«Мы все тут друг друга ненавидим»: как художник Zoom ущипнул Москву

— За последние пару лет возникло ощущение, что в России уличное искусство сильно прокачалось и вроде вышло из подполья. Несмотря на патриотические граффити и закрашивание стен «ЛГЗ», в Москве проходит «Артмоссфера», в Питере открыли Музей уличного искусства. У стрит-художников популярные аккаунты в соцсетях, рестораны заказывают вам росписиZoom сделал эту работу в ресторане Local People, открывшемся на месте Ragout, и городские власти вроде бы во многом поддерживают. В этом смысле анонимность уличных художников — и твоя в том числе — это такой пережиток? Дань традиции?

— Я совсем не согласен, что за последние годы стрит-арт прокачался и что власти идут нам навстречу. Я наблюдаю совершенно обратный процесс. Постоянно инспектирую город на велосипеде, улицу за улицей, — и вообще не вижу работ. А те вещи, что есть, — все заказные, и в основном очень убогого качества. Вот в Перми, в Екатеринбурге полно стрит-арта. Там люди от безысходности идут на улицу. А Москва — город, построенный на бабках, люди привыкли только за бабло что-то делать. Тут худо-бедно какую-то работу художнику и дизайнеру найти можно — логотипчики оформлять, рекламку. И на фига кому-то ночью вставать, надевать грязные штаны и переться в подворотню? Зато из-за всеобщего интереса к стрит-арту власти поняли, что стены города — как телек. Это мощный инструмент взаимодействия с людьми, поэтому появляются чисто пропагандистские вещи.

— То, что власти вышли на эту территорию со своими граффити про ЗОЖ и военные победы, — это как-то меняет правила игры?

— Меняет — работы, которые я делаю рядом с этими фресками, дольше живут. Видимо, закрашивальщики думают, что это часть городских панно. Главное — в цветовую гамму попасть. Но кроме шуток, легальные авторские работы стало делать гораздо сложнее. Если ты хочешь зарисовать какую-то стену с разрешения властей, согласование теперь занимает до полугода. Я участвовал в единственном легальном проекте — делал портрет Шаламова. И, хотя пригласили меня рисовать люди, не особо далекие от правительства, работу очень долго не могли утвердить. Так что гайки закручиваются.

— А что касается анонимности — от ментов приходится по-прежнему бегать?

— Я все-таки занимаюсь нелегальной деятельностью. И теоретически мусора могут прийти за мной. Я знаю людей, которые за раскраску вагонов сидят в тюрьме. Я не раз встречался с сотрудниками на точках, но, к счастью, все случаи заканчивались нормально. Если они видят, что ты не тревожный кабанчик, — не убегаешь от них, а объясняешь спокойно, что делаешь, — то с ними можно по-человечески договориться. Ты им: «Пацаны, я просто хочу сделать красиво». А они такие: «О, это ж морячок Попай! Прикольно, я в детстве смотрел».
Иногда, я говорю, что я от управы. А в последний раз, когда делал про покемонов, сказал ментам, что я от известной интернет-компании, которая проплатила эту стену. Так они стояли минут пятнадцать, курили, пока я работал, болтали со мной: «Мы с тобой в одной лодке, мужик, тоже по ночам работаем». Тут главное — быть easy: не щемиться, говорить спокойно, с улыбкой.

— Расскажи тогда, насколько это возможно сделать, не нарушая анонимности, свою биографию.

— 18 июля проекту Zoom исполнился год — до этого я никогда не занимался уличным искусством. Что я только в жизни не делал — и в банке работал, и свое дело имел. Но у меня все время было ощущение, что я шел в темноте, держась за тоненькую ниточку и не зная, куда она меня выведет. А год назад эта ниточка превратилась в толстенный стальной канат.

Первая работа была с Винсентом и Джулсом из «Криминального чтива», где они держат селфи-палки вместо пистолетов. Помню, как тряслись руки, было дико стремно. А теперь, спустя год, мне то тихое место внутри дворов вообще уже сложным не кажется. Теперь мне и в семь вечера, зимой, прямо у метро «Маяковская» спокойно. Та работа попала в @streetartnews и @streetartglobe и выстрелила очень хорошо. Это как если бы ты первый раз в жизни написал рассказ, а завтра его публикуют в журнале The New Yorker — большое везение, хвала Кришне! И для меня это был знак, что нужно продолжать.

