— Давайте начнем вот с чего: как в Японии вообще появился детектив? Он как‑то отличается от западного детектива?
— Если отвечать серьезно, получится довольно долгий разговор. Сам детективный жанр начался с 1841 года с рассказа Эдгара Алана По «Убийство на улице Морг». Это связано в том числе в большой степени с технической революцией: у горожан появился запрос на то, чтобы разобраться, как работают вещи, которые раньше считались необъяснимыми. Например, если раньше люди верили в привидений, то теперь стало казаться, что ученые могут объяснить, что на самом деле происходит. И расследование в детективах стало строиться именно на научной основе. Например, Шерлок Холмс — прежде всего ученый, а потом уже детектив.
Таких детективов появилось много, и один американец, Ван Дайн, прочитал больше 2000 таких книг — это двадцатые годы прошлого века. И он предложил наиболее интересный вариант детектива, загадки. Он определил, что наиболее интересным видом детектива является ситуация, когда есть, например, десять человек, которые находятся в замкнутом пространстве, и извне появляется детектив, который расследует преступление. Это второй этап развития детективного жанра — когда создаются определенные условия.
Но материал для таких детективов ограничен. Скоро новым авторам стало очень сложно написать что‑то более достойное. Тогда появился новый, «социальный» детектив, вроде историй про Филипа Марлоу, когда становится важнее сюжет, а к самой загадке нет такого пристального интереса, какой был до сих пор. В Америке и в Англии такой детектив до сих пор популярен. И в Японии он тоже появился — например, книги Мацумото Сэйтё, в которых появляется не детектив, а прокурор, но они тоже укладываются в рамки этого жанра.
Но потом японцев, так сказать, отбросило назад, им снова захотелось читать детективы ради загадки.
Это, в частности, мои книги «Токийский зодиак» и «Дом кривых стен». В Китае и на Тайване тоже появились писатели, которые хотят писать в таком жанре. И Россия как страна с глубокой литературой, как мне кажется, тоже может подарить нам новых писателей такого рода. Мне, например, Чехов кажется очень мистическим писателем.
— У нас как раз есть писатель Борис Акунин, который превратил чеховскую «Чайку» в классический герметичный детектив.
— Ничего себе! Кстати, Эдогава Рампо, родоначальник жанра в Японии, находился под очень сильным влиянием Достоевского. Так что у меня очень большие ожидания, связанные с Россией.
— Я слышал, будто жанр герметичногого детектива — с убийством в запертой комнате — в Японии долго не был популярен, потому что комнаты часто не запирались. Это правда?
— Да, насколько я знаю, поначалу сложно было писать такие детективы, потому что в эпоху Эдо из‑за низкой преступности дома практически не запирались.
— Расскажите про свои принципы: что в ваших хонкаку-детективах должно быть обязательно, а чего не может быть никогда?
— В Японии произошел бум нового хонкаку, и появились правила нового детектива. Во-первых, должно быть максимально ограниченное и по возможности странное пространство. Во-вторых, как можно раньше в книге нужно рассказать читателю о каждом персонаже. По возможности лучше начинать книгу с убийства — и хорошо бы, чтобы в процессе произошло еще одно убийство, чтобы читатель не заскучал. А еще детектив должен появиться со стороны — чтобы он располагал теми же сведениями, что и читатель. И еще одно правило — писатель не должен врать читателю. В общем, ничего нового, классики западного детектива в своих произведениях придерживались тех же правил.
Но потом популярность этого жанра в Японии пошла на спад — и стоит задуматься почему. Мне кажется, важнее то, что материал для такого жанра очень ограничен. Поэтому я сам решил минимизировать количество неотъемлемых условий. Остались только два принципа: во-первых, в книге должны быть загадка и отгадка, а во-вторых, дедуктивный метод, который помогает прийти от загадки к отгадке. Первую книгу, «Токийский зодиак», я написал именно так, с минимумом условий, а в «Доме кривых стен» максимально следовал принципам Ван Дайна. Думаю, именно со второй книги началась новая волна хонкаку, но по классическим принципам я написал лишь одну книгу.
