Москва – город пьющий или бегающий?

Миронов: Вчера мы с коллегами посетили шесть баров, много пили. Вопрос, с которого начинается любой приличный разговор про спорт в 2016 году: как образ жизни, который вы проповедуете, пересекается с нормальным?

Сайфуллин: Все думают, что я зожник. Ну пусть думают.

Кассиль: Я с детства занимаюсь теннисом, и после матча приятно выпить кружку пива. У нас в «Трапеции» мы тоже иногда устраиваем вечеринки. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, — да, это абсолютно не противоречит друг другу. Главное — выпивать после, а не до.

Карасев: Я играю в футбол, бегаю, но это никак не мешает ночным развлечениям и периодической выпивке. Современное понимание спорта не обязывает всю жизнь посвящать здоровью.

Боярская: Я занимаюсь всем, что связанно с бегом, уже пять лет и полюбила бег за то, что он может быть дополнением ко всему. Начните бегать, и с этого момента вы можете двигаться дальше. Я, например, поняла, что бег — классное дополнение к тому, что приносит радость. Если вам радостно в клубе пить шампанское и танцевать по пять часов — ну пожалуйста. Опять же — лучше не до, а после спорта.

Тарасов: А я вот лучше бы пил. Спорт, конечно, помогает избавляться от стресса, но иногда кажется, что не хватает бокала вина или двух. Я выпиваю такой бокал раз в полгода. Мой папа любил футбол и отдал меня в футбольную школу. Футбол дал мне друзей, дал возможность стать частью большой системы, в которую я был влюблен долгое время. Я еще учился хорошо в школе, что в принципе нелогично. Есть поговорка: «Кто не курит и не пьет, тот и мячик не ведет». Но я этим не занимался. Школу окончил с серебренной медалью — я отличался от друзей, которые окончили с двойками.

Миронов: То есть ты идеальный человек, которого мы все ненавидим, но втайне очень хотим быть таким, как ты.

Тарасов: Вся команда меня ненавидела.

Милетич: А я последний раз на свадьбе у себя пил. Мой наркотик — это еда, очень люблю покушать. У нас в Nula Project в ходу так называемая киви-диета. Это значит, что жрать можно все, кроме киви: шоколадки, пиццу, все остальное. Но я также люблю потренироваться.

Кассиль: Мне кажется, в людях, осознанно увлекшихся спортом во взрослом возрасте, пробуждается база, которую в детстве в них заложили родители или инструкторы. И наоборот, тем, у кого в детстве не было никаких физзанятий, сложнее втянуться.

Миронов: А нет ощущения, что половина населения России травмирована школьными уроками физкультуры?

Карасев: Самым ненавистным спортом в школе у меня были беговые лыжи, и во многом преодолению этой травмы посвящен проект adidas с лыжной базой в Мещерском парке. Я смотрел, как наш физкультурник заставляет одноклассников вокруг школы в пуховиках бегать, а сам отлынивал — футболом занимался. Такая же тема с бегом: в школе это 3 км, нужно было сдать норматив на пятерку. Революция теперешнего понимания бега в том, что мы воспринимаем его как клевое времяпрепровождение, вокруг которого формируется сообщество.

Боярская: Я понимаю людей, травмированных школой: сама физру ненавидела страшно. Хотя обожала лыжи, была чемпионкой Москвы в 10 лет по беговым лыжам. Бег ненавидела, разумеется. И когда 5 с лишним лет назад одна прекрасная девушка из компании Nike предложила мне пробежать полумарафон в Сан-Франциско, я согласилась, потому что стало интересно. Просто журналистское любопытство проснулось.

