Редактор раздела «Театр» на afisha.ru
Российские режиссеры, которые щас котируются у универсального зрителя из моспитерского миддл-класса (не слишком молодые и неизвестные, чтобы экстравагировать, не слишком старые и признанные, чтобы быть зашкваром у деловых женщин, заряжающих сатисфаеры безопасной современочкой) — вот эти ребята сорок плюс, очевидно, до сих пор воспринимают постмодернизм как инструмент, но не просто как инструмент, а как что‑то внешнее по отношению к себе. У них не получилось в этом вырасти, зато получилось литературно апроприировать, но все равно выходят такие неуверенные пользователи интернета: в курсе про языковые игры — как прием, но над свежими мемами посмеиваются настороженно, без искреннего, так сказать, чувства. И творчество этих людей на театре — до сих пор в принципе единственный повод говорить вслух стыдное и не описывающее вообще ничего слово «постмодернизм».
Вот этот фрейм созидания, когда способ мышления/языка не является для человека естественным, а является внешним инструментом, — он, как мне кажется, является причиной появления фейспалм-театра. Потому что вроде бы все на своих местах, но гэп между чувственностью человека и тем, что он делает/говорит/показывает, в таких произведениях сияет как влажная залупа на солнце. И это делает любому наблюдательному человеку неловко.
Потому что вот был нарративный театр, который осыпал месседжами публику. Потом пришел постдраматический театр, который только деликатно обозначал фрейм, внутрь которого зритель мог разместить себя, или как у Мюллера — раскалывал реальность топориком, и между разными кусками создавалось невероятное напряжение, а из трещинок между ними сочилась протеиновая сперма, которую зритель мог при должном желании всасывать. А вот Вырыпаев из своего 2120 года написал идеально пустой текст, который вообще не оставляет наблюдателям другого варианта, кроме как размещать себя внутри этого прозрачного ничего, а затем на себя внимательно смотреть и задавать разные вопросы, в первую очередь, конечно — а за каким конским **** [членом] ты здесь оказался.
Текст называется «Интертеймент», на одноименный спектакль в «Градский-холл» я сходил 18 числа. Поставил текст Вырыпаева Виктор Рыжаков, играет сам Вырыпаев и его супруга Каролина Грушка. Спектакль изящен в своей простоте как самые красивые одноклеточные: на сцене сделан круглый подиум под углом к зрителю, на нем два белых кресла, в этих белых креслах сидят в белых костюмах действующие лица. Они друг с другом разговаривают, почти друг на друга не смотря, и есть две линии — в одной они играют зрителей в зале, смотрящих спектакль, а в другой (тут меняется свет и интонации героев) — актеры, разыгрывающие любовную линию, на которую эти зрители смотрят. Я даже не хочу заступать на территорию фем-оптики, но женщина выведена у Вырыпаева такой романтической птичкой, все время спрашивающей — ах, неужели нет искренней любви на сцене? А мужчина — такой деликатный, но скептик-менсплейнер: да ну конечно же нет, это ведь интертеймент. И вот эта фраза идет рефреном весь час, пока не выводит зрителей к катарсису. В тексте происходят: 1) отношения мужчины и женщины; 2) мысли Автора о Природе Театра.
Меня цепанула ироническая (не очевидно, разумеется, а просто я так вчитал) видеопроекция Владимира Гусева: развернутое под углом low-res онлайн-видео, на котором головы двух персонажей оставляют короткий глитчевый след. Вырыпаев в таком фрейме на экране выглядит как чистый Ленин, только вещает не про рабочих и заводы, а про то, что любовь это свет, а свет это любовь. Не знаю, что думает Гусев, но при должном подходе, конечно, небрежность видеоработы в этом спекте (рисованный декор театрального зала, дальше падает снежочек, дальше онлайн-видео) становится оч. крутым авторефлексивным ******** [деконструкцией] происходящего.
И еще: этот спектакль — это первый проект «Okko Театра». Это продюсерское бюро внутри онлайн-кинотеатра Оkko, и это дорогие мне товарищи, я к ним оч. тепло отношусь. И чисто технологически (они будут выпускать спектакли, записывать их на видео (не как обычно записывают театр на видео) и продавать онлайн) это очень крутая именно продюсерская и технологическая история для России. Тем более, мне интересно, как они вот эту часовую бубнилку о вечном запишут на видео, реально очень интересно.
А в финале я хочу сказать вот что. Современный театр, перформанс и в принципе межжанровые креативные практики накопили достаточный арсенал инструментов прямого искреннего высказывания. Вот, например, ты хочешь сделать высказывание про любовь — и чтобы оно не звучало вульгарно и неловко, у тебя есть сегодня инструменты это сделать. И языковые, и эстетические. Будь ты 50-летний режиссер или 20-летний куратор. Чтобы знать эти инструменты, надо много чего смотреть и много об этом думать. А если ты занят перетиранием мыслей о вечном и застрял в своей уверенности, что ты театральный философ современности, то, разумеется, неоткуда будет взять время изучать новые инструменты. И тогда ты обречен на постмодернистское заворачиваение своего базового высказывания в миллион слоев театральной формы, игры, каламбуров, цитат, игр с контекстами и т. д.
Так, что в результате получается тотальный фейк. Который не ударяет просто ни во что, даже ****** [ударить] по самому себе у него не остается потенциала. И это ведь правда очень трагично. Это нормально — не уметь пользоваться такими инструментами, но тогда находи убежище в, извините, прагматически полезном театре. Вон Кэти Митчелл делает спектакли-лекции про климат; ну, что‑то потихоньку рассказывает людям. А ведь тоже могла бы делать стендапы на тему «любовь это свет, а свет это любовь». Вокруг так много интересного, камон.
И я даже не знаю, чем закончить. Ну, наверное, давайте закончим тем, что очень страшно ********* [обманывать] себя. Вот реально очень страшно.