Сначала словом «олигархи» обозначали греческих аристократов, пытавшихся свергнуть афинскую демократию, которую они считали властью толпы. Они боялись, что массы, получив право принимать решения, повредят государству из-за недостатка образования и неуважения к культуре и праву. В России начала 1990-х было наоборот: олигархи ассоциировались с беззаконием и принесением старых ценностей в жертву невиданным деньгам.
В последующие двадцать лет эта вульгарность привела к более утонченной форме бахвальства, извините за оксюморон. Источники богатств олигархов остаются теми же: раздел природных ресурсов бывшей сверхдержавы между небольшим числом влиятельных людей. Нефть и газ открыли дорогу к мгновенному обогащению, как, впрочем, и сталь, алюминий и другие металлы. Возмущение этой практикой вымостило путь Владимиру Путину, который пришел к власти в 2000 году на обещаниях восстановить порядок. Путин разорвал прежние льготные сделки с олигархами и дал понять: чтобы процветать, а на деле просто выжить, они должны продемонстрировать пиетет по отношению к нему и воздержаться от вмешательства в политику. Клептократия ельцинских лет была ренационализирована, снова взята под крыло государства. Силовая и экономическая элиты слились воедино.
В Китае такого рода сделки проходили более открыто. Публичные выражения преданности коммунистической партии оказывались неизбежны для всякого, кто всерьез собирался заработать денег, но, помимо этого, было важно подобрать нужных союзников в нужное время. Личные состояния в значительной степени зависели от наличия политических спонсоров.
Для российской элиты игровой площадкой — а порой и полем боя — стал Лондон. Первое поколение китайских сверхбогатых людей чувствовало себя более уютно в Соединенных Штатах, при этом закупая активы или складывая деньги в Сингапуре и Дубае.
Главный приоритет для большинства олигархов сегодня, помимо сохранения их состояний, — управление репутацией. Они нанимают лучших международных юристов, пиар-менеджеров и консультантов, чтобы обеспечить себе более благоприятные публикации в СМИ и внедриться в элиту западного общества, а прежде всего — наладить контакт с аристократией. Наряду с покупкой недвижимости и реализацией своих бизнес-интересов — многие их деньги теперь надежно инвестированы на Западе — олигархи приобретают арт-галереи, футбольные клубы, создают фонды и другие благотворительные организации. Они строят библиотеки и бассейны для частных школ, которые посещают их дети.
Эти персонажи жаждут добиться признания старого истеблишмента для себя и своих семей. Так многим ли они отличаются от баронов-разбойников, которые заработали деньги как насилием и угрозами, так и опираясь на свои предпринимательские и деловые навыки, и которых последующие поколения считали столпами общества? Не являлись ли Карнеги и Рокфеллеры XIX века лишь предтечей Усмановых и Ванов наших дней?
***
То был влажный и душный день в конце июля. Летом российская элита стремится удрать из Москвы и не возвращаться туда как можно дольше; ее представители уезжают на шикарные дачи, выстроившиеся вдоль окраин Москвы либо, согласно новой моде, на юг Франции или на Сейшелы. В тот день состоялась необычная деловая встреча. Два десятка богатейших людей страны были вызваны в Кремль только что вступившим в должность президентом. Владимир Путин пришел к власти в начале года, после внезапной отставки стареющего и страдающего алкоголизмом Бориса Ельцина. Бывший офицер КГБ быстро укреплял свою власть. Первым делом он взял на прицел олигархов — небольшую группу людей, которые в начале и середине 90-х годов сколотили огромные состояния, заполучив природные ресурсы бывшего советского государства.
В 1994 году банкиры и чиновники президентской администрации придумали план, который позволял правительству Ельцина привлечь деньги и создать новые компании в частном секторе. Схема эта называлась «залоговые аукционы». За ней стоял ближний круг президента — «семья», как его называли; в него входили его дочь Татьяна, ее муж и несколько друзей. Главным среди них был Борис Березовский, который считался серым кардиналом Кремля; газета The New York Times охарактеризовала его как «главного лоббиста новой элиты». Кроме Березовского «семью» составляли Михаил Ходорковский, Роман Абрамович и Владимир Гусинский. В условиях примитивного капитализма посткоммунистической России тех лет можно было купить что угодно — и кого угодно: были бы нужные связи.
