданий. Кресло в виде готического собора. Стол в виде здания парламента, холодильник — имитация небоскреба. В этой квартире есть площади и улицы. А за окнами этой квартиры громоздится город с огромными зданиями, которые имеют вид мебели: дома в виде шкафов и так далее. Это такая радикальная инверсия. И самое замечательное в ней, что, находясь в квартире, ты чувствуешь себя гигантом, а в городском пространстве — микросуществом наподобие насекомого.
— Мне кажется, «маленькому человеку» очень бы понравилась ваша идея.
— Да. Но все люди маленькие. Если даже рядом с самым огромным человеком поставить динозавра, человек тоже будет очень маленьким. Динозавров нет, зато есть огромные здания, которые выполняют их роль.
— Человек природное существо. И искусство, которое он производит, тоже природное. Нужны ли в этом случае искусству вспомогательные тексты вроде табличек рядом с работами или статей, или человек и так может понять работы?
— Я очень люблю смотреть на голых людей. Это меня наводит на философские размышления. И я всегда думаю, что человек, конечно, не часть земной природы. И тот факт, что он нуждается в одежде, уже об этом говорит. Скорее всего, человек — это результат каких‑то очень сложных мутаций, существо техногенное и природное только отчасти. То же самое — с искусством, есть в нем что‑то природное, что‑то антиприродное. Это и делает его интересным. И пояснения, наверное, нужны.
— Вроде бы на выставку в лесу люди должны прийти, чтобы отдохнуть от городской среды. Но наверняка, оказавшись там, люди сразу достали телефоны и начали снимать. Парадокс.
— С одной стороны, это, конечно, отвлекает. С другой — у них будет шанс увидеть произведения еще раз, когда будут просматривать фотки с собой и где‑то там за их спиной будут маячить еще арт-объекты. Поэтому художник, по идее, должен быть максимально заинтересован в количестве селфи, снятых на фоне его произведений (смеется).
