«Когда-то сто лет назад — выпив, конечно — Бабченко в редакции «Новой» пытался «сделать из меня мужчину»: я возился со съемкой, сидя за чужим компьютером, а он говорил, что мне надо повзрослеть, а для этого совершенно необходимо, просто обязательно ударить другого человека по лицу. «Вот, ударь меня, я не отвечу», — повторял он с полчаса. Я не ударил и ушел, с ним всегда было как-то ужасно неловко.
Мы, кажется, почти не пересекались и во время моей работы на Майдане, а тексты его с годами читать становилось все неприятней, последнее время я старался их избегать, иногда натыкался в ленте ЖЖ и ругался про себя. А сегодня увидел его пост про «второй день рождения». И сейчас должен снимать вечеринку довольных берлинцев, но как-то не выходит.
Я мечтаю, чтобы Бабченко запомнили по его текстам про Чечню — они действительно выдающиеся. Если вы их не читали — идите на «Флибусту», «Литрес», «Букмейт», куда угодно, прямо сейчас; потому что без них вы не видели и доли настоящего Бабченко. Это великие тексты, и это самые точные тексты из всех, написанных об одной из важных частей нашей истории.
А еще я мечтаю перестать писать такие посты о тех, кто старше меня всего на 10–15–20 лет. Немцов, Шеремет, Бабченко — все это, независимо от того, кто виноват, происходит и продолжает происходить только б… потому, что по обе стороны границы никто не пытается даже изобразить желание найти и посадить виновных».
«Аркаша Бабченко не раскрывал страшных тайн, он не вел расследований. Он делился опытом и сообщал свое мнение — раз по пять в день, не меньше. Часто его заносило. Иногда так сильно, что хотелось закрыть лицо руками. Он чморил российскую власть и инертное, не способное к сопротивлению этой власти общество. Он их страшно унижал. Он сыпал соль на раны. Он переходил границы. Он был одним из очень и очень немногих россиян, для кого война России против Украины стала личной трагедией, а сопротивление ей — делом жизни. И причиной смерти.
То, как его ненавидели за его резкие слова, доказывает — слово имеет значение. Аркаша был феноменально смелым человеком. Когда он переехал в Киев, он понимал, чем рискует. Он был злым, но совершенно не был озлобленным. Он бывал несправедлив в частностях, но за ним была высшая справедливость. Не забудем, не простим. Человек, которому язык не поворачивается пожелать «Покойся с миром». Жги их из могилы, Аркаша, будь они прокляты».
«Одна только мысль. Аркадий Бабченко — именно такой, каким он был, — воплощал свободу слова.С его смертью испустила дух эта свобода. Земля пухом».
«Поругались с Бабченко давно — из-за текста девушки, поехавшей в командировку в Грозный. Мне казалось, в тексте много девушки, но мало Грозного. Даже расфрендились сгоряча. Ну а кто не ругался с Бабченко? Он почти никого не банил, поддерживая нужный градус в комментах.
Бабченко нужен, как хлеб и воздух, — острый, неудобный, провокационный, с заносами, созданный, чтобы с ним ругаться, чтобы пытаться сгладить его крайности. Чтобы писать в коментах: «Ну, я не Бабченко, мир вижу цветным». Но в глубине души знать, что он, в общем-то, часто прав в своей беспощадности. Что когда с той стороны границы убивают людей нашими пулями, странно делать вид, что все в порядке, это ж где-то там, а у нас тут зато культура и стопятьсот способов обжарки кофе.
Просто в мире с такой правдой жить невозможно. Потому что мир этот адский, а ты в нем немного говно, потому что конформист.
В общем, плохо очень, я не думала про такой исход, не знала, что так зацепит. Он на своем месте держал оборону. А теперь там сквозняк, летают снаряды и подступает «Русский лес».
«Сегодня в Киеве убили моего друга Аркадия Бабченко. Вместе с ним мы помогали людям, пострадавшим от наводнения в Крымске, вместе работали на ликвидации последствий наводнения на Дальнем Востоке — где чуть было не утонули, когда грузовой КамАЗ, на котором мы развозили гуманитарку, чуть не унесло потоком воды, и именно он написал первый текст на сайт фонда «Нужна помощь», когда еще никаких «Таких дел» не было.
Аркан был одним из самых добрых, милых и хороших людей, которых я знал. Аркан был моим другом. И всем нам будет очень не хватать его. И мы поймем это только со временем, потому что второго Бабченко нет. И не будет. Ему просто неоткуда взяться».
«Когда теряешь близкого товарища, остается либо плакать, либо попытаться работать. Ты бы поржал, конечно. Хотя сколько раз мы шутили, что если с кем-то из нас это случится, то другой постарается написать про него некролог.
У меня не укладывается в голове, что в Киеве мы не выпьем больше пива и не будем курить по две подряд, в двадцать восьмой раз вспоминая какую-нибудь историю времен Майдана, Славянска или наших хождений по Днепропетровску.
Мне будет очень тебя не хватать, Аркаш».
«У меня нет никаких сомнений, что убийство Аркадия Бабченко связано только с тем, что он писал у себя в фейсбуке — бескомпромиссно и жестко, всегда уверенный в каждом слове. А то, что он писал, раздражало очень многих в России, — особенно то, что касалось гибели самолета с Лизой Глинкой и пожара в Кемерове.
Мне очень нравилось читать рассказы Бабченко про войну в Чечне и мне не нравилось то, что он писал в последнее время, — собственно, потому я это и не читал. Но, как мы знаем, есть люди, которые не только читают то, что их раздражает, но и переходят к действиям.
Мы много виделись в 2012 году и общались. И в основном спорили, потому что позиция Аркадия мне никогда почти не была близка.
Убивать нельзя. Это ужасно, сколько эта война забирает людей».
«Лето 2014 года. Встретились с Бабченко выпить пиво в «Маяке» в Москве:
— Аркаш, что будет дальше?
— Я тебе так скажу, чувак: если через 5 лет будет возможность вот так же, как сейчас, просто сидеть здесь и общаться — будет большое счастье!».
«Аркадия убили. Такое ощущение, что ходишь по кладбищу. На всех могилах знакомые имена.
В 2012 на Абае стояли рядом с Немцовым в очереди выступать. Вокруг толпа, было шумно. Притянул Бориса к себе сказать какую-то шутку. Шутку не помню, но ощущение хорошо накачанного бицепса так и осталось в руке. А потом вижу этот мешок на асфальте на фотографиях с моста…
С Аркадием тоже шутили о чем-то во дворике кафе, где проходил какой-то благотворительный аукцион. Тоже был крепкий мужик, высокий.
И больше нет его.
RIP, Аркадий».