Гегемония этого первого поколения олигархов достигла пика в 1996 году. Популярность Ельцина пошла на спад; в ряде регионов у государства кончились деньги, и работникам госсектора не платили зарплату. Быстро беднеющее большинство ненавидело развращенное и коррумпированное меньшинство. Но бизнес-сообщество и Запад нуждались в Ельцине: даже смутная возможность возвращения коммунистической партии на грядущих президентских выборах внушала ужас. На Всемирном экономическом форуме в начале года Березовский и остальная часть этого клана договорились профинансировать кампанию по переизбранию Ельцина. Они превысили официальные лимиты на рекламу и информирование публики в пятьдесят раз. Ключевым инструментом считалось телевидение; Березовскому принадлежал главный российский телеканал, ОРТ, который отказался от всякой объективности, чтобы обеспечить «правильный» результат.
Два года спустя финансовый кризис, прокатившийся по развивающимся рынкам, сильно ударил по российским нуворишам. Олигархи начали экономить. Их все более смущало непредсказуемое поведение Ельцина и его состояние здоровья. Россия, решили они, нуждается в сильной руке, но такой руке, какую они сами могут контролировать.
На пост премьер-министра пробовали разные фигуры, но вскоре их приходилось заменять. К 1999 году олигархи пришли к выводу, что нашли подходящего кандидата: Владимира Путина. Березовский взял на себя задачу поговорить с ним приватно во время отдыха на французском курорте Биарриц. На него произвело впечатление, какой скромный коттедж снял Путин — ничего общего с той жизнью, к которой привыкли Березовский и его партнеры: лобстеры, шампанское, частные самолеты. После разговоров на веранде, затянувшихся на целый день, Путин сказал: «Хорошо, я попробую» — при условии, что Ельцин выступит с формальным предложением. Так и было сделано, и после короткой пробы на посту премьер-министра Путин принял главную должность в стране в новогоднюю ночь.
Богатейшие люди, предоставившие ему эту возможность, и подумать не могли, что он ополчится против них. Но это произошло в первые же недели. В ходе своей предвыборной кампании (выборы президента назначили на март 2000 года; это было уже предрешенное событие, которое подтверждало путинские полномочия) Путин поклялся ликвидировать российских олигархов «как класс». Атака на богатых людей хорошо резонировала с настроениями населения, глубоко обиженного на «прихватизацию». Джордж Сорос пытался заключить в России несколько сделок, но сдался, назвав ее экономику «разбойничьим капитализмом». Согласно докладу Всемирного банка тех лет, тридцать человек контролировали 40% российской экономики (оцененной в 225 миллиардов долларов) и практически весь ее самый важный сектор — природные ресурсы. Лишь крохотная доля этих денег попадала в казну.
Со времен краха СССР в 1991 году и до конца правления Ельцина государство, по существу, воздерживалось от регулирования жизни общества. Разграничений между легальным и нелегальным, моральным и аморальным почти не существовало. Не было четких определений организованной преступности, отмывания денег или вымогательства; всякие коммерческие транзакции можно было счесть как законными, так и незаконными. В популярном в 90-е фильме «Россия, которую мы потеряли» известного режиссера Станислава Говорухина изображалась страна, захваченная золотоискателями и преступным миром. Борис Немцов, ставший министром финансов (1) в начале того десятилетия, когда в разгаре была вдохновленная Западом «шоковая терапия», впоследствии сожалел: «Страна превратилась в уродливое олигархическое капиталистическое государство. Его характеризует концентрация собственности в руках узкой группы финансистов, олигархов. Многие из них работают неэффективно и паразитируют на подконтрольных им отраслях. Они не платят налоги и не платят рабочим».