Первые два месяца я бомбил неистово, постил каждую ночь по две работы. Так меня перло! Это чувство сохранилось и сейчас, но я стал, конечно, более бережно относиться к своим замыслами и частоте публикаций. Иначе можно изнасиловать свои идеи, как наложниц, — а тут нужна любовь.

— Твои работы в инстаграме набирают несколько тысяч лайков. Каково было вдруг стать звездой?

— У меня нет никаких иллюзий по поводу уровня моих работ. Zoom представляет интерес только на фоне унылого кладбища, которым является Москва в смысле стрит-арта. Конечно, мне приятно, когда меня называют художником, но, если называть вещи своими именами, какой я художник? Художник — это Эгон Шиле, Ван Гог. А у меня и труба пониже, и дым пожиже. Да и задачи другие. Я просто деятель поп-культуры, уличный дизайнер. Делаю в некотором смысле китч. Я из себя ничего не пыжу, просто мне это в кайф.

Знаешь, как в чайной церемонии. Пять процентов хорошего напитка — это чай, еще пять — качество воды, а девяносто процентов — это состояние мастера. И если у чайного мастера проблемы с женой и херовое настроение, он тебе так заварит, что ты все это говно в себя и примешь. Так и с моими картинами — я ни разу в плохом настроении ничего не рисовал.

Бывает, приезжаю невыспавшийся, голодный, но начинаю работать и где-то через полчаса уже перестаю париться, где мусора, машины, что там за мигалки, — просто ловлю волну. И самый кайф — это когда снимаешь последний трафарет и видишь свою работу первый раз не на экране, а «живаго». Бывает, еще не дорисовал, сидишь в машине, ждешь, пока высохнет слой, — а девочки уже фигачат селфи на фоне. Конечно, приятно. Но бывают и неприятные моменты. На Cадовнической улице есть работа с Василием Макаровичем Шукшиным. А кто-то сфоткал и в комментах в инстаграме написал: «О! Это ж Путин». Путин! Едрить твою качель.

— А например, Паша 183 был художником (Павел Пухов — московский уличный художник, умерший в 2013 году. Ему было 29 лет. — Прим. ред.)?

— Не люблю развешивать ярлыки, но Паша был из того же разряда человек, что и Бэнкси. Он одним из первых начал делать то, к чему стремлюсь я, — он хотел делать понятное искусство. Если работы требуют длинных экспликаций, как в современном галерейном искусстве, — значит, это беспомощные вещи, фейк и имитация. На улице такое не пройдет. Если ты обращаешься к прохожим — будь добр, говори с людьми на понятном им языке. Поэтому, например, перформансы группы «Война» или Петра Павленского — это круть. Ребята с яйцами, и им не нужно никакой сопроводительной литературы, чтобы людей их искусство вкурило.
Так и Паша был одним из немногих, кто на улицах начал делать то, что хотелось потом обсудить. Правда, его работы — может, в силу истории —воспринимаются трагически: в них чувствуется надрыв. А я хотел бы дать людям немного солнца — пускай это будет просто лайк или ссылка с картинкой в сообщении жене. У нас и так жизнь безрадостная.

— Твои граффити — что-то вроде фейсбук-мемов, вынесенных в пространство города. Можешь сформулировать, в чем их общий посыл?

— Да, я только спустя, может, полгода понял, что я делаю. Кроме того, что это забавные картинки, я пытаюсь найти некие культурные символы, иконы, которые бы объединяли людей. Я принципиально не хочу высказываться по поводу политики, хотя мне есть что сказатьТанк на Полянке, сделанный к 23 Февраля, — единственная вещь Zoom, которую можно посчитать высказыванием на общественно-политическую тему . Мы все тут ненавидим друг друга, но есть у нас общий культурный бэкграунд, вокруг которого мы можем все собраться и обняться. Это ценно, и об этом никто не говорит. То, что к нам пришло из советских времен и из новейшего времени, — такой дикий культурный винегрет, который я и пытаюсь раскопать, достав оттуда некие важные артефакты. И с помощью этих знаков прошлого я делаю свое высказывание про настоящее.

