Потому и страшно: чем похожи рассказы Кристен Рупеньян и Евгении Некрасовой

История успеха Кристен Рупеньян уже стала легендой, поэтому давайте по верхам. Молодая писательница несколько лет строчила в стол, потом один-единственный рассказ в нужный момент попал в нужный журнал (New Yorker), на Кристен посыпались слава, контракты на экранизации и миллионный аванс на дебютный сборник рассказов.

В каком‑то смысле это идеальная история успеха. Джоан Роулинг после прорывного «Философского камня» десять лет строчила сиквелы (а теперь — киноприквелы разного качества), а чтобы выбраться из‑под штампа «Мама Гарри Поттера», ей пришлось аж придумать не слишком убедительный псевдоним. Двадцать лет спустя для успеха достаточно рассказа на тридцать страниц, в котором не то чтобы много чего происходит, — если этот рассказ хорошо написан и появляется в тот момент, когда дискуссия о нездоровых отношениях стала главным лейтмотивом мировой общественной жизни. Если от Роулинг ждали (и продолжают ждать) ещё одной истории про волшебников, то от Рупеньян было непонятно, чего ждать. Это большое преимущество; Кристен пользуется им на всю катушку.

Главное достоинство сборника — то, что он совершенно, даже нарочито непредсказуем. Знаменитый «Кошатник» разместился в центре вместе со своим двойником — повестью «Хороший парень» про мужчину, чья неуверенность в себе ломает жизни женщин, которые к нему приближаются. Вокруг них — очень разные рассказы, объединенные тем, что следующий не похож на предыдущий. За элегантной мистической историей о преподаватели в Кении следует сказка «Зеркало, ведро и старая бедренная кость» (единственная однозначная неудача сборника), за рассказом о девушке, наколдовавшей себе идеального мужчину-демона — кроненберговский боди-хоррор «Синдром спичечного коробка».

Желание все время держать читателя в напряжении не стоило бы ломаного гроша (и фантастического аванса), если бы не одна деталь. Рупеньян не только любит пугать, смешить и водить вокруг пальца, но и умеет это делать. От первого рассказа, в котором пара заботливо превращает жизнь своего друга в ад, до финальной «Кусаки», выворачивающей наизнанку скандалы эпохи #metoo сборник не позволяет себя отложить. Не слишком элегантно звучащее в переводе название книги не врет. Это будет жутковато, до мурашек неприятно, вам понравится и захочется еще.

С Евгенией Некрасовой совсем другая история. У неё в багаже уже есть «Калечина-Малечина», которая вошла в шорт-листы всех главных премий — «Большая книга», «НОС», «Нацбест»; наверняка и «Ясная Поляна» без нее не обойдется. Теперь за ним последовал увесистый (на треть толще крошечной «Калечины») сборник рассказов, который неожиданным образом оказался двойником сборника Рупеньян.

Сложно заподозрить здесь подсматривание приемов или влияние: скорее это тот самый случай, когда что‑то в воздухе разлито. Уже в «Калечине-Малечине» наметился фирменный стиль Некрасовой, который виден и здесь. Она говорит о боли, одиночестве, нелюбви, оборачивая страшное в сказочный фантик, который немного смягчает шок. Некрасова не жалеет читателя, скорее относится к нему с состраданием врача в детской поликлинике: погладит по голове, незаметно отвлечет, а когда пациент замешкается — тут и шприц с вакциной на готове.

В первом же рассказе чувство вины принимает образ вполне материального склизкого червя, обвивающего шею главного героя — метафора лобовая, но писательнице удается с ней справиться. Мухин из рассказа «Супергерой», который очень хочет нести в мир добро, но без обязательств, кажется русским кузеном Теда из «Хорошего парня» Рупеньян.

При этом читать сборник Некрасовой заметно сложнее. Там, где Рупеньян вооружается спасительным черным юмором и фирменной ироничной ухмылкой, Некрасова куда серьезнее и немного сентиментальнее. Ну и место действия, конечно, важно. Помещая действие своих рассказов не в условное пространство, а в узнаваемую Россию 2019 года, Некрасова автоматически связывает их с новостной лентой.

Неудивительно, что лучшим рассказом сборника оказывается притаившийся ближе к концу «Лакшми», начинающийся с обезоруживающе обыденного: «Руки своей жены Овражин попросил три года назад. Она отдала. <…> Руку на свою жену Овражин принялся поднимать два месяца назад». К счастью, героиня рассказа живет в том же полумагическом мире, что и Катя из «Калечины-Малечины» (они перекликаются, например, словом «невыросшие», которым здесь называют детей). В отсутствие законодательства, которое борется с домашним насилием, ей приходится самой оборонять себя, буквально отращивая новые конечности и превращаясь в многорукую богиню. Так и проза Некрасовой отращивает себе новые конечности, чтобы научиться говорить на темы, о которых в России рассуждать мало кто умеет: домашнее насилие, страх, смерть. Получается книга, которая поможет найти новый язык для их обсуждения.