Глобальное потепление в России: «Мы потеряем большое количество биоразнообразия»

Мировое научное сообщество в 2021 году пришло к единодушному выводу, что глобальное изменение климата действительно происходит. Согласно исследованиям, основная причина климатических перемен — человеческая деятельность. В последние годы наблюдается тренд на ухудшение экологической обстановки: если с 1880-х годов температура в мире увеличивалась в среднем на 0,08 градуса Цельсия каждые десять лет, то уже с 1980-х это значение выросло в два раза — до 0,18 градуса. В России же, по оценкам ученых, температура растет еще стремительнее — до 0,4–0,5 градуса за декаду. Эколог, гидрогеолог, член экспертного совета при комитете экологии в Госдуме Георгий Каваносян называет еще более точные цифры: повышение на 0,47 градуса Цельсия каждые десять лет, начиная с 1970-х годов.

Изменение климата наиболее очевидно в Арктическом регионе. Температура в приземном слое атмосферы растет там в три раза быстрее, чем в среднем по планете. В результате неравномерного нагрева планеты в мире начинают происходить процессы замедления движения воздушных масс. Иногда такое снижение может переходить в полную остановку — и, следовательно, приводить к возникновению «пробок», или «блоков», внутри которых может застаиваться на долгое время циклон или, наоборот, антициклон.

«Такой процесс приводит к тому, что в одних регионах начинается слишком долгая жара и, как следствие, засуха, а в других — долгий период сильных осадков и даже наводнений», — рассказывает эколог. Несмотря на свою кажущуюся отдаленность, процессы в Арктическом регионе имеют прямое влияние на природные условия по всему миру. «Из‑за этого главная европейская река Рейн показывает самые низкие уровни за последние 100 лет наблюдений и угрожает местному судоходству и даже энергетике», — приводит пример Каваносян.

Рейн — далеко не единственная река, на которой сказывается глобальное изменение климата. Тревогу у экологов вызывают и российские водоемы, например реки Кавказа и Алтая. «Эти места в основном имеют ледниковое питание — они формируются на горных шапках, где есть ледники. Из‑за того, что ледники тают очень быстро, стабилизационный эффект, который они дают, может просто исчезнуть», — рассказывает Каваносян. «Как это работает: в жару ледник тает и наполняет русло реки Терек. В холодную погоду осадки концентрируются в леднике, вода замораживается и становится запасом для реки на теплое время года. Если этот баланс исчезнет, летом река будет пересыхать полностью. Из‑за такого сценария не слишком сильно пострадают реки Центральной России и Сибири, но под ударом окажутся водоемы Кавказа и Алтая», — объясняет он.

Вопрос: насколько от происходящего пострадают люди, в частности представители коренных народов, промысел которых зависит от рек? Каваносян полагает, что серьезной угрозы для них пока что не наблюдается. «Я не думаю, что промысел, например, оленеводов сильно пострадает в ближайшие 50–100 лет, потому что за это время флора и фауна в этих местах вряд ли успеет очень сильно измениться. Это будут суровые зимы, хотя и теплее, чем сейчас, но все равно минусовые. Повышения температуры на 0,47 градуса за десять лет пока недостаточно для радикальных перемен, таких, чтобы там образовались непривычные тропики», — размышляет эколог. Он также добавляет: «Не думаю, что в самых северных реках сильно снизится биоразнообразие, но на какие‑то проценты уловы уменьшатся точно. Больше всего пострадают реки на юге. Там больше плотность населения, сельского хозяйства, там серьезнее антропогенный фактор. Реки постепенно подходят по температурам и уровням к критическим отметкам. Мы уже сегодня видим зашкаливающее количество одноклеточных водорослей на Волге: казалось бы, немаленькая река с умеренным течением, однако там огромное число водорослей, особенно в летний период».

