Грабли, лестница в «Ашан» и бассейн: какими могут быть памятники русской свободе

«По отношению к событию, произошедшему более 150 лет назад, ни у кого не сохранилось индивидуальной памяти: 1861 год ― только заученная дата из школьного учебника истории. Любой новый монумент в городе в его честь рискует стать очередным элементом благоустройства, не вызывающим ни эмоций, ни попытки осмысления, поэтому мы для Поля воли выбрали место на полпути между Петербургом и Москвой, и не случайно. В книге А.Н.Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», опубликованной в 1790 году, есть глава «Хотилов» с подзаголовком «Проект в будущем» ㅡ единственная глава в этой замечательной книге, где речь идет о свободе личности. Хотилово расположено в 370 км от Петербурга и 330 км от Москвы, оно нам показалось лучшим для того, чтоб отметить там праздник воли.

На Поле воли два объекта: традиционный сельскохозяйственный инструмент очень крупного размера ㅡ главный монумент ㅡ и специально высаженная роща «Песнь неволи». Это акустическая инсталляция, гуляя в которой можно услышать многоголосый хор из песен, сочиненных крестьянами до 1861 года. Только в этих песнях они и могли выразить себя, оставаясь прикрепленными к земле и помещику, словно деревья в роще. Датчики движения с разными радиусами действия позволяют гуляющему включаться в «разговор» с каждым по отдельности. Так, на подходах к роще песня чуть слышна, но чем ближе к каждому отдельному дереву ㅡ тем ярче и отчетливее каждый отдельный «голос».

Представьте себе, что в один прекрасный день граждане России получают конверт с маркой, на которой вместо обратного адреса написано: «Поле воли». Внутри текст: «Божьей милостью мы, Александр Второй…» ㅡ будет репринт Манифеста 1861 года. Он напечатан на специальной посевной бумаге: прилагаемая инструкция предлагает посадить Манифест в землю ㅡ и из него вырастет цветок ㅡ символ и память дня, когда в России закончилось рабство. Также в этом конверте есть приглашение с логотипом и QR-кодом, тот ведет на веб-сайт, который приглашает явиться на Поле воли 19 февраля ㅡ поднять тост за нашу свободу».

«Для большинства людей эта дата сегодня совершенно размыта в ряде других событий революции 1905 года. Помните о том, что предшествовало подписанию? Почти два миллиона человек бастовали, железные дороги стояли… Манифест, конечно, опубликовали в газетах, но последовала сумятица. Полицейские не понимали, как им теперь следить за исполнением законов. Не значит ли свобода личности, что больше никаких мер к людям применить нельзя.

Одна из финальных идей памятника — шесть металлических вертикальных «полос», которые создают ощущение вскрытия, вспарывания асфальта. Пять полоc подписаны пятью свободами из этого манифеста — неприкосновенность личности, свобода слова, свобода союзов и собраний, свобода вероисповедания (совести) и избирательные права. Шестая, центральная, бегущая в бесконечном — телеграфном — стиле вертикальная строка с полным текстом манифеста. Здесь мы обращаемся к очень понятному медиа, который современники встречают на каждом шагу — в метро, торговых центрах и т. д. Эти строки — постоянно объявляемая одна и та же «новость»: напоминание о свободах, которые завоевало общество в 1905 году».

«Я не имел представления о том, что демонтаж системы ГУЛАГа — пусть она простояла еще семь лет — начался он именно с этого восстания. Неудивительно, что этот факт замалчивается, — для нас вообще характерна риторика о том, что именно элиты реформируют государство в тот момент, когда его нужно менять. Это не так. Восстание в Норильске — невероятный подвиг безоружных людей, которые не могли сбежать из лагеря. Смысл отмечать эту дату, безусловно, связан с дискуссией о праве на восстание, которого нет в современной Конституции России.

Участники моей студии придумали сделать кинестетическую метафору памяти. Концепция проекта — попытка осязательно воссоздать лагеря, потому что мы не можем этому сопереживать: мы не жили при этих режимах, мы этого не наблюдали. Памятник находится прямо под ногами Ленина на ВДНХ — витрине и монументальной пропаганде сталинизма. Люди приходят сюда отдыхать, но мы напоминаем им о том, как все было в действительности. Форма монумента — бассейн с холодным воздухом в земле — напоминает о лагере третьего отделения Горлага, который дольше всех сопротивлялся во время восстания. Те люди, что решатся пройти через пространство, должны будут узнать о всех стадиях бунта. Они услышат свидетельства очевидцев, ощутят холод, на этапе выступления заключенных на их пути возникнут столпы теплого воздуха. А лестница для выхода из пространства Горлага очень крутая и требует немало усилий для преодоления. Это буквальная метафора того, что происходило в нашей стране».

«Я выбрал эту дату, поскольку соответствующее ей событие по-настоящему волнует меня много лет. Мне было тринадцать, и я прекрасно помню день вторжения в Чехословакию, ужас и стыд моих родителей и их друзей, приглушенные «вражеские голоса» по радио и приглушенные обсуждения на даче… Гораздо хуже я помню мою тогдашнюю реакцию на поступок тех людей. Думаю, я плохо понимал, что это было.

Много лет спустя я начал осознавать смысл и значимость происшедшего, примеряя на себя этот поступок, взвешивая его, пока не стал чувствовать настоящее благоговение. Это были очень смелые люди, одержимые страстью к свободе и ведомые только собственной совестью. Им очень трудно подражать, ими нельзя не восхищаться. Их поступок безусловно нуждается в увековечении. Но как может выглядеть скульптура, изображающая совесть?

