— Ты работала в предвыборной команде Навального, еще когда он баллотировался на пост мэра, да? Я-то тебя знаю, а читатели увидят фотографии яркой рыжеволосой женщины, не представляя круга ее деятельности. Чем ты занимаешься?
— А я уже не очень рыжая. Я 13 лет проработала в различных глянцевых журналах. Была выпускающим редактором в «Открытке» — на сайте «Открытая Россия». А с января пришла работать в штаб Навального по подготовке к выборам. Здесь я занимаюсь видео и каналом «Навальный Live». Наверное, меня можно назвать креативным продюсером и главным редактором. Я помогаю готовить видеоролики для блога Алексея, прямые эфиры, выпускать программу «Кактус».
— А это еще что такое?
— Мы начали делать утреннее политическое шоу, которое ведут Люба Соболь и Коля Ляскин. Правда, Коля сейчас 25 суток отбывает — и Люба все делает одна. Это прямой эфир, который стартует в 8 утра — но на этой неделе решили попробовать выходить в 9, — где ведущие обсуждают актуальные темы; самостоятельно или с экспертами.
— То есть классическое шоу, как на радио или на «Дожде»?
— Не совсем. Алексей давно хотел запустить канал с прямыми трансляциями. Мы обращались к разным людям за консультациями — в том числе и с «Дождя». Не хочу никого обижать, но большинство пыталось нам предложить делать дешевый «Дождь». А мы хотели делать именно ютьюб-канал по законам ютьюб-вещания. В итоге у нас все в 10 раз дешевле, в 10 раз мобильнее и в 10 раз естественнее.
— Это больше похоже на Big Russian Boss? Сколько у вас подписчиков?
— Когда я уходила в тюрьму, было в районе 50 тысяч. Сейчас, кажется, перевалило за 80. Эфир 26 марта посмотрело больше 4,5 миллиона человек. Притом что мы очень молодой канал.
— Как развивалась хронология событий 26 марта?
— Мы вели трансляцию митинга из офиса, где-то часов до 3 дня было спокойно. Да, мы предполагали, что могут начаться проблемы, были разработаны различные запасные варианты.
— Трусы, носки, зубную пасту взяла с собой?
— Зубную пасту не взяла, трусы-носки — да. Мы со спокойной душой были готовы ко всему, но вероятность задержания сотрудников офиса оценивали в 10%. Я помню ощущение от картинки с Тверской в полвторого: сколько-то людей на улице — и мысль «Блин, мало». А потом через 15 минут улица оказалась забита вся — это случилось мгновенно и выглядело очень сильно. И после этого у нас начались проблемы.
Мы занимаем небольшое помещение в офисном центре: внизу охрана, вход по карточкам, 30 рабочих мест — все очень стандартно. Включили сирену, в дверь стали ломиться сотрудники полиции и МЧС с болгаркой: дескать, пожар. С собакой обошли офис, обнюхали, ничего не нашли, никаких требований не предъявили. Мы продолжили эфир. Через какое-то время снова стали ломиться: на этот раз просто всех вывели из помещения по причине то ли пожара, то ли бомбы в здании.
— Ты могла в этот момент уйти, если что?
— Могла, да. После этого уже погрузили в пазик и увезли в ОВД Даниловский. Там держали, не предъявив оснований, не объяснив, в каком качестве мы находимся: задержанных, доставленных, обвиняемых… Долго ничего не предъявляли, зато очень быстро приехал сотрудник центра «Э» по Южному округу в модной кожаной куртке и с аккуратно стриженной рыжеватой бородой и такой укладкой, будто он только что из Chop-Chop вышел, — выглядел большим хипстером, чем сотрудники ФБК. И сказал: «Ребят, у вас проблемы». Дальше последовало короткое программное выступление про экстремизм: «Все сядете…» — что-то такое. Первые протоколы нам дали подписать сильно позже отведенных для этого трех часов.
— Ну морально вы же были готовы к этому?
— Стоит различать сотрудников ФБК, которые понимают, на какие риски они идут. А были обычные люди — технический персонал, звуко- и видеоинженеры, режиссеры эфира, которые с тем же успехом могли заниматься трансляцией на каком-нибудь форуме с Медведевым про инновации. Они, вероятно, не были готовы.
— Для тебя это было первым задержанием?
