«Меренге – наш!»: история уроженца Тверской области, переехавшего в Доминикану

Я родился в маленьком городе Бежецке в Тверской области. Мой отец — доминиканец. В самом конце 1970-х он учился в Калининском медицинском училище (сейчас Тверской медицинский колледж — Прим. ред.), проходил там стажировку — он хирург. Там же познакомился с моей мамой, и через какое-то время у них родился я. Тогда это был Советский Союз, остаться он не мог — вынужден был уехать обратно в Доминиканскую Республику. Пока я был маленький, отец мне регулярно писал письма, не забывал. А когда я подрос, попросил маму отпустить меня к себе. Ситуация в стране тогда была не лучшая, на дворе 1990-е, война в Чечне… В общем, мать решила отправить меня к отцу. Было мне тогда 17 лет.

Отец прислал билет, мы поехали с мамой в Москву, искали доминиканское посольство, которого в природе не существовало. Но мы-то были из маленького провинциального городка, не знали всего этого. Мать в какой-то момент уже отчаялась, говорит: ну все, видно, не полетишь никуда. И тут один добрый человек нам сказал: ребят, ну Доминиканская Республика — это где-то на Карибах, туда виза не нужна. Тогда же вообще мало кто слышал про Доминиканскую Республику, люди спрашивали — а где это? В Африке? Я и сам-то не очень представлял.

Прямых рейсов не было — меня отправили через Париж Air France. В Санто-Доминго в аэропорту встретили. Тогда я первый раз увидел отца, свою доминиканскую семью, братьев и сестер — все они приехали меня встречать. Я, конечно, немножко обалдел и от этой встречи, и от климата: прилетел в июле, было очень жарко и влажно. Помню, вышел из аэропорта и никак не мог вдохнуть. Я тогда первый раз увидел пальмы, Карибское море… Привезли домой, накрыли стол, устроили праздник. Я на испанском не говорил, мало что понимал, но сразу осознал: это моя страна. Гены, видимо, заговорили. Маме я написал, мол, мама, я попал в рай, и обратно меня не ждите.

Испанский выучил быстро: через три месяца уже неплохо понимал, а через полгода и заговорил. К еде, правда, не сразу привык. Я-то вырос на картошке, макаронах, котлетах, а здесь едят рис, фасоль. На Карибах особый набор специй, курицу они делают совершенно по-другому. Мне это все сначала показалось странным. Но потом привык, и сейчас, если передо мной поставить картошку или рис с фасолью, я уже предпочту рис с фасолью — типичное доминиканское блюдо.

Указ о моей натурализации, то есть присвоении доминиканского гражданства, подписал лично президент. Отец собрал пачку документов, подал заявление, и через какое-то время мне выдали паспорт. До этого я просто жил по российскому заграну. Здесь в миграционном плане никто никого особо не напрягает. Въезд безвизовый на 60 дней, но если этот период прошел, никто тебя выдворять не будет — в этом плане страна свободная. Просто при выезде из страны нужно будет заплатить штраф за просрочку, это где-то 100 долларов за год. За два года — 300 долларов, за три года — 500. А если проживешь в стране около 10 лет, можешь выезжать и уже ничего не платить.

Когда я приехал, родня меня отправила учиться сначала на медицинский факультет: мой дядя был ректором университета, потом в институт Infotep, где я изучал механику. Было сложно — все-таки технический язык. В итоге меня отдали в военную академию, и оттуда я пошел служить в армию. Прослужил год, и после этого меня «одолжили» в туристическую полицию, в которой я проработал четыре года. Дослужился до сержанта. Хотели отправить на курсы офицеров, но я принял решение уйти, потому что понял: на заработки военного я не смогу содержать семью, да и прожить на эти деньги непросто. Полицейский в Доминиканской Республике получает 6 тысяч песо, это примерно 130 долларов. Я числился и в армии, и в полиции, и заработок у меня был 9 тысяч песо, то есть около $200. Я не знаю, как сейчас выживают на такие деньги.

В 1997-м, когда я приехал, доллар стоил 17 песо, а пол-литровая бутылка кока-колы стоила 4 песо, маленькое пиво — 10 песо, большое — 11. Пообедать можно было за 25. Сейчас за доллар дают почти 47, а обед обойдется в 250 песо — инфляция страшная. Зарплаты не особо индексируются, военные по-прежнему получают мало.

