Середина второго президентского срока Владимира Владимировича Путина. Третий раз председателем правительства Российской Федерации является Михаил Фрадков. Конец декабря 2006 года, среда. Температура в Москве +5 (аномальный рекорд). В душноватом кабинете в одном брутальном советском здании с видом на краснокирпичный Кремль сидел мужчина шестидесяти лет, плотный, лысоватый, с родинкой между бровей. Чай на столе стыл, лимон заветривался, а человек думал о высоком, о карьерном, о Родине — о выборах в Государственную думу Федерального собрания Российской Федерации пятого созыва, которые должны состояться в следующем году. Звали человека Геннадием Андреевичем Зюгановым.
И в этот момент, в 12 часов 06 минут по МСК (как позже было написано в пресс-релизе), в здании зазвонил телефон. В приемной председателя ЦК КПРФ подняли трубку. Неизвестный мужчина, не представившись, напряженным голосом произнес в трубку, что хочет передать Зюганову одну очень ценную вещь.
— Верю только коммунистам, — сказал аноним. — Знаю, что Зюганов не украдет и не перепродаст. А вернет стране и народу!
Сотрудники приемной, видно, самого Геннадия Андреевича тогда информацией о странном звонке беспокоить не стали. К Манежной площади вышел член коммунистического ЦК Александр Куликов (в прошлом полковник милиции). «Фонтанка» пишет, что рандеву вообще состоялось не на улице, а в переходе станции метро «Театральная».
Аноним вручил коммунисту простой бумажный пакет. Внутри бумажного пакета находился пакет целлофановый. Третьей сумки внутри, какой‑нибудь тканевой, например, по современной моде на все экологичное, не было. Зато там находилось…
Кстати, успокою вас, все эти процедуры по разворачиванию свертка происходили не на холодной бездушной асфальтовой мостовой улицы Охотный Ряд, которую так не любил Гиляровский, среди влажных воздушных потоков типичной московской зимы с ее +5 по Цельсию. И не среди толп метрополитена. А внутри теплой и гостеприимной приемной КПРФ, где чай с лимонами, и кофе с молоком, и люди отзывчивые.
Про не опасные для содержимого погодные условия я отдельно подчеркиваю не просто так. У нас же, вы помните, книжка тематическая, про искусство. Нетрудно догадаться, что внутри свертка оказалась не тканевая сумка, а несколько сложенных стопочкой кусков холста, твердого от старости и пропиток.
Тут отвлекусь от развития сюжета, сделав экскурс в проблемы сохранности ворованных произведений искусства. Вдруг эту книгу прочтет какой‑нибудь будущий музейный вор, так вот, пусть он запомнит, как делать не надо! А реставраторам это его знание авось пользу принесет, когда человека поймают и краденое обнаружат: вдруг именно мой сегодняшний совет уменьшит им работку по восстановлению возвращенного, вот мне будет плюс десять в карму.
Так вот, товарищ потенциальный правонарушитель, мотай на ус! Во-первых, последнее дело, воруя полотно из музея, — вырезать холст снаружи из рамы, кромсая его ножом. Это только для фильма «Приключения Электроника» годится! Но там же, позвольте напомнить, еще и говорящий человекоподобный робот есть, блондин кудрявый. Так вот, тема с вырезанием холста ножами — столь же реалистична и правдоподобна, как и про советских киборгов. Выдирая таким способом холст из подрамника, ты мгновенно свою добычу в разы обесцениваешь! Целиковые картины — то есть с полосами холста, которые были спрятаны под раму, загнуты за край подрамника и еще вдобавок с обратной стороны закреплены, — можно продать намного дороже (например, просто потому, что они не выглядят так подозрительно). Даже если ты воруешь полотно для подпольного коллекционера, который гарантированно даст тебе денег, поверь мне — увидев такое варварство с краями шедевра, этот знаток искусств весьма расстроится. И может заплатить меньше: ведь теперь ему придется вложиться в весьма дорогостоящую реставрацию, причем подпольную же. Кроме того, обрезанное полотно тяжелей хранить — стабильность грунта нарушена, краска осыпается, холст треплется. Из‑за поврежденных краев оно может расползаться на глазах, особенно если долго хранить в плохих условиях, ожидая покупателя.