Но при всех ошибках ельцинских лет это было время, когда жители России могли свободно высказываться и пробовать себя в новых деловых и культурных начинаниях, время надежды, тусовок и вечеринок с участием актеров, музыкантов, писателей и студентов, которым теперь уже не надо было оглядываться на цензоров.
В считаные недели после выборов Путин начал выполнять свое обещание разгромить олигархов. Первый удар был нанесен по Гусинскому. Гусинский, когда-то работавший театральным режиссером, быстро осознал, что в бизнесе, особенно сырьевом, можно заработать серьезные деньги. Но Путин увидел проблему в другом. Его тревожило, что Гусинский, помимо этого, пытается стать самостоятельным политическим игроком. В его холдинг «Медиа-Мост» входили новый телеканал под названием НТВ и газета «Сегодня», первые в таком роде российские СМИ — откровенные и пытливые. Кремлю не понравились их материалы о войне в сепаратистской республике Чечне и по другим трудным вопросам. Гусинский был арестован по обвинению в мошенничестве. Через несколько дней его выпустили, и он покинул страну. Теперь он живет то в Израиле, то в Нью-Йорке. Неоднократные попытки Кремля добиться его ареста и экстрадиции не увенчались успехом.
В отношении нескольких других бизнесменов и их компаний, участвовавших в скупке государственных активов в начале 90-х, также внезапно начались расследования. Проблема заключалась не в том, с кого начать, а в том, кого не трогать. Практически каждому разбогатевшему человеку было что скрывать. В послании Федеральному собранию в июле 2000 года Путин выложил свои карты на стол: «У нас есть категория людей, которые разбогатели и стали миллиардерами, как у нас говорят, в одночасье. Их государство назначило миллиардерами: просто раздало государственное имущество практически бесплатно… У них создалось впечатление, что на них Боженька заснул, что им все можно»(2).
Выступая перед олигархами несколько недель спустя, Путин выглядел как школьный учитель, порицающий отбившихся от рук учеников. Он заявил, что говорит не об отдельных случаях, а намерен разобраться с ними в целом, со всей их группой. «Вы сами формировали это государство через подконтрольные вам структуры, поэтому не надо пенять на зеркало». Путин говорил сдержанно, но ему и не требовалось расписывать сделку, которую он предлагает олигархам. Они могли продолжать свои дела в России и за ее пределами, если не станут вмешиваться в политику и будут учитывать финансовые интересы силовиков.
На встрече присутствовал и Михаил Ходорковский, глава ЮКОСа, крупнейшего из российских энергетических гигантов, в тот момент богатейший человек в России и шестнадцатый в списке богатейших людей мира (в верхнюю его сотню попали еще несколько россиян). Ходорковскому уже удалось разозлить Путина: он финансировал оппозиционные партии на выборах в Думу, а также вступил в публичный спор с президентом по крайне болезненному вопросу о коррупции. Ходорковский, как и другие, воспользовался хаосом первой половины 1990-х для скупки активов по бросовым ценам. Закончив престижный химический институт, он организовал бизнес по импорту компьютеров под эгидой комсомола; это было в 1980-х, во время горбачевской перестройки. Он создал один из первых частных банков — «Менатеп». И все это не удалось бы ему, если бы не — вспомним старый советский термин — «блат и связи»; juice, как это называют американцы.
В 1994 году он приобрел завод по производству удобрений, а настоящим прорывом для него стала покупка ЮКОСа на государственном аукционе за абсурдно низкую цену в 350 миллионов долларов. Компания захватывала все большую долю энергетического рынка, и Ходорковский считал, что сможет вести такой бизнес независимо от Кремля, что его положение гарантирует ему безопасность. И он был не единственным, кто позволил гордыне завладеть собой. Даже после ареста его бизнес-партнера Платона Лебедева в июле 2003 года Ходорковский по-прежнему думал, что Путин не станет его трогать. Тем летом он договорился с Романом Абрамовичем о поглощении конкурирующей компании «Сибнефть», в результате чего ЮКОС должен был стать глобальным нефтяным гигантом. (Покупка «Сибнефти» Абрамовичем в 2001 году у Березовского впоследствии стала предметом ожесточенных судебных сражений в Лондоне между двумя бывшими друзьями.)
