Евгений: Мне 36 лет. С Сергеем мы знакомы лет пять. Раньше я был инженером, работал в Пензе, в фирме, которая занималась автоматизацией технологических процессов. Это была офисная работа за компьютером: чертежи, предпроектные обследования, командировки. Обычный рабочий день продолжался, как у всех, с девяти до шести, обед строго с двенадцати до тринадцати. Вокруг было около 10–15 человек, в помещении всегда была тишина, все сидели за компьютерами и что-то делали. Первые несколько лет я был в полном восторге, мне нравилось учиться и узнавать что-то новое. Потом наступил момент, когда я понял, что все проекты типовые и никакого полета творческой мысли больше не предвидится. Тогда я представил свое будущее — мысль приходить каждый день с девяти до шести на работу и сидеть за компьютером меня испугала. Я решил: нужно сделать что-то, о чем потом будет не стыдно рассказывать и что будет приносить ощутимый результат.
Я стал искать, чем хотел бы заниматься — не покидая при этом основной работы. Мне всегда нравилась типографика и графический дизайн, и я стал внимательнее их изучать. В какой-то момент я наткнулся на фотографию оттиска высокой печати и это меня заинтересовало с технологической точки зрения. Я разобрался в том, как работает высокая печать, и понял, что она объединяет в себе несколько важных для меня вещей: дизайн, типографику, необходимость что-то делать руками и возможность сразу видеть результат своего труда.
Сначала у меня была такая мысль: выйду на пенсию, куплю станок и буду печатать в свое удовольствие. Но идея заняться этим как можно скорее засела у меня в голове и переворошила мне все мозги, я думал об этом каждый день. В один прекрасный день я зашел на eBay и нашел человека в Англии, который продавал маленький настольный станок высокой печати. Он стоит £555, я его оплатил, и через три недели мне его доставили.
До этого я не соприкасался с полиграфией. Я купил бумагу и краски, по вечерам дома на кухне доставал станок и пытался печатать — он шумел, соседи стучали по батарее. Я начинал с визитных карт — на большее станок не был рассчитан. Первые несколько месяцев у меня вообще ничего не получалось: каждый тираж был как черный ящик. Пару раз я хотел выкинуть станок или отнести его в гараж. Но я упорный. Через несколько месяцев у меня получился качественный оттиск.
Я решил заинтересовать этим других людей. Придумал «Мастерскую высокой печати «Клише», сделал сайт, разработал виртуальные проекты, нарисовал их, напечатал, сфотографировал, выложил и стал показывать получившееся на дизайнерских форумах. Сайт я запустил в декабре 2009 года, а первый заказ получил в июне 2010-го: мне заказали простые визитные карты тиражом 400 штук. Со временем заказы стали приходить чаще и стало понятно, что кому-то это интересно.
Я продолжал работать в офисе, а печатал в выходные и по вечерам. На своем станке я мог печатать только визитки, а со временем люди стали интересоваться открытками и плакатами. Передо мной встал вопрос — оставить это в режиме хобби или купить большой станок, снять помещение и начать развиваться дальше. Естественно, я выбрал второй вариант. Я снял маленькое офисное помещение (оно было расположено по пути на мою основную работу), поставил туда станок, купленный в Германии, и резак. Я продолжал работать офисе в течение дня и печатать в мастерской по вечерам и в выходные. В какой-то момент заказов стало так много, что я перестал успевать и то и другое. Тогда я оказался перед выбором: продолжать работать или заняться своим делом.
К тому моменту я работал инженером восемь лет и существенно охладел к этой сфере. Бросать стабильную работу было страшно, но нужно было делать выбор, и я его сделал.
Сергей: Давным-давно я учился на социального работника: в те времена, в девяностые годы, это было что-то новое и свежее. Я пошел в аспирантуру и занимался социологией, писал диссертацию «Влияние домашнего компьютера на социализацию молодежи». Это был 1996–1997 год. Диссертацию я защищать не стал, и это было мое первое серьезное решение. Мне были непонятны перспективы: как бы я зарабатывал деньги, если бы занимался социологией? Меня многие отговаривали, но я уверен, что принял правильное решение.
