Я в списке: истории женщин, чьи дома попали под снос по программе реновации

«Наш дом построен по индивидуальному проекту в 1958 году, он кирпичный, самые маленькие квартиры — двухкомнатные. Живу я в нем десять лет, купила за свои деньги и брала еще ипотечный кредит. Вложила в ремонт столько же, сколько стоила сама квартира. Я осознанно выбирала именно этот дом и эту квартиру, потому что все последние двадцать пять лет моей жизни связано именно с районом Марфино. Здесь уникальная локация — рядом Ботанический сад. Также для меня было важно, что дом кирпичный: у меня редкая форма аллергии, и я физически не могу находиться в помещении из бетона более двух часов без вреда для своего здоровья.

Когда мы начали искать квартиру в Марфино, предложений не было, и так было всегда: спрос в этом районе всегда превышал предложения. Естественно, это «предвоенная» статистика — до реновации. Как тут сейчас — я не знаю. Так как это была залоговая квартира, то банк проверял всю документацию, БТИ, и, естественно, никаких сомнений по поводу возможных проблем с состоянием дома у меня не возникало. Понятно, что здание не новое и требует постоянного ухода, но люди готовы идти на это ради плюсов, которые дает это жилье — начиная с технологии строения (толщина несущей стены всего 60 см), экологии и комфортного микроклимата. А газовая колонка для нас плюс: мы не знаем, что значит бегать с тазиками по две недели в году. Это компромисс между жестким урбаном новостроек и загородной жизнью: ты живешь в городе, вблизи от работы, но в то же время у тебя прекрасная экология.

Нам повезло: на сегодняшний день большинство жителей дома категорически настроены против сноса, многие из них купили квартиры сами. Нам предлагают приговорить свой дом, не давая в ответ никакой конкретики: непонятно, где будут находиться дома для переселенцев, не могут показать проект строительства. Также неясна степень ликвидности нового жилья: моя квартира — мой капитал, но сейчас я его теряю, он обесценивается на глазах. За те два года, в течение которых предлагают перевести новое жилье в собственность, со мной может случиться все что угодно. А как мои дети? Что будет с ними? Для меня это даже не драма — это трагедия».

«Наш дом 1967 года постройки, квартиру я купила полтора года назад. Искала в этом районе, так как недалеко живут родители. Смотрела квартиру, чтобы была в хорошем состоянии и не требовался капитальный ремонт. Рядом Северный речной вокзал, район очень зеленый, уютный.

Два года назад я была уверена в том, что дом простоит еще лет пятьдесят. Я прекрасно понимаю, что хрущевки — это старое жилье и что надо строить новое, более комфортное. Но мне кажется, неправильно работать по тому закону, который сейчас навязывают. Из разговора изымается сакральное словосочетание «частная собственность»: у меня есть сейчас частная собственность, которую я приобрела за свои деньги, а по этому законопроекту предполагается, что у меня ее не будет, если я соглашусь с программой.

Я начала общаться со своими соседями по поводу возможного расселения и в итоге поняла расстановку сил. Те, кто вложился в свое жилье, сделал ремонт, поддерживает свою квартиру в хорошем состоянии, тот не хочет переезда, а остальные, кто запустил квартиру или считает, что им должно государство, — за снос. В основном люди, которые хотят переехать, не изучали законопроекта в полной мере — им достаточно новостей по телевизору или брошюры в почтовом ящике. Я бы сказала, что это юридическая безответственность.

Я решила вступить в инициативную группу против реновации после того, как пообщалась с соседями. Многие выступили против переселения, но ничего при этом не хотели предпринимать — такое пассивное сопротивление. Возможно, это от неуверенности, от ощущения, что ты не можешь как-то повлиять на процесс. Сейчас стоимость квартир в нашем квартале снизилась на 10–20%. Думаю, это только начало. И что мне делать? Паковать вещи, и привет! Но я еще поборюсь!»

«Мои родители въехали в эту квартиру в 1962 году, сам дом 1961 года постройки. Их расселили с Большого Сухаревского переулка — из коммунальной квартиры в бывшем купеческом доме. Там они топили печку до 1962 года, а перед сносом им, кстати, провели газовое отопление. По расселению маме предложили двухкомнатную смежную квартиру — она отказалась, надеялись получить квартиру с изолированными комнатами. И дождались! Переезд сюда для них был счастьем. Отдельная кухня, туалет, ванна, горячая вода. Это сейчас Хорошево-Мневники относительно недалеко от центра, а когда переезжали, здесь было село — остановка «Правление колхоза». Когда переехали, родители на семейном совете решили купить лодку, так как недалеко река, а с ремонтом решили повременить.