Для Путина это стало последней каплей. Он не мог позволить самому главному оппозиционному игроку стать и самым могущественным бизнесменом России. Падение Ходорковского той осенью было разыграно драматически. Хорошо вооруженные спецназовцы в масках ворвались в его частный самолет, стоявший на дозаправке в Новосибирске: Ходорковский ездил по стране, собирая силы поддержки. Его сняли с самолета и обвинили в хищениях. Обвинительный приговор был делом предрешенным — в России судьи не осмеливаются перечить своим политическим хозяевам, — и впоследствии его тюремный срок увеличили из-за новых обвинений в уклонении от налогов и хищении имущества (3). После десяти лет, проведенных Ходорковским в заключении, Путин отпустил его на свободу в декабре 2013 года, незадолго до Олимпийских игр в Сочи. Его вывезли из страны в Берлин. Но возможное возмездие Кремля внушает серьезные страхи, так что маловероятно, что Ходорковский начнет причинять крупные неприятности режиму из-за границы.
Что касается других членов изначального олигархического клана, то Березовский, пока Путин не успел до него добраться, бежал в Британию, а потом в одиночку устроил разоблачительную кампанию из своей позолоченной клетки в Суррее. Крестный отец ельцинского режима вскоре оказался в изоляции, вынужденный отбиваться от серии заочных судов. На каждом шагу он бранил Путина, называл Россию «банановой республикой», рассуждал о заговорах с целью убийства и окружал себя плотной стеной охранников. Как бы резко он ни выступал, его обращение к риторике правового государства звучало неубедительно. В марте 2013 года, вскоре после проигрыша суда Абрамовичу, он был найден мертвым в своем доме в Аскоте. Вскрытие подсказывало, что он повесился сам, но учитывая, как часто подобные ему возмутители спокойствия становились жертвами заказных убийств, люди, знавшие Березовского в России и в Британии, не исключали вероятности более зловещего сценария.
Хотя некоторые сверхбогатые россияне не пережили переход от Ельцина к Путину, для многих он прошел без сучка без задоринки. Методика выживания была очень прямолинейной: не высовываться; не лезть в политику; вывезти из страны большую часть денег, а может быть, и родных; поделиться долей в компании и ее прибылями с власть имущими и влиятельными людьми. Пока компании следовали этим заветам, мало что мешало их владельцам богатеть любыми способами.
Более того, многие пришли в восторг от намерения Путина установить своего рода порядок. Пока все знали правила, извлечению прибыли не мешало ничто. Через несколько месяцев после вступления нового президента в должность Петр Авен, президент «Альфа-банка», самого успешного частного банка России, посоветовал Путину строить свой режим по модели Пиночета в Чили, сочетая рейганомику с авторитарным контролем. «Единственный путь — это быстрые либеральные реформы, наращивание публичной поддержки этого пути, но также использование тоталитарной силы, чтобы этого добиться. У России нет другого выбора, — говорил он. — Я сторонник Пиночета — не как личности, а как политика, который добился результатов в своей стране. Он не был коррумпирован. В течение десяти лет он оказывал поддержку своей команде экономистов. Для этого нужна сила. Я здесь вижу параллель. В ситуации есть много схожего». Авен выражал мнение многих представителей российского финансового и бизнес-сообщества.
К началу 2000-х годов российские миллиардеры обозначили себя как заметную глобальную силу. Свои деньги они предпочитали хранить в Швейцарии. Банки этой страны традиционно соблюдали тайну и шли навстречу, пока в результате международного давления не стали вынуждены более тщательно проверять признаки отмывания денег. Тогда в моду вошли менее щепетильные страны — Карибские острова, Кипр, Литва и Сингапур. Франция была для олигархов любимым местом отдыха, и они скупали самые великолепные шато на Лазурном Берегу (вроде тех, которые часто навещали бельгийский король Леопольд и президент Мобуту). Горнолыжный курорт Куршевель превратился в русский анклав с типичными атрибутами вроде меховых шуб и вертолетных площадок. Гости местных ресторанов обедали устрицами и фуа-гра, запивая их водкой и шато-петрюс (цена одной бутылки могла составлять несколько тысяч или несколько десятков тысяч долларов, в зависимости от года). Порой в одном бокале смешивали выдержанное вино с водкой.
