Как сообщил РБК, некто отказался от плана строительства нового здания парламента в Мневниках. Спикерами по отказу выступили члены Совета Федерации, зампред Совета Евгений Бушмин и председатель комитета по регламенту Вадим Тюльпанов, но это вопрос не их уровня, так что человек, отказавшийся от замысла, спрятался. Причина в том, что, как заявила председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, «ни один из проектов не вызвал одобрения». Дважды проводился конкурс на парламент, и дважды — неудача.
Как сообщила газета «Коммерсант», некто отказался и от плана строительства нового комплекса судов в Петербурге. Отменены итоги конкурса на судебный квартал, который в 2013 году выиграл Максим Атаянц, вместо него проект собираются передать архитектору Евгению Герасимову. Который участвовал в конкурсе, но не набрал ни одного голоса. Поскольку господину Герасимову придется создавать новое задание на проектирование (в судебный квартал вернулись 600 квартир для судей, что ставит под вопрос существование там театра Бориса Эйфмана), потом сам проект, потом заново проходить согласования и экспертизы, то строительство судов стало делом далеким. Может, ишак сдохнет, может, падишах сменится, но так или иначе нынешнему поколению российских судей видеть этот квартал не грозит.
Пикантность ситуации в том, что обе знаковые стройки ведет одна организация — Управление делами Президента. И отвечает за них один человек, глава управления Александр Колпаков, сменивший на этом посту в 2014 году Владимира Кожина. Владимир Кожин много строил, Александру Колпакову удалось пока снести 14-й корпус Кремля и разом обвалить главные здания и судебной, и законодательной ветви власти.
Причиной обвала оказались архитекторы. В судах архитектора выбрали, но, как оказалось, без допуска ФСО. Проектировать суд может только организация с допуском, в качестве таковой было выбрано ОАО «Сатурн» (они специалисты по связи), а этому ОАО Максим Атаянц не подошел.
В случае с парламентом дважды нарисовались такие плохие проекты, что вообще никого не удалось выбрать. Валентина Матвиенко даже публично поразилась плачевным состоянием российской архитектурной школы (стоит заметить, что в период губернаторства в Петербурге она активно приглашала в город мировых звезд). Общий вывод — русское зодчество оказалось неспособно произвести ни здания парламента, ни здания суда. Видимо, сказались монголо-татарское иго, крепостничество и тоталитаризм — дворцы правителей можем, а вот до разделения властей нам еще расти и расти.
Но как архитектурный критик, то есть лицо, аффилированное с архитекторами, я хотел бы сказать, что архитекторы ни при чем, а дело провалило Управление делами. Судите сами. Максим Атаянц победил в конкурсе, где в жюри были деятели культуры Петербурга — Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили, Даниил Гранин, Борис Эйфман, директора Эрмитажа и Русского музея Михаил Пиотровский и Владимир Гусев, архитекторы — президент Союза архитекторов Андрей Боков, председатель петербургского отделения союза Владимир Попов, президент Академии архитектуры Александр Кудрявцев, — губернатор Петербурга Георгий Полтавченко и другие достойные лица. Если без допуска ФСО нельзя строить суды, какого черта собрали этих людей и заставили их голосовать? Нельзя ли допустить, что до момента, пока не победил «неправильный» Максим Атаянц, такого требования не было и в помине (допуска не спрашивали ни у кого из участников конкурса, и все они были выбраны именно Управлением делами Президента). А потом решили отменить решение жюри, не давшего ни одного голоса за Евгения Герасимова, по соображениям безопасности? Но получается, что вопрос о том, как будет выглядеть центр Петербурга, решают не публичные люди на заседании жюри, а ОАО «Сатурн» на своей внутренней планерке. Ребята, вы не идиоты?
С парламентом то же самое произошло противоположным образом. Там проект выбирала комиссия во главе с Владимиром Ресиным, и она выбрала проект Михаила Посохина. Оба — главные деятели лужковской архитектуры с большим шлейфом совместных работ. Так прошел первый конкурс, и проект Посохина до такой степени никому не понравился за пределами этой непубличной комиссии, что пришлось отменять конкурс. Управление делами провело второй конкурс. По той же программе, с теми же участниками и так же с комиссией вместо публичного жюри. Комиссия выбрала проект Владимира Колосницына. Который работает у Михаила Посохина и подал практически тот же проект, что был у Посохина на первом конкурсе, — изменилось только имя автора и незначительные детали. Этот результат — ну надо же! — опять не приняли ни Дума, ни Совет Федерации. Александр Колпаков даже предложил создать согласительную комиссию у президента Владимира Путина, но не заладилось.