Через месяц я поняла, что это не похоже на то, что я помнила из школьной программы. Когда я раньше пыталась начать бегать, мой парень бежал рядом и говорил: «Давай быстрее! Ну что ты, не можешь быстрее?!» Как только ушло это давление, бег полностью поменял мое представление о самой себе. И все стало прекрасно. Параллельно с этим я завела блог, в котором честно писала: «Вот я пробежала 3 км, стала красная, как свеколка. Что же мне делать?» И очень много девочек писали мне с такими же историями. Я признавалась в том, как было сложно, как потянула ногу, — наверное, это было обаятельно и по-крайней мере честно.

Миронов: В твоем случае спорт стал формой городского психоанализа, что ли. Это способ что-то понять про себя, с другой стороны — пообщаться с людьми.

Боярская: Сейчас этого стало больше. Мне повезло прийти в бег из журналистики. Даже из блогерства. Я с 15 лет вела супероткровенный ЖЖ, где описывала все личные драмы, переезды в другие города, писала про вкусные пирожные, про то, как классно танцевать, про то, как клево путешествовать. Бег вписывался в эту систему ценностей — он не был чем-то диким, он не пах ЗОЖ. В том числе и потому, что я могла предложить выпить пива, пробежав 5 км. В моем случае реакция аудитории, которая сработала не сразу, года через два, случилась, потому что про бег говорил живой человек.

Миронов: Увлечение Москвы спортом 5–6 лет назад совпало с разговорами об общественных пространствах, с идеологией, которую во многом запустил институт «Стрелка», потом подхватил парк Горького, а потом и мэрия с валом благоустройства. Мы говорили о том, что в отличие от советской концепции массового спорта, заряженной на идею рекордов, сейчас массовый спорт — это социализация. Вот то, что Москва забегала, — это симптом каких-то качественных изменений в обществе? Каковы причины спортивного бума?

Милетич: Ты говоришь про какой-то беговой бум, да? Но по мне это не бум, а бумчик. Мало людей бегает в Москве, если сравнивать с другими городами. Активных, которые занимаются на улице круглый год, 5–7 тысяч. Для города с населением 18 миллионов — позор. Базу необходимо развивать. Надо, чтобы эти 7 тысяч мотивировали остальные 5 миллионов — тех, кто потенциально мог бы заниматься спортом в Москве.

Боярская: Я чуть менее пессимистична. 5–6 лет назад можно было выйти на набережную в парке Горького, увидеть 3–4 бегунов, и все они знали друг друга — это были абсолютно маргинальные люди. Еще существовал небольшой беговой клуб с большой историей — «Мир» он назывался.

Миронов: Хорошо. Возможно, мы преувеличиваем сам спортивный бум, но глупо отрицать рост дискуссий про спорт. Так откуда они? Вы думаете, это новое увлечение Москвы укладывается в рамки европеизации — превращения в нормальный город?

Боряская: Если посмотреть на любые исторические процессы в России, то у нас все происходит быстро. А если говорить про бег и статистику, то в 2010 году было около 140 забегов в Москве. В них финишировало порядка 20 тыс. человек. Дальше, по моим ощущениям, произошло два скачка популярности. Один — в 2012 году, когда неожиданно большим успехом воспользовался забег We Run Moscow. И следующий — в районе 2014 года, и он связан с ростом популярности Московского марафона. А вот рост интереса к йоге в России шел намного медленнее, зато сейчас она на каждом углу.

Миронов: Йога в принципе превратилась в национальный феномен — как суши или кальяны стали русскими. Утром летом под каждым кустиком в парке асаны делают.

Боярская: Таков российский менталитет — у нас просыпается жажда ко всему новому, что приходит с Запада. Мы в ускоренном темпе принимаем то, что там росло естественно последние 40 лет.

Миронов: Есть ли прямая зависимость от роста популярности спорта в России с доходами корпораций, которые выпускают спортивную экипировку?