— А эти ограничения усложняют вашу жизнь как писателя или, наоборот, подстегивает интерес?
— И то и другое. Но в целом рамки мне скорее не нравятся, потому я и стараюсь избавляться от большинства из них.
— В ваших детективах сыщику и читателю раздаются одинаковые карты, и, в принципе, внимательный читатель может раскрыть дело быстрее героя. А случалось ли, что вашим читателям приходила в голову более элегантное решение задачи, чем то, что вы сами заложили в книгу?
— Такого не было (смеется). Но это было бы очень интересно, тогда победил бы читатель, а писатель проиграл.
— А такое вообще может быть? Или вы уверены, что читателю вас не победить?
— Это зависит от книги. Бывает, что я своим произведением очень доволен и тогда уверен, что нет разгадки лучше, чем придумал я. Но в других книгах мне было бы интересно, если бы кто‑то предложил более интересный вариант.
— Вы уже говорили, как изменялся жанр в прошлом. А то, как меняется мир сейчас, влияет на то, как вы пишете свои детективы?
— В деталях меняется. Раньше мои персонажи пользовались в романах телефонными будками, сейчас, с распространением мобильной связи, такой необходимости нет. Кроме того, во времена Мацумото Сэйтё японцы были очень медленными и перемещались только по железной дороге, а теперь летают на самолете. Так что кое‑что меняется, но на сами принципы написания детектива это не влияет.
Например, нейробология сейчас уже может ответить, почему люди видят привидений, какой это тип галлюцинаций. Представьте, что три девушки видят на темной улице привидение. Если они увидели его втроем, значит, там действительно что‑то было, если только одна — разумно предположить, что у нее что‑то с головой. Мне кажется, жанр мистерии возник благодаря научной революции, и Ван Дайн своими принципами затормозил развитие жанра, он не пустил науку в детектив. И следующим скачком должно стать использование в детективе новейших научных подходов. Я называю это «хонкаку XXI века».
— Вы помните, как вы сами поняли, что любите детективный жанр и хотите им заниматься?
— Первую свою историю я написал в младшей школе. У нас была такая традиция: мы за обедом сдвигали столы и болтали. Мне было скучно, потому что мои одноклассники в основном сплетничали и говорили про знаменитостей, а я таким не интересовался. И тогда я рассказал им историю о том, как на соседнем поле для гольфа произошло расследование. История имела огромный успех, и я стал регулярно рассказывать новые байки. В какой‑то момент я понял, что уже не могу выдумывать новые сюжеты на ходу, и стал их записывать в тетрадку — и позже понял, что эта тетрадь и была моей первой книгой.
Эти свои первые истории я придумывал, опираясь на серию книг Эдогавы Рампо про маленьких расследователей — мне кажется, он сам вдохновлялся мальчишками с Бейкер-стрит, которые помогали Шерлоку Холмсу. В средней и старшей школе я перечитал все детективы, которые были в школьной библиотеке, — и даже, кажется, кого‑то из русских авторов, хотя сейчас не помню кого.
— А можете назвать вашего любимого из вымышленных детективов?
— Шерлок Холмс, его никто не превзошел. В книгах о нем много странностей. Например, если взять «Пеструю ленту», то там ошибка на ошибке. Змея там пьет молоко — а пресмыкающиеся молока вообще не пьют. У змей нет ушей, и на свист из соседнего помещения они не приползут. Но, несмотря на все несоответствия, это очень хороший рассказ. Кстати, я не думаю, что Конан Дойл был несведущ в науке, просто наука тогда была на таком уровне. Но даже сейчас, когда мы все это знаем, его книги можно найти в любой библиотеке, и люди зачитываются ими до сих пор. А все потому, что у Шерлока Холмса потрясающее чувство юмора, а ритм произведений такой, что не заскучаешь, — поэтому они и не устаревают. Все это важно для детектива: юмор, темп и общее ощущение веселья.
