20 человек проехали по льду Байкала на советских мотоциклах. История безумной экспедиции

Мотоциклы — мое серьезное хобби. С друзьями в Грузию мы ездили на наших КТМ (австралийская марка мотоциклов. — Прим. ред.), а в мае поедем в Монголию. Еще два года назад мы с ребятами из Франции, Бельгии и Австралии задумали путешествие на мотоциклах по Байкалу. Потом один из приятелей сказал, что нужно поехать не на хороших современных мотоциклах, а на советских. Единственный русский мотоцикл, который мы знали, — «Урал» с коляской. Идея настолько понравилась, что мы решили ее реализовать.

Сначала мы пытались найти «Уралы» своими силами, купить их, но большинство из сохранившихся мотоциклов не в состоянии проехать и километра. Мы очень удивились, когда узнали, что есть британская компания, которая уже дважды организовывала подобные мероприятия: собирала десять команд со всего мира и устраивала им путешествие на «Уралах» по Байкалу. В этом году мы решили тоже поучаствовать. Всего было десять команд, в каждой по два человека.

«Урал» — интересный и абсолютно неуправляемый мотоцикл: у него нет тормозов, света, все течет, что-то постоянно отваливается, ломается. Это придает особый шарм. Если бы я взял свой мотоцикл КТМ, то никаких сложностей не было бы. Мы пролетели бы весь маршрут не напрягаясь. «Урал» был для нас чем-то вроде испытания. Потому что это не мотоцикл, а просто трактор какой-то. Один раз заехали в деревню, где коровы бродят, все размыто, тогда я почувствовал себя настоящим русским мужиком. В общем, «Уралы» взяли, потому что это необычный уникальный опыт. И все-таки мы в России, на Байкале. Кругом тайга, медведи, самое глубокое озеро в мире. Естественно, здесь должен быть русский мотоцикл.

Современный «Урал» стоит миллион рублей. Я себе такой мотоцикл покупать не буду. Их делают как раритет, продают коллекционерам, которым нравится классика. Да, «Урал» двухтысячного года — достаточно хороший мотоцикл. Он полноприводный, три колеса крутятся, стоят тормозные диски Brembo (итальянский производитель автомобильных тормозных систем, в основном использующихся на спортивных и гоночных автомобилях и мотоциклах. — Прим. ред.). От старой модели осталось только название и рама. Сейчас «Уралы» делают эксклюзивно на европейский рынок. На них есть хороший спрос. Ребята, которые с нами ездили, говорили: «Я бы хотел себе такой мотоцикл». Но узнав цену, почти все отказались от покупки.

По плану мы должны были выехать из Иркутска и через две недели вернуться. Объехать по периметру весь Байкал от Листвянки до Северобайкальска, пару раз за весь маршрут пересечь озеро, доехать до Максимихи, Ольхона, Листвянки и подняться в Иркутск. Но, к сожалению, не получилось. Финишировали мы в Северобайкальске, когда пересекли озеро. Из десяти мотоциклов шесть вышли из строя, ничего нельзя было сделать. Оставшиеся четыре «Урала» тоже еле-еле работали. Советский мотоцикл создает очень много трудностей: постоянно ломается, сложно заводится на морозе. Если бы мне сказали, что полдня буду ехать и полдня чинить «Урал», то, может, я и не решился бы на путешествие.

Холод стал самой большой проблемой для меня. Каждый день перед сном нужно было брать с собой в палатку пустую бутылку, потому что, если выйдешь из палатки справить нужду, уже не уснешь — слишком холодно. В спальнике тепло и хорошо, потому что он полностью закрывается. А вылезать из него на мороз ночью — ужас и непозволительная роскошь. Почти три недели находиться при минус тридцати было для меня одним из главных испытаний. Есть люди, кому пофиг на мороз. Все зависит от человека, какие он видит для себя трудности и вызовы.

За несколько дней до нашей поездки выпало около десяти сантиметров снега. Джипы застревали, мы на мотоциклах с трудом смогли проехать. И то большую часть времени проталкивали их. Десять километров проходили по часа четыре. Это было и физически, и морально тяжело, потому что вокруг тебя сплошной снег, цивилизации никакой нет, ты тащишь этот мотоцикл и не понимаешь, что вообще происходит.

В одну из ночей был настолько сильный буран, что пришлось привязывать палатку к «Уралу». Мы сделали такую стенку из мотоциклов, чтобы хоть немного снизить порывы. В итоге ветер изменился и стал задувать с другой стороны. Помню, спал, открываю глаза, а над головой палатка летает. Кронштейны, которые мы вбивали, не помогали. Ее удерживали только мотоциклы.