— Административный арест — первый. Понятно, что никто не ждал пионерского лагеря, но в ОВД Даниловский просто ужасно. Когда мы приехали, в обезьяннике находилась компания очень агрессивных то ли пьяных, то ли обдолбанных персонажей. И их отпустили, чтобы нам место освободить. Холодно, дико грязно, и воняет из туалета. Когда я его увидела, у меня был шок: центр Москвы, XXI век — и грязная дырка в полу. И полицейские, которые пользуются тем же туалетом, понимают, какой это бред и безумие. Многие из них смотрели наш фильм и, судя по разговорам, внутренне нас поддерживают. Но из-за того, что другие молчат, чувствуют, что одиноки.
— Сколько человек задержали?
— Тринадцать, но одного парня отпустили, потому что у него диабет и он инсулинозависимый. К нему приехала мама, привезла все заключения врачей. А нас обрабатывали в актовом зале ОВД, был разговор с эшником. В итоге придумали статью 19.3 — «Сопротивление законным требованиям сотрудника полиции». Хотя мы никак не сопротивлялись. Мы даже абсурдные требования пройти обратно в якобы заминированное или горящее здание выполнили. А статья 19.3 прекрасна тем, что у нее очень широкий диапазон возможных наказаний: от штрафа в 500 р. до 15 суток ареста.
— У всех такая статья?
— У Навального еще 20.2 со штрафом 20 000 р. — организация несанкционированного массового мероприятия.
— Если переводить КоАП на язык «Афиши», то по 20.2 могут рейв-промоутеров штрафовать?
— Вероятно. Вторая у него тоже 19.3, хотя на видеозаписи он никак не сопротивляется. По ней он получил 15 суток. У Волкова 10 суток, у всех остальных из офиса ФБК — 7 суток. Есть исключения: 1000 р. штрафа двум людям по состоянию здоровья и один человек — 5 суток. Предполагаю, что мотивом судьи с этими пятью сутками было показать, что он в разных случаях якобы сам принимает разные решения.
Суд был уже в понедельник в районе 16.00. Нам подменили протоколы: 26-го числа мы подписали одни, а 27-го числа в деле о задержании оказались другие протоколы, где пожарная тревога была заменена на бомбу, которые мы не подписывали. Об этом мы написали отдельную жалобу и требовали приобщить в суде фотографии вчерашних протоколов, потому что никто не дал нам их заверенные копии. На что судья мне заявила примерно следующее: «Пожарная тревога, бомба — какая разница?»
— И после этого из суда вы поехали отбывать наказание?
— Ага. Сначала троих завезли в спецприемник на Симферопольском бульваре — Волкова высадили и еще двоих парней. А нас привезли в Западное Бирюлево. Нам повезло, потому что условия там были более-менее человеческие. И сотрудники спецприемника к нам относились нормально.
— Что из себя представляет жизнь в спецприемнике?
— Это комната истошно-зеленого цвета, четыре узкие кровати — железный каркас и деревянные доски, и это круто. Потому что спишь на твердом и наутро позвоночник не высыпается в трусы. Нас, четырех девушек, разместили в одной камере, а парней раскидали по разным. Кто там с ними сидел? В основном это пьяное вождение и надзор — то есть человек отбыл уголовный срок, а потом обязан приходить отмечаться в полиции, но не приходит.
— Тюремная тема там присутствует? Выражением «вечер в хату» можно друг друга приветствовать?
— Я узнала много новых слов — в основном от сотрудников полиции: весь блатной жаргон используется в таких учреждениях и для административно арестованных.
— Вот задержанные после белорусских митингов рисовали в тетрадке аналоговый инстаграм и мяукали, а вы чем занимались?
— Нам привезли огромное количество книг, я прочитала четыре: «Процесс» Кафки, «Двери восприятия» Хаксли, «Повелителя мух» Голдинга и «Свободу» Франзена. Самое приятное — получать рукописные записки. Жизнь такая: в 6 утра подъем — тусклый свет сменяется более ярким. Один из неприятных моментов в том, что там постоянно горит лампочка, чтобы тебя было видно надзирателю. Другой момент — туалет системы «дыра в полу» с огородкой по пояс. В 7 завтрак, с 8 обход — нужно выстроиться, сказать фамилию. Потом уборка камеры, прогулка — гулять можно час в день. На прогулке я делала зарядку. Далее — телефонные звонки, 15 минут в день.
Обед: кормили, как мне показалось, лучше, чем в больнице. В основном углеводы: утром — каша, в обед — суп с кусочками соевого мяса и второе, на ужин был один раз «ежик» с картошкой, другой раз сосиска с тушеной капустой, в третий плов. В целом, учитывая еще список разрешенных к передаче продуктов, вегетарианцу там легче придется, чем мясоеду.
Ну и ты либо спишь, либо читаешь. В пятницу мы ездили на апелляцию — на это ушел весь день. Как-то поздно вечером к нам приезжал уполномоченный по правам человека Федотов.
