Барселона❤️Гауди: экскурсия в последнюю частную квартиру в Доме Мила

Человек с сотней странностей и великий архитектор Антонио Гауди родился в 1852 году. Он прожил 74 года, и пик его работы пришелся на 1890–1910-е годы.

В то время Каталония переживала финансовый бум, тесно переплетенный с идеологической задачей возродить былую славу региона и национального языка. Литературные критики и политики писали о каталонской душе, поэт Жасинт Вердагер создал давно желанный эпос на подлинном каталонском языке — «Атлантиду». Текстильные магнаты пытались конкурировать с Лондоном и Парижем и хотели думать о себе чуть больше, чем как о региональных купцах. Барселонской элите хотелось ощутить себя элитой столичной, а не периферийной; спутником и пособником им в этом стало местное национальное движение — каталонизм. Журналы и магазины на тему каталонизма и Отечества плодились как грибы после дождя, и все искусство, вольно или невольно, было брошено на выполнение задачи прославления Каталонии и всего, что эта без сомнения великая земля породила.

Главным искусством города стала архитектура. Богатые люди заказывали свои дома у архитекторов-каталонистов, которые воспевали отчизну в камне и кирпиче. Иногда дома строились с нуля, иногда художественно переделывались. Как правило, владельцы зданий жили на втором этаже — именно поэтому в Испании он называется principal, то есть «главный», где живут хозяева. Остальные три-четыре этажа, выраставшие над покоями владельцев, сдавались внаем — в основном людям тоже не бедным. Поэтому в домах работы Антонио Гауди живут: дома для того и строили.

Из всех прокаталонских деятелей этот архитектор был самым каталонским. Он родился в городе Реус, там провел детство и в итоге стал главной достопримечательностью этого малюсенького городка в 100 км от Барселоны. Естественность, неровность, природная асимметрия — узнаваемые мотивы гаудианского стиля в архитектуре, и за бесконечными изгибами растений и жизни Гауди наблюдал именно в Каталонии. Для набожного мастера природа воплощала жизнь и творение, это был Бог как он есть, и этот Бог был неотделим от каталонской земли. В творчестве Гауди, радикально верующего и сурового, Каталония, природа и Бог — своего рода переосмысленная Святая Троица. Архитектор отказывался говорить на испанском и, даже когда его представили королю Альфонсо XIII, на все вопросы отвечал на каталонском, изрядно шокировав придворных.

В самой Барселоне, не считая Саграда-Фамилии (упреждая вопрос — ее достроят к 2026-му), находится семь зданий Антонио Гауди. Это дома Бальо и Мила, расположенные на проспекте Грасия, дом Висенс, дворец и павильоны Гуэля, дом Кальвет и башня Бельесгуард. Из этих семи четыре здания не сдавались внаем, а полностью принадлежали семье заказчика. А Кальвет, Бальо и Мила изначально совмещали в себе две функции: постоянное проживание владельцев и доход от сдачи.

Домом Кальвет до сих пор владеют частные лица — потомки Жуана Бойер-Виласеки, который купил его у семьи Кальвет в 1927 году. Семья Бойер-Виласека не заинтересована в коммерциализации здания и не открывает его туристам. На первом этаже тут находится элитный ресторан Casa Calvet, в котором якобы обедают голливудские звезды. Вот, к примеру, меню.

Судьба же домов Мила и Бальо — самых эффектных в карьере Гауди и расположенных в пятистах метрах друг от друга — оказалась весьма схожей. После того как заказчики зданий умерли, какое-то время за ними следили их дети и внуки. Затем работы Гауди были перепроданы различным корпорациям.

Дочери господина Бальо Кармен и Мерседес продали фамильный дом в 1954 году страховой компании Seguros Iberia, которая использовала его под офисы. В то время Испания находилась под контролем Франко и мало кто приезжал в Барселону, чтобы прогуляться по Лас-Рамблас в расслабляющей атмосфере правой диктатуры. Ситуация кардинально изменилась в 1992-м, когда город принял Олимпиаду: это был однозначный, ошеломительный успех, и Барселона начала путь к своей нынешней славе главного курорта Европы.