— А что ты можешь сказать о московском стрит-арт-сообществе? Оно вообще существует?

— Я не в тусовке. Есть какое-то объединение вокруг «Артмоссферы», и
одна из моих работ«Хичкок. Капот. Птицы» — в работе использовано реальное птичье дерьмо даже висит сейчас в Манеже в рамках Биеннале уличного искусства, которую они делают. Но это не совсем мой формат. Может, я просто старый. Зачем мне с кем-то специально знакомиться? Если бы появился чувак, у которого хотелось бы поучиться, воткнуться в его розетку и подзарядиться, — я бы ему звонил каждый день и дышал в трубку, как влюбленная поклонница. Но таких людей в России я не вижу. А тусэ ради тусэ меня уже не интересует.

— Ты завел интернет-магазин, где можно купить твои принты, сделал интерьерную работу для ресторана. Получается монетизировать успех?

— В ресторане мне дали делать что хочу, поэтому я согласился. А по-другому невозможно стать моим заказчиком — скорее меценатом, который финансирует работу на конкретной стене. Ко мне немало запросов поступает: распиши кабак, сделай такую-то стену. Но, ребята, я по заказу не работаю — делаю только то, что сам хочу. И по поводу магазина принтов я никаких иллюзий не питаю. Пока что единственную майку купил мой друг. Просто периодически люди обращаются с просьбами напечать постер — вот я и сделал такую опцию. Это не начало какого-то бизнеса. Тем более что уже существует готовый онлайн-сервис — от меня он никаких усилий
не требует.

— Твой слоган «Старит-арт без вандализма»…

— Был!

— Все, теперь с вандализмом?

— Нет, я не вандалю. Но раньше я работал только на руинированных или технических стенах. А сейчас иногда вижу — ну такая «вкусная» стена, не удержаться! Ясное дело, на исторических зданиях, памятниках или детских садах я в любом случае не работаю. Но я много сделал на стене каких-то учреждений, и не факт, что хозяева стен не сочтут это вандализмом. Окей, пускай закрасят работу. Если я успел ее сфотографировать, то мне по фигу. Моя стена — это инстаграм, и он останется надолго. А последнее время вообще один-два дня работы висят. Как будто чуваки в ДЭЗах подписаны на мой аккаунт и, как что-то новое появляется, отправляют свою зондеркоманду с кисточками. Но зато я могу делать что захочу и ни у кого разрешения не спрашивать.

— Часто в твоих работах Москва фигурирует как лирический герой.

— В наше время принято быть тертым циником, город не любить или в своей любви не признаваться. А я честно скажу — люблю Москву. Последнее время такие слова можно слышать только из каких-то псевдопатриотических рупоров. И моя задача — помочь людям признаться в своей любви без стеснения. Об этом и моя работа с собакой со станции метро «Площадь Революции». Эта собака — такой намоленный городской тотем, не спущенный сверху, а неофициальный народный символ. Люди трут ей нос, просят о чем-то, загадывают желания — и она от этого светится. Так и с Москвой — мы все что-то просим у города, о чем-то мечтаем.

Да, у нас куча сложностей, полутоталитарное общество, но мы все равно любим свой город и страну. И поэтому руки на картинке тянутся не к мужику с ружьем, а к собаке, как к чему-то милому и живому.

— А как тебе Собянин и все, что он делает?

— Пока ничего не закончено и не понятно. Я не хочу вписываться за Собянина, но пускай доделает — там видно будет. А то, как изменился город за последние три года, вся эта капковщина, которая еще немного продолжается, — это круто, зачет и уважуха.

Я, кстати, еще хотел сказать, что чувствую, как город мне будто помогает. Часто бывает, что я задерживаюсь, краска долго сохнет или что-то идет не так. Но все равно, только я все закончу, выброшу трафарет в урну — и тут же дождь начинается. Как будто кто-то наверху ждет: «Ну что, закончил? Ну молодец» — и жмет на кнопку.

Все работы Zoom можно посмотреть в instagram.com/zoomstreetart