Карасев: Ну, это закрытый вопрос. Очевидно, ответ — да. Я бы хотел коснуться темы того, как в общество входят любые инновации. Сначала появляются герои-инноваторы — первые, кто не хочет быть похожим на остальных. Это, скажем, 2,5%. Потом появляются последователи — early adopters, их 7,5%, которые подбирают тренд, создают комьюнити. «Спортивные секция», найковские клубы, инициативы adidas. Мне кажется, сейчас мы находимся на стадии, когда бег и спортивный лайфстайл переходят от посвященных к массам. В прошлом году у нас была кампания «Разбуди район», в которой поучаствовало 15 тысяч людей. Статистика ВЦИОМ этого года говорит, что у нас 7 тысяч бегунов, которые занимаются бегом больше двух раз в неделю. Возвращаясь к акции «Разбуди район» — из 15000 участников 5300 бегали два и более раз в неделю. Существует огромный потенциал для тех, кто мог бы начать, хотел бы начать, но по какой-то причине этого не сделал. Спортивным корпорациям надо помочь им с толчком. А вторая задача — создавать инфраструктуру.

Миронов: Компания Reebok фактически приватизировала себе целую фитнес-дисциплину — кроссфит.

Верещак: У нас заключено глобальное партнерство с компанией CrossFit –—это ведь зарегистрированная торговая марка. Безусловно, кроссфит в России ассоциируется с Reebok. Наши цифры по проекту «Стань человеком» более бодрые — порядка 20 тысяч финишеров. Там, опять-таки, есть элемент социализации — бегут сразу 6 человек, команда. То есть им нужно сначала где-то тренироваться — сначала поодиночке, потом вместе. Мне кажется, рост любительского спорта в России — это нормально. Ну как любой человек — наестся, нагуляется, потом задумается о здоровье. Таковы законы эволюции.

Миронов: Как в эту новую реальность массового спорта выписывается государство? Что у нас происходит с Москомспорта — они поддерживают движение? Что за ребята от имени властей отвечают за спорт?

Тарасов: Идеология и люди сильно поменялись — в свое время нам было трудно вовлечь их в процесс. Раньше там действовал так называемый механизм присутствия, когда все общественные спортивные мероприятия заполнялись школьниками, студентами, учащимися тех или иных заведений. Сейчас его уже нет необходимости включать. Если говорить о каких-то более частных изменениях, то большим прорывом стало то, что сами чиновники начали заниматься бегом. Вы даже не представляете, какое количество квот нам приходится выдавать непосредственно в Москомспорт, в администрацию президента, в Совет Федерации и в другие органы. Они побежали, и это большой плюс, потому что сейчас нам на совещаниях и встречах не надо никого убеждать — все единодушно выступают за развитие спорта.

Боярская: Мое мнение базируется на опыте общения с Сергеем Капковым и его командой. Было понятно, что с одним конкретным человеком ассоциируется куча классного и у него есть возможность принимать решения. Сейчас такого человека — такого окна взаимоотношений с властями — у спортивных стартапов нет.

Миронов: Вспоминается характерная ситуация, когда лидера марафона в прошлом году полиция остановила.

Тарасов: Не стоит сравнивать сотрудника полиции на посту с теми, кто сидит в кабинетах. Это человеческий фактор. Ну подумал сотрудник полиции, что бежит какой-то бандит без номера. Ну не увидел номер, ну что поделать…

Милетич: У меня такой пример. Сегодня у Nula Project была встреча с директором парка «Сокольники». Но чтобы организовать эту встречу, нам пришлось в среду сходить на лекцию на «Стрелке». Там мы его перехватили, показали фотографии — вот, нас 150 человек на тренировках, мы хотим то же самое делать в «Сокольниках». Встреча прошла успешно. Но, когда ты пишешь мейлы в парки, в спортивные компании, еще куда-то, никто не отвечает. Всех надо ловить и убеждать.

Миронов: Есть ли какие-то вещи в массовом спорте, которые бесят? Многих раздражает коммерциализация. Некоторые ругаются, что ради больших событий перекрывают город. Кому-то не нравится, как спортсмены-неофиты демонстрируют свои успехи в фейсбуке и инстаграме. Что плохого?

