Московские власти планируют в ближайшие пять лет реконструировать все московские улицы — а их примерно четыре тысячи. Это примерно, как обустроить дорогу длиной от Москвы до Мекки — с лавочками, тротуарами, фонарями, бульварами, клумбами, пешеходными переходами и т. д. Большая работа. Бюджет Москвы, увы, не резиновый, не факт, что Сергей Семенович Собянин разрешит Петру Павловичу Бирюкову выполнить все задуманное, но пока масштабы московского благоустройства поражают: в этом году сделано больше сорока улиц.
Масштабы благоустройства поражают, масштабы архитектуры удручают.
Нет ни одного заметного здания, которое появилось бы в Москве в последние пять лет. Исключение составляет «Гараж» Рэма Колхаса — подарок городу от Романа Абрамовича и Дарьи Жуковой. В последнее время презентовано несколько прекрасных проектов: ГЭС-2 Ренцо Пьяно на «Красном Октябре», Софийская набережная Сергея Скуратова, Сергей Чобан и Юрий Григорян на ЗИЛе, — но это все проекты. Притом что в Москве строят много (по 7 млн кв.м в год, больше, чем при Лужкове), это массовая застройка, лишенная художественной значимости.
Благоустройство выиграло конкуренцию у архитектуры в праве определять образ города, и вообще говоря, это странно. Не сказать, чтобы внимание к благоустройству было в российских традициях. Наши демократические традиции таковы, что властители стремятся запечатлеть себя в деяниях вечных. Мы знаем Москву сталинскую, хрущевскую, брежневскую, лужковскую и собянинское благоустройство. Течение национальной истории не предусматривало такового поворота. Ни с того ни с сего власть решила явить гражданам свое лицо в озелененном виде. С чего вдруг?
Разочарую читателя — я не собираюсь разоблачать коррупцию. И не потому, что в разоблачении воровства жесткая конкуренция. Общероссийский народный фронт сражается с Алексеем Навальным в том, кто лучше разоблачит Собянина, и хотя иногда кажется, что они черпают компромат из одного источника, но все ж таки каждый находит свою грань для живописания процесса. Встраиваться в это соревнование без электоральных перспектив наивно, но не это меня останавливает, а честь архитектуры. Соблазнительно объяснить новый поворот тем, что на благоустройстве можно украсть больше, но как архитектурный критик я должен решительно возразить против этого неосновательного суждения. Архитектура ничем, ничем не уступает благоустройству с точки зрения возможностей воровства, а при больших объемах строительства даже и превосходит.
Можно объяснить происшедшее бюрократическими обстоятельствами. Молодому главному архитектору Москвы Сергею Кузнецову не удалось увлечь мэра волнующей перспективой запечатлеть себя в сооружениях современных, но сравнимых с египетскими пирамидами по воздействию на умы. Хотя, казалось бы, чего проще? Всего-то надо сказать, что вот смотрите, Сергей Семенович, Иван III построил Кремль, Александр II — храм Христа Спасителя, и никто даже и не интересуется, какое вокруг этих сооружений было древнее благоустройство. Может, даже и никакого. И Юрий Михайлович Лужков ознаменовал свое правление храмом Христа Спасителя опять же. А от нас что ж останется? Одни, что ли, качели да плитка? Разве же это справедливо?
Но нет, Кузнецов не может сказать мэру этих простых и важных слов. И не от робости, которой вовсе нет (главный архитектор Москвы — один из самых медийных членов правительства), а потому что к мэру он вообще не вхож вследствие отсутствия административного авторитета. У прошлого-то главного архитектора Москвы Александра Кузьмина он был, но произошло трагическое понижение ранга этой должности, отчего и страдает весь архитектурный цех. Архитекторы ответили за лужковский стиль, теперь главный архитектор — лишь заместитель председателя одного из комитетов московского правительства. А он не просто так, он ведь предводитель племени зодчих. Какой ранг у племени, если его вождь зампред комитета, а во главе благоустройства вице-мэр? Гордые собянинские плиточники против пониженных зодчих — все равно что могучие команчи против робких шошонов.
Но не все же можно объяснить ведомственными обстоятельствами. Правительство Москвы работает не исходя из своего внутреннего устройства, но для людей, граждан, и я подозреваю, что все дело в их запросах. Реконструкция Покровки и Маросейки, Большой и Малой Никитских, Лубянки и Неглинки, Ордынки и Пятницкой, Сретенки и Спиридоновки, Мясницкой и Бронных придала этим улицам узнаваемый вид старых европейских столиц. Гранитные тротуары, зелень, фонари, лавочки и урны. Машины репрессированы — движутся по суженным полосам со скоростью не больше сорока километров, припарковаться негде. Пешеходы, напротив, торжествуют — все для них, кроме велосипедных дорожек. Впрочем и дорожки в связи с недостаточным количеством велосипедов заняты пешеходами же.
Конечно, здесь можно увидеть политический смысл. Масштабное благоустройство Москвы началось по окончании белоленточного движения. До известной степени это выглядит компенсацией. В России вам не удается стать Европой с гражданскими правами, честными выборами, свободной прессой и т. д. Зато в Москве вы можете стать Европой в муниципальном смысле — с улицами и парками, кафе и ресторанами (и даже честными выборами муниципального масштаба). Я думаю, поэтому благоустройство вызывает неприязненную реакцию у противников авторитарного способа правления: обмен статуса европейского гражданина на европейского горожанина устраивает не всех.