«В России 13 морей, и практически во всех из них со временем будут усиливаться процессы эвтрофикацииПроцесс ухудшения качества воды из‑за избыточного поступления в водоем так называемых „биогенных элементов“, в первую очередь соединений азота и фосфора.», — предупреждает эколог. Причина все та же: повышение среднегодовой температуры в морях приводит к развитию водорослей, которые, в свою очередь, приводят к недостатку растворенного кислорода и, как следствие, к заметному сокращению биоразнообразия в этих водах.

«Такое положение вещей может нанести урон рыбной ловле, причем как в морях, так и в реках, которые начнут цвести, особенно в летний период. В некоторых случаях добавляется и антропогенный фактор: например, в Черном море, как и на судоходных реках, все очень плохо с канализацией. Следовательно, наши с вами продукты жизнедеятельности — фосфаты, нитраты, нитриты — попадают в воду, что создает питательную среду для развития водорослей, которые, в свою очередь, забирают кислород у рыб и млекопитающих», — объясняет эксперт, заключая, что все это в конечном счете приведет к еще большему снижению биоразнообразия.

Это снижение — серьезный урон для экосистемы. Реки — кормовая основа для многих животных, например для медведя, которая позволяет ему набрать жировую массу перед зимовкой. «Он приходит на нерест есть, и такая ситуация может на него негативно повлиять. И это одна из главных, самых серьезных потерь: за последние 40 лет мы потеряли порядка 60% млекопитающих, птиц, рыб, рептилий и земноводных по всему миру», — рассказывает Каваносян. Отчасти справиться с проблемой помогают особо охраняемые природные территории — заповедники, заказники и национальные парки, которые несут «функцию хранилища ДНК». «Там мы сохраняем клочки дикой природы, чтобы, когда мир придет в себя, распространить животных в прежние ареалы обитания. На всем остальном пространстве биоразнообразие будет уменьшаться», — говорит он.

Парадоксально, но такая ситуация может дать и плюсы. «Если Арктика тает быстро и, по разным прогнозам, к 2050–2100 годам ледники останутся только далеко за полярным кругом, то, соответственно, полностью „распечатывается“ северный морской путь, который на две недели быстрее, чем путь через Суэцкий канал, что может дать дополнительные колоссальные экономические возможности для страны», — рассказывает Каваносян. Однако он подчеркивает: положительный эффект для экономики далеко не всегда благоприятно сказывается на окружающей среде. Загрязнение от хозяйственной деятельности в Арктике в разы опаснее, чем на более южных широтах. Соответственно, вопросы экологии в освоении Северного морского пути должны быть главным приоритетом для России.

Стремительное потепление приводит не только к риску пересыхания рек и морей, но и к опустыниванию целых регионов. Среди них — Краснодарский край и Астраханская область. «Если температура там будет очень высокой, то, возможно, мы потеряем эти места как базовые сельскохозяйственные регионы», — отмечает Каваносян. Проблема опустынивания известна в России давно — еще Василий ДокучаевРусский геолог XIX века, основатель современного научного почвоведения. в свое время выработал методику зонирования земель, чтобы бороться с этим явлением.

«Пустыня наступает на европейский континент, а почва деградирует. У нас это уже происходит на юге — в Астраханской области, Дагестане и Южной Сибири. Если с этим ничего не делать, то и другим нашим южным регионам со временем также угрожает опустынивание. Мы должны вовремя реагировать на глобальные природные изменения. Например, можно использовать опыт Докучаева: зонировать землю, вводить новые системы ирригации, уменьшать выпас крупного рогатого скота. В конечном итоге, нужно осваивать сельскохозяйственные земли севернее привычных регионов, готовить для этого инфраструктуру заранее. Нужно распределять нагрузку, а не концентрировать все в одном месте», — говорит Каваносян.

Таяние ледников в России действительно происходит, но в контексте жизни людей оно имеет не такое критическое значение, как в некоторых других странах. «Нужно понимать, что нас в России мало, а людей в странах и даже на континентах, с которыми мы граничим, много», — рассказывает Каваносян, приводя в пример реку Ганг, которая питается с ледников Тибета. «Если у нас в результате таяния ледников попадает в зону риска лишь Кавказ и Алтай, то в районе реки Ганг живут около 300 миллионов индийцев и пакистанцев. Там примерно 25 гидроэлектростанций, и если эта река начнет пересыхать, то все люди начнут эмигрировать», — рассказывает он.

