СМУ «Авангард»: как строили Мавзолей, дом Наркомфина и другие великие здания

Здание на этом месте начали строить еще до революции по заказу купца Титова, но из-за того что половина дома обрушилась во время строительства, процесс приостановили. Придя к власти, большевики решили сделать здесь дом Моссельпрома — организации, которая была холдингом всевозможных пищевых и табачных предприятий.

Дом построил архитектор Давид Коган, а башню из монолитного железобетонного каркаса — инженер Артур Лолейт. Здание называли первым советским небоскребом, хотя по высоте оно не превосходило дореволюционный дом Нирнзее на Тверской улице.

Оформлением занимались художники Александр Родченко и Варвара Степанова: на фасаде расположены цветные полоски, а с торца — реклама продукции. Тогда же Владимир Маяковский написал знаменитый слоган: «Нигде, кроме как в Моссельпроме».

Первое здание Мавзолея было построено всего за несколько дней сразу же после смерти Владимира Ленина в январе 1924 года. Понятно было, что это будет временная постройка, поэтому Щусев сделал простое сооружение из трех деревянных кубов. Весной, когда погода позволила проводить более масштабные строительные работы, Мавзолей начали перестраивать — и снова в дереве. К августу работы были окончены. Здание стало более красивым: с каннелированными пилястрами, трибунами, колоннами и членением объемов. Но, опять же, оно не рассматривалось как постоянное.

К 1929 году, когда в стране появились средства на создание более дорогого сооружения, был объявлен всеобщий конкурс. Несмотря на это, проектом третьего и последнего Мавзолея вновь занимался Щусев. Так появилось ныне существующее здание, отделанное мрамором, лабрадоритом и малиновым кварцитом с советских месторождений.

Большевики понимали, как для них важны СМИ. Поэтому первое, за что они взялись, придя к власти, — строительство Радиостанции имени Коминтерна (известной нам сегодня как Шуховская башня), зданий Центрального телеграфа и типографии и редакции газеты «Известия». Проект «Известий» принадлежит архитектору Григорию Бархину. Любопытно, что он был старой закалки: до революции участвовал в строительстве Пушкинского музея и усыпальницы князей Юсуповых. Тем не менее в 1920-е годы Бархин стал автором одного из лучших зданий эпохи авангарда.

«Известия» также интересны своим смешанным назначением: в нижних этажах стояли печатные станки, а наверху находилась редакция газеты. Объединить промышленную и административную функции получилось благодаря инженеру Лолейту. Он сделал под станками отдельно стоящий плавающий фундамент, который гасил вибрацию и шум.

Хотя оно выполнено уже в стиле ар-деко, оно, безусловно, относится к эпохе авангарда. Архитектор Рерберг был, пожалуй, единственным, кто не стал подстраиваться под изменившиеся тенденции и продолжил работать в том же стиле, что и до революции. Это можно увидеть в том числе по отделочным материалам Центрального телеграфа: гранит для цоколя, известняк для верхней части здания, чугунные кованные решетки. Рерберг неоднократно подвергался критике со стороны архитекторов-авангардистов за использование дорогих материалов. Но в исторической перспективе он оказался прав: телеграф уже 90 лет стоит без реставрации фасадов, в то время как облицовка авангардистских зданий давно нарушена или изменена.

Здание также примечательно своей программой. Помимо телеграфа в нем находилась междугородная телефонная станция, отделение почты, министерство связи, офисы и квартиры сотрудников. Рерберг вместе с инженером Семеном Гинзбургом разработал каркас, который гасил вибрации и шумы, а также позволял создать высокие потолки и огромные перекрытия там, где это было необходимо.

Постройка не случайно внешне похожа на параллелограмм. Мельников придумал особую систему постановки машин — так называемую прямоточную. Он рассчитал оптимальный угол поворота в 37 градусов для автобусов Leyland, которые тогда закупила Москва. За счет такого угла автобусы могли без труда проехать по гаражу и, повернув, встать на парковочное место. Для выезда им не надо было давать задний ход — достаточно было проехать прямо. Такое решение позволило сделать Бахметьевский гараж на 30% меньше обычного.

Для удобства проезда машин нужно было создать перекрытие большого пролета с минимальным количеством опор. К строительству привлекли инженера Владимира Шухова, который сделал одно из самых большепролетных перекрытий на тот момент в Москве.

Здесь два интересных момента. Во-первых, для экономии средств Мельников придумал так называемую сетчатую кладку — это хорошо видно на фотографиях строительства. По некоторым данным, она давала практически двукратную экономию без потери прочности здания. Мне кажется, что эту идею архитектор подсмотрел у Владимира Шухова: дом и Бахметьевский гараж строились одновременно. И, по сути, дом Мельникова — вольная интерпретация Шуховской башни в кирпиче.

Второй момент — перекрытия. Так как у Мельникова не было металлических балок для создания межэтажных перекрытий, он сделал их из досок, поставленных на торец и сшитых паз в паз. А затем обшил их другими досками сверху и снизу в разных направлениях под углом 90 градусов. Таким образом, получилось создать жесткую мембрану. Эту идею Мельников опять-таки мог подсмотреть у Шухова. Последний делал такие перекрытия еще в 1890-е годы.