После института я пошел работать в фирму, которая занималась кассовыми аппаратами: пытался организовать им фирменный стиль и напечатать основные материалы, которые нужны были им на выставках. Мне было там тяжело: от четкого режима работы до шести вечера у меня внутри начинало что-то зудеть. Я чувствовал себя как в школе — иногда мне хотелось просто встать и выйти. Это ощущение я в себе храню: как только мне начинает казаться, что мне нужно прекратить чем-то заниматься, я так и поступаю.
С той работы я ушел, но познакомился там с легендарным барменом Славой Ланкиным. Когда его пригласили открывать ресторан Pancho Villa, он позвал меня с собой дизайнером. В 2001 году он с единомышленниками запустил знаменитый клуб The Real McCoy. Там постоянно проводились вечеринки, а это значило, что нужно было делать концепцию, афиши, декорации, рекламу в газетах и журналах. Это был мой университет и школа дизайна. Запросы у нас были абсолютно дикие, причем в условиях срочности, маленьких тиражей и сложных материалов. Было весело, но работы было очень много. Потом так случилось, что команде пришлось уйти из «МакКоя». Парни открыли ресторан Tapa De Comida и позвали меня туда.
Однажды нам в Tapa De Comida понадобились крафтовые пакеты — это сейчас они повсюду, а тогда были редкостью. У меня появилась идея напечатать их самому. Мы с женой гуляли по Мясницкой и зашли в Музей станковой графики. Там я увидел печатные станки. Мне показалось очень странным, что никто не печатает на этих станках, и они стоят без дела. И когда возник этот проект — нужно было напечатать на 200–300 крафтовых пакетах испанского быка, — я понял, что, чтобы это сделать, надо вырезать линогравюру, сходить вечером в музей, попросить пустить на пару часиков, заплатить небольшое количество денег и все напечатать. Когда я вернулся в музей, оказалось, что его закрыли. Я стал туда звонить, но никто не отвечал, так продолжалось пару месяцев. Наконец я до них дозвонился, и они сказали: «Музей закрылся, работает только багетная мастерская, а станки мы продаем». Я спросил, сколько стоит оборудование, узнал цену и пошел в этот музей — вернее, в багетную мастерскую, которая от него осталась, — тестировать станки. В мастерской работал старый печатник Адольф Андреевич, которого я уговорил показать, как работает станок. Оказалось, что гравюры получаются невероятно красивыми, и я решил, что надо брать станок. Пресс весил около тонны, и нужно было придумать, куда его поставить. Мне помог мой друг, который работал в школе учителем труда: я перевез пресс к нему в мастерскую.
Я купил краски — мне кажется, их хватило бы на несколько поколений печатников, — в течение полугода печатал крафтовые пакеты и гравюры, которые резал сам. Это было очень интересно.
Пока я все это печатал, я выяснил, что есть и другие люди, которые этим занимаются, — их в России было очень мало (4–5 человек на всю страну). Так я познакомился с Женей: написал ему письмо с каким-то техническим вопросом. У Жени в этот момент уже была своя «Мастерская высокой печати «Клише» и второй пресс.
Печатать в школе было неудобно: туда можно было попасть только два раза в неделю. Это был 2008 год, кризис, стали освобождаться помещения. Я нашел длинную комнату в Большом Сухаревском переулке, и там разместилась моя мастерская. Как-то раз ко мне в мастерскую приехал Женя: он как раз был на выставке в Москве. У меня был страшный бардак, но ему понравилось мое оборудование. Я увидел его работы и понял, что так работать не смогу никогда, потому что Женя перфекционист, а я скорее разгильдяй: уверен, что несовершенные вещи могут быть очень красивыми. В тот же день мы пошли в ресторан и договорились, что делаем открыточный проект. Решили так: Женя в Пензе печатает открытки, а я в Москве договариваюсь с магазинами, которые потом нашу продукцию продают.