— Какая разница между протестами 2010-х и митингом 26 марта? Возможен ли новый виток активности?
— Я не знаю. Безусловно, президентская кампания Навального будет продолжена вне зависимости от того, где находится Алексей. Канал в ютьюбе будет развиваться. Планов громадье. Как-то специально фокусироваться на молодежи не планируем. Дескать, этот ролик будет для учеников 9 «Б» класса, а этот мы снимем для студентов-первокурсников — ничего такого не будет.
— Но откуда взялась эта протестная волна молодежи?
— Мы за ней только следили: в телеграме появился чатик «Протестная Москва» — несколько студентов решили заняться самоорганизацией. Мы случайно обнаружили этот канал и наблюдали за ними. Смотрели, как они неделю собирали деньги, чтобы напечатать объявления о митинге, наклейки какие-то. Но, видимо, органы наблюдали тоже: их повязали с этими наклейками за несколько дней до 26-го. Естественно, мы прислали им юридическую помощь — и после разговора их выпустили без составления протоколов.
— То есть подростковый бунт появился в результате самоорганизации?
— А у нас нет ощущения, что это подростковый бунт. Я ни в коей мере не хочу принизить роль молодого поколения — они в данном случае важная сила, но штамп «подростковый бунт» возник, потому что пропаганде так удобнее обесценивать любое явление, природу которого они не понимают. Достаточно обернуть в какую-то упаковку и дальше утверждать, что это неважно. Подростковый бунт? А, камон, перебесятся.
— Мне как раз кажется, что концепцию «детского бунта» продвигают не государственные СМИ. Больше всего им впечатлены условные участники протестов 2010-х. Все запомнят залезших на фонарный столб подростков в Москве и томского пятиклассника, который очень искренне, не по бумажке, говорил о Конституции.
— Томский школьник абсолютно прекрасный. Брянские школьники абсолютно прекрасные. Школьники, кажется, из Саратова, тоже замечательные. Возможно, Навальный — единственный, кто разговаривает с ними на понятном им языке. Кого они не чувствуют чужим. То, что вышла молодежь, — здорово и круто. У них нет опыта неудачи, опыта поражения, нет выученной беспомощности. Мы тоже не считаем, что обречены на поражение: рано или поздно мы выиграем.
— То есть переезд Навального из ЖЖ на ютьюб вызвал эту реакцию подростков?
— Их невозможно заставить смотреть то, что им не интересно.
— Но можно сделать так, чтобы им было интересно.
— Для нас всегда было важно не только «что», но и «как». Еще на мэрской кампании уделялось много внимания дизайну, стилю обращения, интонации. Но, скорее всего, просто выросло поколение, осознавшее, что у них крадут не просто деньги здесь и сейчас, — у них похищают время: настоящее и будущее.
В каком информационном контексте живет эта молодежь? Илон Маск запускает многоразовую ракету, готовит полеты на Марс. Компания Amazon тестирует магазин без кассиров и без продавцов с использованием искусственного интеллекта и нейронных сетей. Для нас это непривычно, мы — digital immigrants, они — digital native. И при этом большая часть России погружена в убогое состояние, в грязь. Если совсем грубо говорить, им жалко, что в своих модных кроссовках они вынуждены ходить по грязи из-за неработающих или отсутствующих институтов.
— С другой стороны, мне кажется, анализировать причины молодежного протеста — все равно что искать истоки «синих китов». Непонятно откуда взявшиеся феномены — свойство сегодняшних медиа, фокус которых переезжает из соцсетей в чатики. И если раньше острые для общества вопросы — по поводу протестов или Украины, неважно, — решались гласно, то сейчас выработка повестки ведется в закрытом режиме. Чатики создают альтернативные системы и иерархии мышления, поэтому для людей со стороны порядок, функционал и роли в этих медийных узлах остаются секретом. Мы никогда не узнаем, является ли Филипп Лис инициатором «синих китов». Так и в случае с молодежным протестом — неясно, является ли его истоком фильм про Медведева.
— Случилась какая-то синергия. Когда волны накладываются, их амплитуда складывается, и это называется резонанс. Ты говоришь про «синих китов», а мне кажется, что детей буквально достали этими «синими китами»: они понимают, что это все подается как повод введения дополнительных ограничений в интернете. А интернет — их среда, они там родились. Они особенно болезненно воспринимают любое покушение со стороны каких-то бабушек со странными прическами на их среду обитания. Активность Мизулиной и Яровой с целью защитить вызывает обратную реакцию. Ты же помнишь себя подростком? Любая попытка облагодетельствовать тебя против твоей воли вызывала ровно противоположную реакцию.