Константин Мельников был одним из первых в мире архитекторов, создавших трансформируемое пространство. В здании клуба он сделал консольные выносы-зубцы, служившие малыми зрительными залами. Выносы могли объединяться с основным залом или отделяться от него так называемыми «живыми стенами», или подвижными перегородками. В результате пространство клуба можно было менять как угодно: разделить на шесть помещений, на три маленьких и одно большое, объединить в одно и так далее. К сожалению, через год механизм сломался, и все демонтировали.

Дом для партийного руководства, номенклатуры и богемы, как и дом Наркомфина, имел очень развитую инфраструктуру — здесь была столовая, клуб, театр, магазины, спортзал, банк, почта и ясли-сад. Плюс квартиры нормального размера. С точки зрения конструкции здесь нет ничего экстраординарного — все тот же железобетонный каркас. Зато в доме появились интересные инженерные детали: горячее водоснабжение и канализация, централизованное отопление и вентиляция, мусоропроводы и лифты.

Идея архитекторов Моисея Гинзбурга и Игнатия Милиниса была в том, чтобы дать людям небольшие квартиры и развитую инфраструктуру по соседству (кафе, спортзал, детский сад и прочее), которая могла бы компенсировать очень маленькие размеры жилья. Так как основной задачей была экономия пространства, нашли интересное решение планировки. Квартиры, или, как их тогда называли, «ячейки», сделали двухуровневыми: одна спальня располагалась над коридором, а другая — под. Сам коридор появлялся за счет уменьшения высоты потолков в комнатах, не увеличивая строительного объема здания.

Инженер Сергей Прохоров сделал в доме не только монолитный железобетонный каркас, но и заполнил стены пустотелыми железобетонными блоками. Это сочетание дало хороший результат: строительство дома Наркомфина стоило намного дешевле, чем других монолитных домов этого периода.

Во всемирном конкурсе на строительство дома Центросоюза победил французский архитектор швейцарского происхождения Шарль Ле Корбюзье. Во Франции его никто не воспринимал всерьез, поэтому он строил только виллы для друзей. А тут государственный заказ! Дом стал его самой крупной постройкой довоенного периода.

При строительстве Ле Корбюзье использовал монолитный железобетонный каркас — это было достаточно современно, но не уникально. Интересно то, что он облицевал здание материалом, типичным для Армении, но необычным для Москвы, — красным туфом. Здесь его прежде никто не использовал. Впоследствии красный туф полюбился, его стали использовать и в других зданиях. То есть Ле Корбюзье задал некий тренд.

Этим комплексом занимались архитекторы из группы «АСНОВА». Николай Ладовский, руководитель группы, говорил, что материал архитектора — это не камень, а пространство. Отсюда такая необычная пространственная игра: все дома стоят к улицам под углом 45 градусов. Для удобства в комплексе была сделана цветовая навигация. Разные части краснокирпичных домов покрасили в белый цвет — получилось похоже на полотна Казимира Малевича. С точки зрения строительства, здесь все довольно просто: пятиэтажные кирпичные дома с металло-деревянными перекрытиями. Тогда при строительстве жилых зданий разрешали экспериментировать с пространством, но не с материалами и конструкциями.

Пожалуй, это самый успешный пример дома-коммуны в нашей стране. Он просуществовал достаточно долго за счет того, что у студентов, как правило, было не много личных вещей и они любили тусоваться. Архитектор Иван Николаев работал преимущественно с промышленными зданиями, что отразилось и в этом проекте. Общежитие было настоящей «машиной для жилья». В жилом комплексе располагалось более 1000 маленьких ячеек по 5,5 квадратных метров, рассчитанных на двух студентов. Утром жильцы выходили на крышу и делали зарядку. Затем отправлялись в центральный корпус — санитарный блок, — где принимали душ и переодевались в дневную одежду. Свободное время они проводили в общественном корпусе, где находилась столовая, библиотека и залы для индивидуальных занятий.

Для общественного блока Николаев применил необычные для гражданской архитектуры шедовые (пилообразные) перекрытия, а для спального — металлический каркас. Последнее стало одним из главных поводов для критики Николаева. Писали, что стране не из чего строить заводы, в то время как Николаев тратит металл на общежитие для студентов.

Изначально строительством здания занимались молодые архитекторы-конструктивисты Леонид Савельев и Освальд Стапран. У них был очень авангардный проект. Но пока гостиница строилась (с 1933 по 1935 год), архитектура успела изменить свой курс в сторону освоения классического наследия. Поэтому для украшения здания пригласили Алексея Щусева — это привело к невнятному смешанному стилю. Еще один интересный момент: к 1935 году построили только левое крыло, а правое закончили спустя четыре года. До сих пор неясно, почему их сделали разными.

«Афиша Daily» благодарит Музей архитектуры им. Щусева за предоставленные фотографии. Часть из них можно будет увидеть на выставке «Авангард» этой осенью.