Но вот что замечательно. Смысл благоустройства совершенно совпадает с тем, который был в нашей архитектуре. Не лужковского стиля, но лужковского времени. Там ведь были не только башенки и церетельки, но и романтические попытки открыть окно в глобальный мир. И хотя Юрий Михайлович, именуя современную архитектуру «плоскомордой», не был к ней расположен и предпочитал более пышные старые формы, но все ж таки допускал и такое. Остоженка с ее финско-берлинскими домами, блестящие работы Сергея Скуратова, Юрия Григоряна, Сергея Чобана — это же все было именно про то, чтобы построить в Москве Европу. И построили — вон целое Сити стоит.
Эту европейскую Москву 2000-х многие третировали как подделку под западные ценности, как имитационное и гибридное явление, где за зарубежным фасадом царит варварство и воровство. Здания, которые войдут в историю русской архитектуры, — Millenium House на Трубной и Дом-пингвин на Брестской Александра Скокана, рынок на Цветном и циркульный дом Юрия Григоряна в Бутиковском переулке, небоскреб на Мосфильмовской и офисный центр Сергея Скуратова на Даниловской набережной, дом в Гранатном переулке и башня «Федерация» Сергея Чобана, «Времена года» и «Триколор» Владимира Плоткина и т. д. — регулярно попадали в списки «самых уродливых зданий Москвы», которые составляют злобные блогеры и журналы по итогам года. Какая же Остоженка европейский квартал, если там нет сообществ, соучастия и вовлечения? Да и кого вовлекать, если кругом фейсконтроль и охрана? А в Сити за стеклянными фасадами много ли найдешь протестантской этики? А без нее нет подлинного духа капитализма.
Не буду спорить, была в этом горькая правда. Хотя архитектура такая вещь, что может менять свое содержание. Прославленный швейцарский архитектор Пьер де Мерон в начале 2000-х, работая на Рублевке, говорил мне, что мечтает о том времени, когда из дома, который он проектирует, выкинут все, для чего его делают, и поселят детский сад (дело, кстати, к тому и движется). Но что ж греха таить, была в нашей архитектуре гибридность, но ведь и в США афроамериканцев линчевали. В благоустройстве нет, что ли, имитации?
Благоустройство по всему миру идет, но там другой смысл. Бывает социальный: благоустройство является классическим средством реабилитации неблагополучных районов. Так, исходя из этого, мы бы должны были в первую очередь благоустраивать Капотню или Бирюлево, но такого же не наблюдается! Бывает экономический: стоимость недвижимости на благоустроенных улицах в разных городах мира возрастает на 10–30% и соответствующим образом возрастают налоги. Но у нас это так не работает: у нас нет механизма, который учитывает изменения стоимости недвижимости в налогах. И внедрять такое в обозримом будущем никто, по счастью, не планирует. Сколько платили налогов жители Покровки до ее реконструкции, столько и сегодня платят.
Научно говоря, наше благоустройство не встроено в рынки ни финансового, ни социального капитала. Это дар москвичам без расчета на экономическую выгоду. Оно существует само по себе как эстетический феномен. И, кстати, красивее получается, чем если бы это приходилось бы соотносить с бюджетом. Столь изысканную ландшафтную композицию, как на Крымской набережной, можно, пожалуй, найти только в благоустройстве Гонконга или Сингапура, но там газоны состоят из орхидей. Столь радикальный дизайн, как на Неглинной, — с шарами вместо бордюрных камней и деревьями в гранитных кузовах, припаркованных вместо автомобилей, — можно найти… затрудняюсь даже сказать где.
Чем отличается архитектура от благоустройства? Почему архитектуру не принимали, а Парк Культуры стал символом новой Москвы, да и обустройство улиц, если верить опросам, пользуется невероятной популярностью? В чем дело? В чем отличие?
У благоустройства есть такое свойство, что оно практически безымянно. Я знаю, скажем, что дизайн Крымской набережной делали Дмитрий Ликин и Олег Шапиро, а дизайн Неглинной — Марта Шварц, но это какое-то непубличное знание про очень небольшое количество улиц. А про большинство не знает никто — там нет авторов. И дело не в том, что авторов как-то замалчивают, нет. Просто улица — это не пространство авторского жеста. Там, где жест появляется, — как, скажем, в Черниговском переулке, где Артем Укропов из бюро Megabudka позволил себе, так сказать, высказаться (путем временной покраски асфальта в белый цвет и расстановки белой уличной мебели), — жители встали на дыбы.
Европа Сергея Чобана, Юрия Григоряна, Сергея Скуратова, Александра Скокана — это были их личные, авторские версии Европы. Они пытались преобразовать пространство Москвы личным авторским жестом, и это было интересно, но только заказчикам и архитектурным критикам — а граждане протестовали против точечной застройки. Теперь это пространство преображается безлично — массово и широко. Там нет места не только личности автора, а вообще индивидуальному. Капиталистов тоже нет, это дар власти гражданам. Никто нагло не демонстрирует вам, что он успешен, что вот может построить дом на Остоженке, или купить в нем квартиру за десятки миллионов долларов, или открыть ресторан, или даже просто зайти в него. Одно общественное пространство, принадлежит всем и ничего не стоит.
Ну а разве не такой Европы мы хотели? Благоустроенная Москва — это Европа без богатых. Без конкуренции. Европа как общественное, а не частное достояние. Не построенная капиталистами, а подаренная властью. Не пространство для гражданина, а город для горожан. И он получается, и даже местами очень красив. Я вот думаю, как бы убедить московские власти, что общественные пространства — это очень хорошо, но не бывает качественных общественных пространств без общественных зданий. Может, так удастся вернуть архитектуре ее права?