Также нужно было быть аккуратным, потому что на льду очень много трещин. Организаторы набросали нам примерный маршрут, сам трек составили за несколько недель до поездки, но новые трещины появлялись каждый день. При этом некоторые были в два-три метра. Если провалишься в такую трещину, весь мотоцикл, багаж и вы с напарником уйдете под воду. То есть это не просто опасно, а смертельно опасно.

Однажды из-за четырехбалльного землетрясения за ночь нашем участке образовалось несколько трещин. Чтобы преодолеть одну из них, мы потратили два с половиной часа. Четыре команды встретились у этого провала на льду и не могли проехать. Кто-то успел раньше проскочить, а мы были в хвосте, поэтому пришлось топорами и ледоколами рубить путь. Каждый день мы сталкивались с подобными штуками. Если поначалу ты воспринимаешь ночевку в минус тридцать на озере как самое экстремальное, что с тобой происходит, то ближе к середине и концу уже не обращаешь внимание на это. Все больше сложностей возникает с мотоциклом и маршрутом.

Путешествие по Байкалу — довольно экстремальный отдых: вы едете по замерзшему озеру на старых мотоциклах, которые постоянно ломаются. Конечно, за нами всегда ехала машина, которая следила, чтобы с участниками ничего не случилось. В середине пути мы уже сами по себе были и никто не думал о машине. Но я знаю, что с ней всегда можно было связаться в случае экстренной ситуации. Это такая подстраховка. Понятно, что она смогла бы приехать только часов через десять, потому что из-за снега проходить участки было тяжело.

У всех были спутниковые трекеры, с которых можно было отправить СМС, если что-то случится. У некоторых участников экспедиции страховка позволяла вызвать спасательный вертолет из Иркутска. В каждой команде была достаточно серьезная аптечка с сильными обезболивающими, жгутами и шинами. Мы все были хорошо экипированы: теплые куртки, палатки, спальники, которые позволяли спать в минус тридцать без какого-либо дискомфорта. Также старались держаться несколькими командами, не было такого, что кто-то несколько дней ехал один. Ну день-полтора можешь и быть один, но в итоге сверяешься с координатами и приезжаешь на ночевку, где уже есть другие команды. В целом у всех было ощущение, что мы здесь не пропадем.

Я был в команде с подругой Дарин из Парижа. Перед поездкой мы обсудили, у кого какие скилы, кто что умеет делать и распределили обязанности. Дарин инструктор по скайдайвингу и хорошо обращается с веревками. Если я ставлю палатку за десять минут, то она — за две. Поэтому я в основном был за рулем, а она помогала со сборами, багажом.

Во время путешествия мы вставали в семь-восемь утра, я собирал горелку и включал ее, Дарин топила снег, потому что любая вода, кроме водки, замерзала. А из водки чай не сделаешь. Можно было либо топить снег, либо размораживать воду. Первый вариант быстрее, поэтому с утра Дарин топила снег, заваривала чай, готовила завтрак. У нас была такая еда в пакетах: добавляешь кипяток, и макароны с сыром готовы. Очень круто. В России такую еду, к сожалению, не продают. Ее ребята из Великобритании и Франции привезли. Наверное, это очень вредная еда, но она куда вкуснее, чем блюда во многих московских кафе. Цена одного пакета около 800 рублей, но он стоит своих денег, особенно в таких условиях.

Я в это время собирал палатку, чистил воздушный фильтр мотоцикла, смотрел все ли закреплено, ничего ли мы не потеряли. Заводил его, это достаточно сложный и долгий процесс — на морозе завести «Урал» без электрического стартера, с ноги. На это тратишь 15–20 минут. Потом мы собирали вещи, и можно было стартовать. Обычно на все сборы уходило около часа. В течение дня мы не обедали, не было времени. Иногда клали шоколадку или энергетический батончик в карман кофты, чтобы они разморозились. Утром в воду добавляли какую-то штуку, благодаря которой жидкость медленнее замерзала. Обычно к концу дня там появлялся лед и мы пили воду как какую-то «Маргариту».

По треку были обозначены оптимальные места для ночлега, но часто мы просто останавливались, ужинали и ложились спать. Были несколько кемпов вдоль берега, где нам оставляли дрова, можно было разжечь огонь. Мы старались добираться до них, чтобы был костер. Самое забавное, что большая часть берега — заповедник, куда нельзя заходить. Нам приходилось собирать ветки на льду, иначе егеря могли выписать штраф. Понятное дело, что никого из людей там не было, но мы все равно не нарушали закон.

Каждый день не был похож на другой. Несмотря на то что ты едешь по озеру, пейзаж сильно меняется, он разнообразный, интересный. Плюс каждый день новые проблемы с мотоциклом.