Эпицентром новой волны оказался Лондон, получивший прозвище Лондонград. С начала 2000-х годов там стала возникать целая сервисная индустрия, готовая охотно выполнять любой приказ олигархов. Одной из самых важных задач было очищение их репутаций. Люди, сколотившие состояние на Диком Востоке начала 1990-х, стремились стереть из истории неудобные рассказы об их прошлом — о картелях, о приобретении государственных компаний по смехотворным ценам. Бывшие министры британского правительства выстроились в очередь, желая представлять их в палате лордов. Пиарщики занимались своим делом, поручая младшим сотрудникам доработку статей об их клиентах в «Википедии». Интернет упрощал отмывание репутации, но упрощал и разоблачения. Специалисты в этой широкой области пользовались термином «переосмысление нарратива». Несколько юридических фирм помогали россиянам выкатывать иски к любознательным журналистам при первых признаках проблем, пользуясь чудовищно снисходительной британской культурой борьбы с диффамацией. Лондон стал «городом, в котором только и делают, что судятся». Этот «диффамационный туризм» стал настолько повсеместным, что конгресс США издал закон, защищающий американцев от британских судов. В 2013 году английский закон о клевете усовершенствовали, но несущественно.
Что касается финансов, то налоговые консультанты помогали россиянам платить как можно меньше налогов со своих доходов и роскошной недвижимости, которую они покупали через офшорные компании-прокладки. (Эта практика касалась не только русских — ею мог воспользоваться любой, были бы деньги.) Корпоративные юристы, получая огромные комиссионные за разбирательства, помогали россиянам сводить друг с другом исторические счеты — кто кого подставил или кто кому угрожал, чтобы купить или продать прибыльные активы. Российские сленговые выражения вроде «крыши» сегодня стали привычной лексикой в британских судах. По оценкам некоторых крупных фирм, больше половины их коммерческих заказов теперь приносят клиенты из России и других стран Восточной Европы.
В марте 2002 года газета London Evening Standard опубликовала статью о пятидесяти богатейших жителях самых дорогих районов Лондона — Кенсингтон и Челси. В списке не было ни одного россиянина. Но задержание Ходорковского в следующем году все изменило: теперь другие миллиардеры поняли, что безопасность никому не гарантирована. Им требовалось вывести свои деньги и вывезти семьи. Вскоре богатейшие русские господствовали на лондонском рынке недвижимости, отыскивая самые престижные дома в самых лучших местах — для них это были безопасные гавани и надежные инвестиции. Хотя после мирового финансового кризиса 2008 года цены немного упали, падение это было несущественным и временным. С тех пор стоимость домов с запрашиваемой ценой более чем в 10 миллионов фунтов взлетела на 30% — такого не было больше нигде в Европе. Чем шикарнее дом, тем лучше: элитный жилой комплекс One Hyde Park в центре Лондона, по соседству с главным универмагом города, Harrods, стал удобным убежищем. В 2011 году, когда этот комплекс открылся, один человек потратил рекордную сумму — 136 миллионов фунтов — на две квартиры и еще 60 миллионов на их перепланировку. Это был Ринат Ахметов, богатейший человек Украины. Учитывая, что стоимость его активов оценивалась более чем в 10 миллиардов фунтов, это сущая мелочь.