Этот жест выходит за рамки протеста против конкретного события. Он апеллирует, прежде всего, к вопросам долга, свободы, границ свободы, ответственности. Демонстранты — это люди, что не смогли промолчать. Своим поступком они отделили себя от политических процессов, проведя черту между собой и государством. Они показали, что недостаточно быть просто несогласными, а нужно открыто выражать свою позицию и свое мнение. Этот акт гражданского протеста показал, что у страны есть совесть, есть чувство ответственности, а значит есть и свобода.

Поставить памятник свободе значит ограничивать ее. Наши первоначальные идеи о создании знака памяти об этих людях упускали самое главное — тот дух, что они несли в себе. Любой материальный объект, появившийся на Красной площади, становился бы частью государственной пропаганды и, следовательно, становился бы знаком согласия с порядком, установившимся в стране. Это противоречило самой сути события. Нематериальная память виделась нам в создании ритуала, который будет подобен в своей идее структуре акции 1968 года. Но сохранение памяти требует материальности, потому нам нужен был пространственный якорь.

Таким местом стала небольшая площадка возле дома на улице Большая Полянка, 11/14, где находилась квартира известного правозащитника, журналиста Александра Гинзбурга. Именно в этой квартире участники накануне демонстрации обсудили детали, определили, что она состоится «на Красной площади, в воскресенье, в полдень, лицом к историческому музею», и решили выйти на акцию».

«Курс на перестройку, взятый Горбачевым и необходимый, в первую очередь, для экономического развития страны, привел к ослаблению власти КПСС — механизмом этого ослабления стал I Съезд народных депутатов. Формально напоминая привычные для Советского Союза ритуалы, съезд выдает в прямом эфире телевидения поток критики, конфликтов и споров. С трибуны звучат призывы о реабилитации жертв репрессий, о возвращении гражданства Солженицину, об отмене 6-й статьи Конституции, возникает дискуссия о допустимости совмещения одним человеком руководящих постов и необходимости постепенного разделения и распределения власти.

Для нас в истории с первым съездом было важно несколько вещей — во-первых, это первые относительно свободные выборы, и люди, выросшие в СССР, впервые чувствуют, что судьба страны зависит от их голосов — от того, кому они отдают свой голос, и от того, о чем говорят на трибуне их представители. И во-вторых, это грандиозное медийное событие, созданное вот этим грузом ожиданий. Вся страна, не отрываясь, смотрит трансляцию, если идешь по улице — из каждого окна звучит одна и та же звуковая дорожка. А мимо еще идут люди с радиоприемниками, которые не могут от этой трансляции оторваться. То, что придумали мои коллеги — это стена из телевизионных экранов, которые одновременно показывают разные образы того времени: выступления на съезде, программу «Взгляд», концерт «Аукцыона», перестроечное кино. Это такая сложносоставная картина того, что происходило в голове у советского жителя, прильнувшего к телевизору в 1989 году. Эта стена стоит у Кремлевского дворца, то есть с одной стороны, это такая мемориальная доска, музейная табличка: «Здесь был съезд». А с другой, все это вдобавок похоже на витрину магазина «Культтовары» в конце 1980-х, где стоят телевизоры рядами и показывают что-то разное (но не очень) — что несколько снижает свойственную Кремлю державную торжественность».

«То, как выглядят памятники правительства, — это скорее вопрос академического образования, которое в какой-то момент в России перестало взаимодействовать с современностью. Это даже не проблема нынешней культурной политики, а скорее проблема школы. При этом не нужно забывать и о традиции монументальной пропаганды, которая одним присутствием влияет на мышление студентов. Как эталон другого подхода мы рассматривали Берлин, где очень здорово работают и с памятью в городе в целом, и с возвращением городскую среду тоталитарных пространств вроде бывших тюрем или Берлинской стены. С нашим памятником мы попытались одновременно избежать пафоса, то есть сделать его нейтральным, но при этом и не похожим на дизайн городского благоустройства. Мы попытались создать памятник, который первым «заговаривает» с прохожим, но при этом не вскрывает городскую среду, взаимодействует с ней.

Как композитор я себя чувствую неловко — все-таки предлагать памятники должны или скульпторы, или художники. Тем не менее мы с командой попытались задуматься о некоем моменте истории, который случился 21 августа 1991 года. Так вышло, что этот исторический момент был вытеснен из историографии как важнейший эпизод становления гражданского обществ, что теперь ставится под вопрос.

«Наш памятник — пристройка к условному «Ашану». Это длинная, непростая для подъема лестница, которую нужно преодолеть для того, чтобы посмотреть на «сегодняшний день»: наверху большое окно-витрина открывает вид на эволюцию ларьков и развалин 1990-х — современную торговую галерею с бесконечным изобилием и разнообразием товаров, технически сложными и пространственно разграниченными формами. Рядом с витриной размещен текст указа 1992 года, провозглашающего право на свободную торговлю. Владельцы ларьков в 1992 году так же вешали этот документ, который позволял им практически все, на свои витрины.

Это не просто лестница и витрина с видом — это переживание того пути, который отделяет 1992 год от настоящего, это переживание момента обретения права на свободу торговли. Динамики вдоль лестницы будут воспроизводить выкрики продавцов, разговоры покупателей, рекламу и музыку 1990-х. Мы специально не даем возможности перешагнуть через этот разрыв — и войти внутрь, в торговый центр. Можно только заглянуть в будущее с лестницы 1990-х, и это подчеркивает, как мало мы успели отрефлексировать те события, памятник которым строим. Мы предлагаем хотя бы на секунду перестать воспринимать торговлю как данность, чтобы увидеть, чем вещь отличается от ее отсутствия, а жизнь — от смерти».