На голубом глазу два раза пропихивается одно и то же — и виноваты архитекторы? В случае с Атаянцем жюри выбрало проект, который не понравился Управлению делами, и итоги конкурса были отменены, а в случае с парламентом проект, который как раз был выбран спецкомиссией с Управлением делами, не удалось втюхать. Разные случаи, но общее у них есть — совершенно невменяемая позиция заказчика.
Его, конечно, можно понять. Судебная и законодательная власть в России играют очень важную роль, но она такова, что для того, чтобы ее понять, требуется известный уровень фантазии. А здесь люди такие, ну… как бы это объяснить?
Ну вот парламент. Там такая фишка, что Михаил Гуцериев должен был построить все, что нарисовал Посохин-Колосницын, а взамен получить здания Думы и Совета Федерации. Снести их и построить там или жилье, или торговый центр. Государственная дума у нас расположена в здании Совета труда и обороны Аркадия Яковлевича Лангмана 1935 года постройки. Это памятник архитектуры, создающий открыточный вид Москвы. Прелесть в том, что возможности такой сделки с Михаилом Гуцериевым обсуждалась абсолютно всерьез, на государственном уровне. Это была переговорная позиция со стороны парламента, там уже работы осмечивать начали. Ну то есть совсем дикие люди, даже не представляющие себе уровня своей неосведомленности о реалиях законодательства страны, в которой они живут. Я, честно сказать, не понимаю, как их можно допускать до стройки — это же общественно опасно. Ну представьте себе уровень скандала, который разразился бы, если бы выяснилось, что парламент кинул Гуцериева и втюхал ему площадку, где нельзя ничего сносить и строить?
Понимаете, наша архитектура имеет глубокие традиции шизофрении. Товарищ Сталин строил лучший город земли — с парками, набережными, великолепными улицами, на каждом шагу пронизанный ощущением глубочайшего счастья для всех людей, — одновременно миллионами и бессудно уничтожая людей в лагерях, да и строил зачастую силами заключенных рабов. Граждане жили в бараках, а власть создавала символическое роскошное жилье в высотках. Показывая, как будут жить все, когда все умрут и наступит коммунизм. Мы строили центральные усадьбы колхозов в форме вилл Андреа Палладио, чтобы показать, что наши крестьяне живут не хуже венецианской знати. Потом мы строили типовые коробки. В них были самые крошечные санузлы и кухни в мире, в них были дырявые стены и незакрывающиеся окна, но мы свято соблюдали правила инсоляции, чтобы социализм приносил солнце каждому человеку каждый день. От этого между домами получались огромные пустые пространства, но мы объявляли их парками и гордились тем, что Москва — самый зеленый город земли. В каждом районе мы рисовали школы, детские сады, магазины, и их никогда не строили, люди поколениями ждали, когда же они появятся, — но на бумаге они были. У нас очень много такой «компенсационной» архитектуры, строительных приемов, пространств, которые призваны обозначить то, чего нет, утвердить фантом, миф. По сути, все пространство города зияет шизофреническими разрывами: слева — реальность, справа — фантом. И в этом смысле то, что нашими двумя главными государственными проектами после Сочи стали здание парламента и здание суда, — это очень в наших традициях.
Но шизофрения в головах интеллектуала и управдома протекает по-разному. Чтобы по-настоящему осознать изящество нашего разделения властей, нужен известный класс, полет мысли, свобода мышления Владислава Суркова. Когда все это спускается на уровень конкретных ребят, меняющих участок в Мневниках (где нельзя строить, поскольку пока это охраняемая природная территория), на участок в Охотном Ряду (где нельзя строить, потому что там памятник архитектуры), то они не очень в состоянии представить себе, как же должен выглядеть в сегодняшней России парламент. И зачем он вообще нужен, кроме того, что на гешефте можно наварить.
Но тех, кто мог бы это представить, они презирают как дешевых балаболок, рассказывать им про Рейхстаг Фостера в Берлине или про Верховный суд Фостера в Сингапуре глубоко бессмысленно. И сложные соображения Максима Атаянца о том, как будет виден Исаакиевский собор с Васильевского острова, и что такое дух классического Петербурга — это для них дичь. Они знают, как выглядит суд — это такая комната, где неудачливые коллеги сидят в обезьяннике и слушают приговор. Ясно же, что лучше ОАО «Сатурн» это никто не изобразит. А что может знать о суде Алиса Фрейндлих или Михаил Пиотровский? Они разве сидели?
Но есть и позитивный момент. В конце концов, два столпа русской демократии — суд и парламент — завалились как нельзя кстати. У нас денег нет. Не зря говорят, что кризис имеет оздоравливающий эффект. Нашу шизофрению он лечит.