Таким образом, значительное обмеление Ганга может привести к резкому ухудшению качества жизни местных жителей и возникновению проблем с энергетикой. Новые проблемные реалии могут сподвигнуть многомиллионное население к миграции в более комфортные регионы, среди которых — северная Европа, США и Россия.

«70% территории России сегодня относится к зоне многолетнемерзлых пород. На первом же занятии по геокриологии на геофаке МГУ объясняют, что вечной мерзлотой эти территории называть неправильно. Потому что в природе нет ничего вечного. И мерзлота в нашей стране деградирует уже сейчас», — предупреждает эколог. «Согласно исследованиям, примерно 50% этой мерзлоты мы рискуем потерять уже в этом веке, а вслед за этим сильно возрастут риски, связанные со строительством на этих территориях.

Когда люди осваивали Сибирь и Таймыр, мерзлота была сплошной и достаточно просто было построить там что‑то масштабное — на замороженные грунты устанавливались свайные конструкции для топливных резервуаров, комбинатов и не только. Сейчас мерзлота начинает деградировать по несколько сантиметров за десятилетие», — говорит Каваносян, отмечая, что каждый год увеличивается зона сезонного оттаивания.

«Например, зимой в Подмосковье грунт промерзает примерно на 1,5 метра. В регионах с мерзлотой — на многие сотни метров. Однако каждый год сверху небольшая глубина всегда оттаивает, и грунты начинают двигаться. Чем больше зона сезонного оттаивания, тем сильнее грунты двигаются, тем чаще на существующих объектах происходят аварии», — рассказывает специалист. Этот процесс нередко может приводить к катастрофам, подобным случаю с резервуаром компании «Норникель»: там в 2020 году обломились сваи резервуара с дизельным топливом, 21 тысяча тонн дизельного топлива попала в реки Далдыкан и Амбарная, потом в озеро Пясино и ушла на север — к Карскому морю».

«Таких аварий, пускай и меньшего масштаба, происходит несколько сотен в год и будет происходить еще больше. Да, у нас есть технологии — мы можем поддерживать грунты в замороженном состоянии, у нас колоссальный опыт строительства в криолитозоне, мы даже космодром там умудрились построить. И понятно, что любые системы контроля за мерзлотой увеличат издержки бизнеса. Но карающая длань Росприроднадзора в случае аварии с ущербом для окружающей среды увеличит издержки бизнеса еще больше. Этот очевидный факт дошел, к сожалению, пока не до всех в нашей стране. Однако 2 млрд долларов, которые пришлось заплатить «Норникелю» за уничтоженные природные комплексы, все-таки заставили других пользователей начать активно включаться в вопросы модернизации предприятий. Люди начали следить за грунтами, стали понимать, что мерзлота не вечная и в ближайшие годы огромное количество денег придется вложить в инфраструктуру на этих территориях», — говорит Каваносян.

Эти инвестиции, напоминает он, не единственные, которые понадобятся в будущем. «Если мы будем развивать сельское хозяйство в северных широтах, пока на южных будем бороться с опустыниванием, это тоже потребует финансовых вливаний, ведь на юге все заточено под нужды сельского хозяйства, а на севере — нет. Уже сейчас понятно: нужно готовиться к любым подобным сценариям заранее», — предупреждает эколог.

«Если говорить о проблеме глобальной трансформацией климата, то да, планета с таким уже сталкивалась неоднократно. Например, 250 миллионов лет назад на рубеже Пермского и Триасового геологических периодов в результате глобальных климатических изменений вымерло практически все биоразнообразие, населяющие планету в это время», — рассказывает специалист. Почему так получилось? Ученые выдвигают гипотезу о метангидратном ружье. Заключается она в том, что растущая температура океана способствовала высвобождению метана из отложений гидратов под морским дном. Все это привело к изменению в пропорциях в атмосферном воздухе и увеличению температуры на планете. Глобальное пермское вымирание, по данным исследователей научного журнала Geology, в свое время привело к гибели более 90% видов морских животных, а также более 70% и 80% наземных животных и насекомых соответственно.