У большинства олигархов главная британская резиденция располагалась в сельской местности. Самые влиятельные риелторы постоянно отслеживали появляющиеся на рынке дома в окружающих Лондон графствах. Олигархи искали не только роскошь (ее было предостаточно в их городских жилищах), но и аутентичность. Они хотели буколической пышности, хотели играть в аристократов из «Аббатства Даунтон». В их среде стали популярны традиционные развлечения английского высшего класса вроде игры в поло или ежегодных визитов на скачки чистокровных лошадей в Аскоте и на Королевскую регату Хенли. Они прилипали к звездам и представителям побочных ветвей королевского семейства, видя в этом дорогу к респектабельности. Частные школы-пансионы с радостью встречали их детей и их чековые книжки.
Российским олигархам в целом было проще обосноваться — и в финансовом, и в социальном, и в репутационном смысле — в Британии, чем в Соединенных Штатах. Да и есть ли там минусы, если не считать погоды? В начале 2000-х исход в Лондон приобрел такие масштабы, что появилось целое растущее сообщество; процессу активно способствовали сами британцы, которые с удовольствием хватались за новые возможности, приходящие с новыми деньгами. Открывались магазины и компании, обслуживающие исключительно потребности русских покупателей, будь то дорогое вино, частные самолеты или гоночные катера.
Россияне предпочитали Британию еще и потому, что американские власти имели неприятную склонность задавать назойливые вопросы, а порой и отказывать во въезде из-за непорядка в финансовых делах. В Британии таких проблем не было. В этой конкурентной борьбе за деньги супербогатых Британия делала самые привлекательные предложения. Особенно потакали богачам лейбористские правительства Тони Блэра и Гордона Брауна — они закрывали глаза на отмывание денег и не давали ужесточить законодательство о борьбе с уклонением от налогов. После особенно упорного давления в 2008 году администрация Брауна наконец ввела ежегодный налог в 30 тысяч фунтов на временных резидентов — смехотворную для них сумму.
«Любые деньги — хорошие деньги» — таков был лозунг. В том же 2008 году МВФ отнес Лондон — в не слишком благовидной компании Бермудских, Каймановых островов и Швейцарии — к категории «офшорных финансовых центров». Гостеприимный тон задал еще Питер Мандельсон, который в 1998 году, будучи министром торговли и промышленности, заявил: «Мы весьма спокойно относимся к тому, что люди становятся неприлично богаты». Тогда он поспешил добавить: «Если они платят налоги». Позже, когда Мандельсон получил дворянский титул и работал комиссаром ЕС по торговле, возник скандал по поводу его связей с «алюминиевым королем» Олегом Дерипаской, которому не раз отказывали во въездной визе в США. Как-то раз Мандельсон полетел в Сибирь на «Гольфстриме», личном самолете Дерипаски, вместе с самим Дерипаской и отпрыском банковской династии Натом Ротшильдом. Впоследствии Ротшильд рассказал в суде (он пытался судиться с британской газетой), что они побывали на одном из плавильных заводов Дерипаски, поиграли в мини-футбол и в хоккей. Затем они насладились традиционной русской баней, а после того казачий оркестр сыграл для них в особняке хозяина. Эта история всплыла только после неистового политического скандала: в 2008 году к Мандельсону и Ротшильду, гостившим на борту суперяхты Дерипаски Queen K у берегов Корфу, присоединился Джордж Осборн, теневой министр финансов в Консервативной партии, а с 2010 года — канцлер казначейства Великобритании. Для читателей это стало весьма любопытным свидетельством того, как новые русские деньги проникают в самое сердце британского политического истеблишмента. Публика отреагировала традиционно: с презрением и завистью.
(1) Немцов не был министром финансов: в 1991–1997 годах он занимал пост губернатора Нижегородской области, а в 1997–1998 годах был заместителем председателя правительства России, однако отвечал не за финансы, а за топливно-энергетическую сферу, строительство и ЖКХ (около полугода он также занимал пост министра топлива и энергетики).
(2) Эти слова были сказаны не в обращении к парламенту, а в интервью газете The New York Times 4 октября 2003 года, за три недели до ареста Михаила Ходорковского.
(3) Не совсем так: уклонение от налогов фигурировало в первом деле Ходорковского и Лебедева, тогда как по второму делу приговор был вынесен за присвоение нефти и легализацию денежных средств.