Хотя наша семья живет в этом доме с самого его основания, соседей практически мы не знаем: многие уехали, кто-то спился. В 1980-х годах делали капитальный ремонт в доме — трубы, сантехнику меняли. Вот недавно поменяли почтовые ящики, сейчас начали опять делать капитальный ремонт — меняют крышу, хотя известно, что наш дом в списке на реновацию. Да, трубы ржавые, окна надо менять, крыша периодически протекает, отопление внутри стен, и жарит так, что обои все время отклеиваются. В квартире мы ремонт не делали давно: вообще с 1999 года нас обещают снести — нас и еще соседний дом.

Вокруг одни новостройки, соседей, кого расселяли по лужковской программе, переселили туда. А нас — не знаю куда… Мы, конечно, хотим, чтобы нас снесли уже, — ждем с 1999-го, но хотим остаться в своем квартале, как и наши соседи по домам. А по новому закону ничего не понятно. Как голосовать, за реновацию или против, тоже неясно — расселения хотим, но не хотим далеко уезжать. Временный переезд тоже не рассматриваем, если вдруг предложат где-то пожить, пока строят дом для нас. Моей маме в этом году 85 лет, она пока может подниматься на пятый этаж пешком, лифта нет, но как будет дальше? Если нас решат сносить, а жилье будут предлагать в другом районе, будем бороться за то, чтобы остаться в родном квартале».

Квартиру мы купили пять лет назад. Дом выбирали долго, учитывали транспортную доступность и пешую, чтобы до места работы было не более тридцати-сорока минут. Искали теплую, светлую квартиру, чтобы был приятный вид из окна и обязательно хорошая звукоизоляция. Вот всем этим условиям данный дом соответствует: он 1962 года постройки, пятиэтажка, около восьми лет назад вывели отопление из стен. Когда мы купили, сразу сделали ремонт, в принципе, состоявший только из поклейки обоев: в большем квартира не нуждалась. До недавнего времени благодаря хорошей звукоизоляции мы и не знали, кто наши соседи и есть ли они вообще. Идеальный дом!

Я категорически против реновации, потому что это в чистом виде отъем собственности. Кроме меня, никто не может решить, где мне жить и как и куда мне перемещаться. Я понимаю, что людей, которые действительно живут в аварийном жилье и у них штукатурка сыпется, переселять надо. Но нас зачем? У нас прекрасные условия. В списках на снос по реновации значится также соседний с нами дом 1901 года постройки, а еще рядом дома не сносят, хотя есть ощущение, что у них перекрытия вообще деревянные.

Я понимаю, что нас просто хотят выгнать с места, нужна земля, а в Красносельском районе она недешевая. Сейчас мы боремся с законом, которого нет. Единственный вариант — это забрасывать письмами членов Совета Федерации, Государственную думу, президента, тех, кто принимает, согласовывает этот закон, чтобы из него убрали определенные моменты, и все! Если жилье не аварийное, почему я должна отсюда уезжать? Хотя я прекрасно понимаю, что, если кто-то положил глаз на мой дом, землю под ним, я ничего не смогу сделать. Москва уже давно не для москвичей!»

«Я студентка, учусь в «Вышке» на философском факультете. Въехала в этот дом полтора года назад. Жилье выбирала по соотношению цены и площади квартиры, важна была и близость к метро. Конечно, снос нашего дома стал для нас полной неожиданностью. Он в хорошем состоянии, в квартире я сделала ремонт — полы, стены, не добралась только до ванны. Дом стоит в тупике улицы, поэтому тут мало людей и машин, хотя до метро всего десять минут ходьбы. У нас нет централизованной горячей воды — висит советская газовая колонка. Я вот планировала поставить современную, но сейчас уже не знаю…

Недавно в почтовый ящик пришла распечатка о включении дома в проект реновации, и больше никакой информации. Я, конечно, против переезда: столько сил вложено, и нравится очень место, но что думают соседи, как проголосуют — я не знаю. Я не слышала, чтобы у нас была какая-то инициативная группа за снос или против. Надеюсь, что благодаря протестам изменятся хотя бы условия переезда и компенсации».