Сегодня на нашем арктическом шельфе точно так же, как и 250 миллионов лет назад, находятся месторождения газовых гидратов. «Кроме этого, под мерзлотой находятся болота, где также содержится колоссальное количество метана. И каждый год, по данным РАН, эмиссия метана в арктическом регионе удваивается», — добавляет Каваносян.

Поскольку метан — это газ, который, как и оксиды углерода, участвует в глобальной трансформации климата, именно он в том числе и приводит к повышению температуры на планете. «Некоторые ученые сегодня полагают, что метангидратное ружье и сегодня в состоянии запустить необратимые изменения климата. Самое печальное, что мы не сможем на них повлиять. С углеродом все проще и понятней — тут есть очень много правильных и не очень решений: постепенный отказ от ископаемого топлива, посадка деревьев, отказ от мяса, отказ от двигателя внутреннего сгорания, калькуляторы углеродного следа. С метаном же вообще пока неясно, что делать. В 2020 году суммарная эмиссия метана в российской Арктике была сопоставима в эмиссией главного „желудка“ планеты — Соединенных Штатов Америки», — говорит Каваносян.

«Из‑за повышения уровня воды в Мировом океане могут пострадать побережья Краснодарского края, Азовское и Каспийские моря — потому что когда на полметра увеличится уровень воды, это подмоет берега, усложнит работу гостиниц на первой линии, сократит количество пляжей. Это многомиллиардные убытки для прибрежного туризма», — рассказывает Каваносян.

По его словам, в средней полосе России, кроме увеличения среднегодовой температуры и объема осадков, локальных наводнений и засух, жизнь почти не поменяется по сравнению с остальным миром. «Погода куда серьезнее изменится на восточном американском побережье, где чаще будут возникать тайфуны и смерчи, и в Европе, где много близких к морям городов. Там перемены климата будут чувствоваться», — говорит эколог. «С точки зрения внутреннего туризма я не вижу серьезных проблем. Да, летом чаще будут пересыхать реки, многие станут недоступны для сплавов. Но останутся реки побольше, горы — нас в меньшей степени затронет глобальное изменение климата, чем другие страны».

«В связи с глобальным изменением климата количество пожаров будет расти, причем не только в России. Половина лесов мира приходится на пять стран: США, Китай, Россию, Бразилию и Канаду, и в каждой мы будем наблюдать лесные пожары», — рассказывает Каваносян. По его мнению, бороться с этим можно, но сейчас во всем мире есть стратегия зон контроля, смысл которой состоит в том, что если пожар не угрожает инфраструктуре и населению, то его никто не тушит. «Такая мера популярна во всем мире, и это очень печально, потому что мы не знаем, что происходит в труднодоступных территориях. Возможно, там горит березняк, который быстро вырастет снова, а возможно, сгорают столетние кедры. Есть ли там туристы, мы тоже не знаем, а большинство пожаров вызываются антропогенным фактором», — объясняет эколог.

«2021 год был рекордным по пожарам. И так как мы лесная страна, и каждый год температура на планете будет увеличиваться, то наши потери от лесных пожаров будут со временем расти. Мы не готовы к такому будущему, и единственное, что можно сделать, — адаптироваться: делать санитарные рубки, создавать минерализованные полосы, обновлять технику, создавать беспилотники, которые могли бы тушить огонь на начальной стадии, а не когда они подходят к населенным пунктам плотной стеной. Сегодня в пожарах мы не только теряем людей, населенные пункты, огромные деньги, инфраструктуру и ценные породы древесины. Мы теряем дикую природу: уничтожаются ареалы обитания животных, сокращаются их популяции. Мы должны серьезнее относиться к этим вещам», — отмечает Каваносян.