Конечно, весьма эффектно выглядит: подойти к стене музея, достать блестящий стальной резак, эффектным движением, точным, как скальпель хирурга, вырезать картину из рамы… А если картина написана не на холсте (тряпочке), а на картоне? А на фанере? Или на доске? Дубовой? Так с картинами вообще нередко случается. Представляете, какой облом в эффектной сценографии, да? Ножик о дуб и погнуть можно… Разумный образец поведения в данной ситуации показывает похититель пейзажа Куинджи из Третьяковской галереи в 2019 году. Он снял картину в раме со стены, спрятался за угол, отогнул гвоздики, которые с обратной стороны удерживали картину. Раму бросил и забрал с собой совершенно неповрежденный пейзаж. Благодаря чему после его ареста с поличным на утро следующего дня краденое практически совсем не пришлось реставрировать. Молодец, профессиональная работа!
А теперь, товарищ потенциальный нарушитель, будет «во-вторых». В кино такого вроде не показывают, так что телевизор вроде не виноват. С другой стороны, проблема эта имеет весьма массовое распространение — так что видно, это просто такой рефлекс у людей идиотский. Очень часто в реальной жизни найденная картина имеет весьма характерные повреждения, неумышленно нанесенные ей ворами, — сгибы! Полотна оказываются потрепанными на сгибах. Злоумышленник забирает картину, она оказывается крупноватой по размеру, нести ее незаметно нельзя. И вор обращается с ней, как будто это одеяло, платок или большой лист бумаги, — складывает квадратиком. Красочному слою старинных картин подобное наносит большой вред. Так оказались поврежденным найденный после кражи «Поцелуй Иуды» ученика Караваджо из Одесского музея, трофейный «Тарквиний и Лукреция» Рубенса (ныне временно в Эрмитаже) и многие другие картины.
Так вот, та же самая беда со сгибами была и у картины, принесенной в приемную Геннадия Андреевича.
Так красочный слой картины имеет намного больше шансов уцелеть. Другой важный нюанс: холсты надо сворачивать красочным слоем наружу, а не внутрь. Большинство профанов инстинктивно делают наоборот, подсознательно стараясь спрятать изображенное. По законам физики это скручивание внутрь вредит краске сильнее, чем скручивание наружу.
Но прежде чем мы вернемся к членам коммунистической партии, в изумлении склонившимся над травмированной картиной, разложенной на столе в приемной КПРФ, я обязана добавить еще кое‑что принципиальное. Красть из музеев плохо! Красть из музеев нельзя! (И у частных коллекционеров тоже!) Пусть тот, кто из музея украдет, себе покоя не найдет, ни в земле освященной, ни в гробу повапленном, не соберутся на его поминки потомки, не наберется у него в жизни ценного имущества ни котомки, рука правая у него от инсульта отнимется, инструмент детородный в нужный момент не поднимется, сахар в крови превысит все нормы, в автомобиль грузовик врежется огромный, а квартиру риелтор черный отнимет, и любимый человек без следа где‑то сгинет. Чтоб больше никогда тебя ни одному музею (и частному коллекционеру тоже) не видеть, откачнись, отвяжись, удались от них по сей час, по сей день, по твою жизнь, моим крепким словом, во веки веков, аминь!
Итак, Геннадий Андреевич Зюганов, рассказывая позже журналистам о находке, упомянул, что сложенная картина была похожа на фотографию, так четко были прорисованы на ней все детали. «Мы даже подумали, что, возможно, нас разыграли», — добавил политик, улыбаясь. Мысль о фотографии у коммунистов возникла из‑за стилистики найденной картины — ведь ее автором оказался французский салонный художник XIX века Жан-Леон Жером, который писал глянцевые, но при этом сладкие картины.
Но давайте же, любезный читатель, наконец озвучим название найденной картины. Тем более что при верстке этой книжки репродукцию данного произведения с подписью разборчивыми буквами наверняка коварно воткнули где‑нибудь в самом начале данной главы, поперед батьки, сломав мне тут всю интригу и развеяв загадочный флер.
«Бассейн в гареме
», написанный Жеромом в 1875 году по личному заказу будущего русского императора Александра III, в России оказался почти сразу после своего написания. После же Великой Октябрьской социалистической революции — пардон, просто революции 1917 года (это на меня антураж главы влияет, извините), — она оказалась в Государственном Эрмитаже. Оттуда ее украли за пять лет до упомянутого телефонного звонка.
Издательство
«Бомбора», Москва, 2019
Купить