Зато народ здесь позитивный и душевный, и все стараются не унывать, но живется людям непросто. Есть, конечно, те, кто хорошо зарабатывает, их единицы. Чтобы понять, как простые люди живут, достаточно выбраться из Пунта-Каны и проехаться по простым районам, и все станет понятно. В Доминикане нет такого понятия, как минимальная пенсия. Ты выплачиваешь взносы в государственный или частный накопительный пенсионный фонд. Либо это делает работодатель, либо сам человек. На пенсию выходят женщины в 60 лет, мужчины — в 65. В государственном секторе, чтобы получать пенсию, нужно проработать на государство минимум 20 лет, тогда будет государственная пенсия в размере последней зарплаты. Стаж при этом можно прерывать.

У Доминиканской Республики, как и у России, непростое прошлое: здесь многие еще помнят диктатора Трухильо. Сейчас диктатуры нет, но есть коррупция, определенный индекс преступности. И иногда можно услышать, как люди, особенно старшего поколения говорят, что вот, мол, при Трухильо был порядок. Хотя мне об этом трудно судить, я при нем не жил.

В 1990-е никакого массового потока из России в Доминиканскую Республику, конечно, не было, — это были, скажем так, эксклюзивные туры. Люди летели через Германию, Францию. В 2006 году «Трансаэро» запустили прямые рейсы, потом прибавились еще несколько авиакомпаний, поток вырос. Сейчас в год Доминикана принимает до 250 тысяч русских туристов. Я работаю в этой сфере и дело это очень люблю.

Доминикана — шикарная страна, просто надо уметь по ней перемещаться. И, конечно, многое зависит от гида. Мне лично очень не нравится такая тенденция: часто представители турфирм в отелях негативно высказываются о стране, стараются нарочно запугать, чтобы туристы покупали все только у них, и вообще паслись поблизости. Рассказывают, что стоит выйти за ворота отеля — и их тут же ограбят, убьют, изнасилуют. Это полная ерунда! Если пойти в доминиканский бар на дискотеку, никто там на вас косо не посмотрит и уж тем более не обидит. Здесь народ очень веселый, самодостаточный и к иностранцам все относятся дружелюбно. Я 20 лет здесь живу и ни разу не было, чтобы кто-то по отношению ко мне проявил агрессию. Я не говорю, что у нас прямо все идеально, есть свои элементы, но в целом народ очень гостеприимный.

Моему отцу сейчас 71 год, он до сих пор консультирует молодых врачей, иногда и оперирует. Семья у нас огромная. У моего деда было двенадцать детей, у каждого из них еще по пять-шесть детей, да и у нашего поколения — моих сестер и братьев — уже по 2–3 ребенка. Так что моя семья исчисляется сотнями человек. Я их вижу, например, на свадьбах — снимают ресторан или целый отель и гуляют. За свадьбу платит, между прочим, семья невесты: когда моя сестра выходила замуж, наш отец проставлялся. Где свадьба — там, разумеется, танцы, это же Карибы. Танцуют меренге, бачату. Кстати, меренге 25 ноября прошлого года ЮНЕСКО объявила национальным достоянием Доминиканской Республики. А то многие думают, что это кубинский танец, но ничего подобного — это наше!

Жена у меня русская, но встретил я ее в Доминикане. Она сестра моего друга, приехала к нему в гости — так и познакомились. Русский человек все-таки роднее. Во мне изначально заложен, конечно, русский менталитет: у нас с женой и вкусы похожи, и шутки общие. Над тем, над чем будет смеяться доминиканец, русский смеяться не станет. У них юмор более инфантильный, что ли… А в русском юморе больше глубины. Музыку я тоже слушаю чаще европейскую, чем латиноамериканскую, люблю рок. Могу иногда под настроение и реггетон включить или в баре меренге послушать, но редко.

Так что, хоть я и прожил в Доминикане 20 лет, в душе я все равно русский, российский, советский человек. Доминиканцы во мне сразу вычисляют иностранца, спрашивают, откуда я. Удивляются, когда узнают, что отец местный. Но я ни о чем не жалею. Не знаю, как бы сложилась жизнь в России, но здесь складывается нормально. Мать прилетает в гости. Она сейчас живет и работает в Петербурге, но потом, может, переберется тоже к нам.