Боярская: Для меня самое плохое — это раздражение тех, кто не занимается спортом из-за тех, кто занимается.

Сайфуллин: Государство сейчас гораздо больший акцент делает на профессиональном спорте, чем на массовом. И к сожалению, безрезультатно. Сейчас как раз в СМИ пошла дискуссия о том, что, возможно, деньги расходуются неверно. Возможно, стоит больше внимания обращать на такие площадки, как парк Горького, где любительский спорт приобрел общегородской вес.

Верещак: Есть еще одна проблема: несмотря на то что Reebok пропагандирует фитнес на пределе возможностей, это не означает, что фитнес должен быть без головы.

Тарасов: Главная проблема в том, что быстро растет массовый спорт — вне зависимости от того, что мы считаем его еще недостаточно массовым, но за ним не растет качественное обслуживание. Вчерашние бегуны-новички становятся инструкторами, но они не готовы, они не профессионалы.

Милетич: Мы живем во время капитализма — значит, мы любим тратить. Есть знаменитый спортивный девиз — «Быстрее, выше, сильнее». Эти три слова управляют и современным капитализмом: много работай, много получай, много трать. Спорт также заряжен этой идеей моментального успеха. Дескать, приходите к нам, и вы подготовитесь к марафону за 7 недель. Любой врач и профессиональный тренер скажет вам, что на такую подготовку нужно потратить два года. Но кто хочет ждать два года? Мы все хотим бутылку воды, с которой через три дня похудеем на пять килограммов. Реклама сильно влияет на спорт.

Филипп: Давайте каждый коротко ответить на выставленный в названии нашей встречи вопрос: куда прибежала спортивная Москва?

Верещак: В парки.

Кассиль: Мне кажется, что спорт становится бизнесом и начинает потихонечку зарабатывать деньги. И наверное, на следующем этапе у нас будут появляться люди, которые получили профессиональное образование именно в спортивном менеджменте.

Карасев: Мне кажется, любительский спорт должен эмоционально заряжать спортсменов-профессионалов, ведь все сегодняшние молодые бегуны — это будущие или теперешние родители. И чем больше они будут посвящать себя занятиям и водить своих детей в спортивные школы, тем прочнее будет фундамент для будущих успехов страны в целом. Тренд сейчас идет в ранний возраст: моя 13-летняя сестра собирается начать бегать с классом.

Боярская: Я считаю, что чем больше сейчас будет любых инициатив, любых активностей на тему спорта — от брендов и отдельных энтузиастов, — тем лучше.

Миронов: И больше таких занудных паблик-токов?

Боярская: Чего угодно. В этом году действительно появился акцент именно на просветительской деятельности вокруг бега, на разговорах о нем. И я готова ходить на все лекции и повторять одно и то же, потому что всегда найдется человек, который услышит что-то для себя новое.

Тарасов: Сейчас формируется поколение здоровых людей, которые станут примером для своих собственных детей…

Миронов: Ты имеешь в виду так называемых невыпивающих родителей?

Тарасов: Да, и это намного важнее, потому что личный пример лучше влияет, чем любые активности.

Милетич: Я считаю, что спорт на регулярном уровне в России все еще считается экзотикой. По моему мнению, он слишком дорог. Если ты хочешь бежать, то тебе нужно купить пульсометр — сколько он стоит? Сколько стоят беговые кроссовки? Надо освобождаться от влияния рекламы. Когда спорт станет чем-то вроде чистки зубов — два раза в день или раз в день, — в этот момент движение по-настоящему начнет расти. Вот ты, когда чистишь зубы, про это делаешь пост в фейсбуке? Нет. Тебе это нравится? Ну реально: нравится или не нравится — неважно. Ты просто это делаешь.

Следующее открытое интервью «Афиши Daily» пройдет в эту пятницу, 5 августа, в 19.00, и будет посвящено московской ресторанной моде. Подробности и регистрация — по ссылке.