С каждого путешественника компания взяла почти по две тысячи фунтов. За это нам дали мотоциклы, GPS-трекеры и коммуникацию. Еще компания должна была предоставить запчасти, но их не было. Поэтому мы и не смогли выполнить весь маршрут. У четырех мотоциклов еще в начале гонки были проблемы с генераторами. И мы начали сталкиваться с серьезными поломками уже по ходу гонки. Иногда приходилось останавливаться, потому что у одного из участников генератор не заряжал батарею. Мы брали его батарею, ставили в наш мотоцикл, и заряжали.

Деньги ты платишь хорошие, но даже запасные детали не получаешь. Плюс нужно доехать до Иркутска, заселиться в гостиницу, купить или арендовать экипировку, спальник, палатку. На все это можно смело прибавлять еще две тысячи фунтов. Как я уже говорил, мы хотели поехать сами, это бы значительно сэкономило наши деньги, но мы не нашли советские «Уралы».

Я для себя сделал вывод, что в России туризм абсолютно не развит. И даже путешествие на русском мотоцикле по русскому озеру делает британская компания. У наших людей нет ни идей, ни инициатив, как поездку на Байкал превратить в действительно что-то веселое. В целом менталитет русских людей как-то не настроен на это. Например, мы заезжали в деревню, которая стоит прямо на озере. Я спрашивал у людей, мол, где можно переночевать. Никто даже не представлял, что можно домик для ночевок сдавать и зарабатывать на этом деньги. А ведь в Россию едут состоятельные путешественники, у которых уже свой бизнес, поэтому этот факт их особенно удивлял.

На Байкале есть несколько туристических компаний, но сервис абсолютно не развит. Хотя Байкал — это одна из самых знаменитых на весь мир достопримечательностей России. Единственные туристы, которые туда приезжают, — китайцы. И то, потому что китайские фирмы приехали в Россию и начали работать под запросы путешественников. На Байкале еще более-менее нормально, а на Камчатке вообще никаких туристических фирм нет, абсолютный ноль. У людей нет мыслей, что можно развивать сервис и зарабатывать на туристах.

Я всегда вспоминаю Новую Зеландию, которую многие считают безумно красивой страной. Хотя мне кажется, что Исландия, Норвегия, Канада, Аргентина или Чили в десятки раз лучше. Просто в Новой Зеландии создали невероятную туристическую инфраструктуру. Ты отдаешь сорок долларов за посещение средненького такого гейзера, он сам так себе. Но тропинки, ступеньки с поручнями, вся навигация, буклеты — все очень хорошо сделано. Из Камчатки или Байкала можно сделать крутые туристические места. Но учитывая их сегодняшний уровень, это будет титанический труд. Не верю, что доживу до этого.

Все в путешествии, кроме меня, были иностранцами. Они авантюристы, жаждут приключений, и неважно, сколько кому лет. С нами была пара из Австралии и Германии, им под шестьдесят. В один из дней они разогнались так сильно, что мы их догнать не могли. Когда я видел этих людей, которые уже очень взрослые, состоятельные, но при этом были вместе с нами на «Уралах», для меня это было самым большим впечатлением. Обычно в России считается, что после пятидесяти лет жизнь заканчивается. А здесь у них и огород, и пенсия, и внуки, но они умеют отдыхать. Это, конечно, поразительно.

Те, кто едет в Россию, — необычные, очень целеустремленные люди, любящие экзотику. Чтобы попасть к нам, им нужно оформить визу. Люди с бельгийским, швейцарским, британскими паспортами никогда в своей жизни визы не получали. При въезде в другие страны им просто ставят штамп. А тут они столкнулись с российской бюрократической машиной. Для них правда много заморочек: требуется приглашение, значит нужно найти фирму, которая его сделает, и так далее. Для них это большой стресс. Если иностранные туристы хотят посетить Россию, то уже на первом этапе сталкиваются со сложностями.

Я спрашивал у ребят, что их привлекло в этом путешествии. Говорят, что озеро, Россия. Даже несмотря на общую риторику в мировых СМИ, что Россия — это агрессивная и опасная страна. Людей это даже больше привлекает, они хотят сами убедиться, посмотреть. Я объяснял, что есть политика, а есть люди. И это абсолютно разные вещи, никак не связанные друг с другом. С нами были два американца, которые приезжали в Россию уже много раз. Один был еще во времена СССР. Им интересна сама Россия. Они ездили по Транссибу на поезде, на машинах путешествовали по стране и приехали на Байкал посмотреть озеро, покататься на советских мотоциклах. Иностранные туристы отправляются в Россию за экстримом, им не хватает чувства, когда в палатке минус тридцать, в туалет на улицу не выйти. То есть ты прямо выживаешь. Именно за такими эмоциями они и едут.