Всего год спустя после Олимпиады дом Бальо купила семья Бернат — владельцы компании Chupa Chups и, судя по всему, люди с исключительным финансовым чутьем. Они отреставрировали здание (в эпоху Франко реставрацией домов, воплощавших собой гордость и притязание на исключительность Каталонии, не занимались) и открыли его туристам. Сегодня мало кто уезжает из Барселоны, не заплатив свои €30 за вход в «дом-дракон». Так его называют из-за одной из версий трактовки декора: фасад похож на чешуйчатые бугры дракона, поверженного святым Георгием — покровителем Каталонии. По городу ходят слухи, что в Бальо до сих пор живет одна старушка лет ста, но документального подтверждения этой информации нет.

Дом Мила — также известный как Ла-Педрера, «Каменоломня», — изначально замышлялся не только как резиденция, но и как элитный жилой комплекс. Гауди даже спроектировал для будущих жильцов подземную автомобильную парковку. Начали работы в 1906-м, строилась Ла-Педрера со скандалами и кое-как была окончена к 1912-му. Результатом конфликта между Гауди и заказчиками — господином Пером Милой и госпожой Рузер Сежимон — стал отказ архитектора когда-либо еще работать с частными лицами и его последующий переезд в мастерскую на территорию Саграда-Фамилии.

В Гражданскую войну Мила и Сежимон вынуждены были бежать, а здание перешло во владение республиканского правительства Каталонии. После победы Франко и унификации Испании Ла-Педрера много раз переходила из рук в руки, пока в 1986 году здание не выкупил главный банк региона — Caixa de Catalunya. В доме, как и задумывалось Гауди, жили люди, снимая помещения в аренду по бессрочным контрактам. Банк Каталонии, став владельцем, принял решение уважить эти контракты, и основная масса жильцов осталась в своих квартирах. Все жильцы Ла-Педреры получили право занимать помещения в здании до своей смерти, без права передачи договора детям, родственникам и кому бы то ни было еще. Сейчас тут живут два человека; попасть в свои квартиры они могут через отдельный, недоступный туристам лифт.

С жительницей дома Мила, Кармен Бургос-Боск, я договорилась о встрече по телефону. Ей 87 лет, и у нее речевая афазия: она говорит короткими, отрывистыми словами, экономя на артиклях, союзах и порой глаголах. По телефону она просто назвала дату и время — вторник, 10 утра.

Кармен въехала в Ла-Педреру в 1960 году, вскоре после свадьбы с сыном известных в Барселоне нотариусов Луисом Рока-Састре. «Я всегда была очень счастлива, когда мы жили здесь с мужем, — рассказывает Кармен. — У нас была дочка. И нам всем хватало места. К нам приходили гости! Они приходили обедать, ужинать с нами. У нас был консьерж. Мы знали всех своих соседей, всех, кто здесь живет. Все жили в тишине, в спокойствии. Когда мы выходили из дома, внизу у подъезда нас ждал автомобиль. Заезд был с улицы Провенса, и выезжали мы прямо на Пасео-де-Грасию! Швейцарских комнат в Ла-Педрере тоже было две. Это был семейный дом. Я всех знала!»

Официальное прозвище здания — Ла-Педрера, — как уже было сказано, означает «каменоломня». Этот гигантский дом действительно похож на скалу, изрытую пещерами. Автор канонической книги о Барселоне австралиец Роберт Хьюз сравнивает с гротами и интерьеры квартир. Изгибающиеся, непредсказуемые, с фантасмагорической лепниной, они призваны напоминать жильцам о корнях каталонской жизни, о первобытных пещерах и приземленных, дышащих землей романских церквях X века, которые еще можно кое-где найти на здешней земле.

В таком изгибающемся, как след подземного змея, коридоре меня с фотографом встречает Кармен — почти бесплотная старушка в пеньюаре. Из-за афазии кажется, что ее отрывистая речь звучит очень зло. Сходство с подземной пещерой усиливает отсутствие света: на всех окнах в ее квартире — их тут около двух дюжин — деревянные ставни. Все стены коридора густо увешаны картинами — этюд под Пикассо, этюд под Матисса, рисунки углем в стиле Рамона Касаса. На всех картинах в углу стоит подпись — «L.Roca», мужа Кармен.

Она сперва проводит нас по всей квартире, объясняя функцию каждого помещения и давая будто лающие инструкции: «Жалюзи поднять! 50 сантиметров! Со стола все убрать!» Комнаты кажутся бесконечными и будто сами собой появляются в этих натуралистичных поворотах коридора-тоннеля. Общая площадь жилья — 300 квадратных метров; у многих комнат нет назначения — там просто раньше кто-то жил. Вот тут жила прислуга, там жила повариха, здесь когда-то обитали дети.

В последней комнате в окно, выходящее в патио, внезапно врывается свет — посреди пространства в центре оказывается фортепиано. Под нашими ногами обнаруживается знаменитая бирюзовая плитка Гауди, символизирующая морское дно. Между изгибами керамических кальмаров и морских звезд забилась уже, видимо, не смывающаяся грязь. Дому больше ста лет. Во внутреннем патио видна стеклянная крыша, что-то вроде кафе с лежаками и столиками. «Что это за ресторан?» — спрашиваю я у Кармен. Она отвечает, что никакого ресторана тут нет.

Интерьеры производят странное впечатление — тут одновременно и роскошь, и упадок. Декаданс, редко встречающийся в Барселоне в 2017-м, когда весь город кишит веганскими кафе и крафтовыми пивными. «Раньше у меня салон был полностью в стиле каталонского модерна, — рассказывает хозяйка. — Тогда еще я жила с супругом, а затем многое продала». Она не слышит моих вопросов и в режиме радио рассказывает о том, как жила, когда был жив муж. Были соседи — доктор Пуч-Верд, семья Иглесиас с пятью дочерьми. Бургос-Боск часто прерывается посреди фразы, глубоко вздыхает, сжимает кулак — ее будто раздражает болезнь, она не хочет ей поддаваться.

Показав квартиру, Кармен удаляется, чтобы привести себя в порядок. Возвращается в шелковой накидке с прической и алой помадой. Привычки гранд-дамы XX века истребить невозможно — с журналистами надо разговаривать при параде. Она усаживает нас за стол и теперь все-таки отвечает на вопросы. Аренда ужасно дорогая: сейчас она платит 2000 евро в месяц. Именно поэтому пришлось распродать весь модерн. Хотя кое-что у нее и осталось — например, подлинные работы знаменитого мебельного дизайнера эпохи каталонского возрождения Гаспара Омара. Именно поэтому в доме темно: прямой солнечный свет разрушит антиквариат.

Внезапно Кармен извиняется: «Простите, что я так кричу, я глухая. Я хромая. У меня проблемы с речью». Мы молчим. Она улыбается и ведет нас снова в салон, где велит поднять ставни — это непросто. Кармен возмущается: «Боже, это же легкотня! Не было бы мне 87 лет, я бы сама подняла!» Наконец комнату заливает солнце — лучи падают на бюстик начала века, стол, кресла, фотографии, лепнину. Кармен зовет на балкон — внизу бурлит Барселона, видна гора Тибидабо, слышно галдеж туристов. Она жалуется на реставрацию балкона: в памятник архитектуры воткнуто три аляповатых стержня. «Они ничего не держат, — объясняет она и показывает реальные точки опоры. — Гауди все продумал, это по глупости поставили».

Я спрашиваю, что ей больше всего нравится в доме. Она показывает потолок салона со спиралевидным узором — водоворот, ведущий из квартиры выше. «Гауди!» — восклицает старушка и показывает на угол. Там можно разглядеть мешанину из букв a, g, u, d, i — подпись автора. В следующем углу находится маленький барельеф с сердечком — символ любви. За ним четыре узнаваемые полоски каталонского флага. Затем резная буква f, которая читается в каталанском алфавите как «фе», что означает «вера». Получается любовь, Каталония, вера — Святая Троица великого архитектора.