Так мы стали работать вместе. Сначала мы называли наше детище «издательский и просветительский проект», его цель была в популяризации высокой печати: когда в магазине есть открытки, человек может узнать об этом и пощупать, что это такое, а потом вернуться к нам и заказать у нас другую полиграфическую продукцию. Сейчас мы — мастерская высокой печати. Мы называемся «Демоны печати», это очень дерзкое и громкое название. Мы — демоны, потому что не даем покоя ни себе, ни заказчикам, ни поставщикам — для достижения наилучших результатов.
Когда я понял, что начинаю свое дело, то почувствовал, что сжигаю мосты. Я осознавал, что делаю шаг и вернуться обратно уже не смогу. Это меня воодушевляло и давало мне силы. Ощущение было такое, будто нажимаешь в компьютерных гонках кнопку Boost. Страха не было, было волнение. Я чувствовал драйв.
Нам было нечего терять. До сих пор не слишком много мастерских, которые занимаются именно высокой печатью. Я восхищаюсь людьми, которые профессионально это делают, в том числе и нами.
Я понимал, что мне нужно делать что-то новое. Работать на кого-то мне не хотелось, надо было заниматься своими проектами. Мне нравится, когда я понимаю, что делаю, чего хочу добиться и несу за это ответственность. Я не люблю, когда мной командуют, начинаю гореть изнутри. Те люди, с которыми мы работаем сейчас, — наши соратники, мы понимаем друг друга и состоим в партнерстве, а не в отношениях начальник-подчиненный.
Евгений: На любой наемной работе подчиненные не всегда согласны со своими начальниками. Мои начальники были очень адекватными людьми, но иногда я понимал, что нужно делать дела одним способом, а система велит по-другому. Даже когда я хотел взять на себя ответственность, мне не давали этого сделать. Я понимал, что мне более комфортен режим, когда я сам несу ответственность за себя и свое дело. Да, это страшнее и непонятно, куда это приведет.
Я бы не сказал, что тот путь — с офисной работой с девяти до шести — неправильный, а этот — с собственным делом — правильный. Просто у меня был выбор, я его сделал и ничуть не жалею.
Сергей: Мы отошли в сторону от большого течения, которое всех куда-то несет. Мне нравится сравнение с пробками: обычно люди садятся утром в машину и едут на работу в плотном потоке, а в обратном направлении дорога пустая. Сейчас я всегда еду по противоположной стороне дороги — там, где никого нет. Мне кажется, такой выбор есть у любого человека, и не обязательно идти кабаньей тропой, когда все толкаются, всем тесно, нет воздуха, тяжело.
Евгений: Эта тропинка, может быть, сложнее, извилистее, но она есть, и ее всегда можно выбрать. Мне никогда не нравилось вставать в восемь утра и идти на работу, это дико меня раздражало. Зато я в пять-шесть часов заканчивал работу и забывал о ней. Сейчас у меня свободный график, но я включен в работу двадцать четыре часа в сутки, на мне ответственность перед сотрудниками и клиентами. Раньше моя работа была работой, а сейчас моя работа — это моя жизнь. Мне нравится то, что сейчас происходит. Пройдя весь этот путь, я понимаю, что это не страшно: нужно не бояться что-то изменить, и все получится.
Если вас что-то не устраивает в вашей жизни, нужно не сидеть на месте, а начинать что-то делать. Просто занимайтесь делом, которое вам нравится. Наблюдайте, нужно вам это или нет и куда это вас приведет.
Сергей: Важно прислушиваться к себе и принять тот факт, что интуиция — важная часть твоей сущности. Если бы мы когда-то не прислушались к этому зверю внутри, мы бы, наверное, сейчас жили совершенно другой и, возможно, не такой интересной жизнью. Нам не просто повезло, мы упорно шли и идем к намеченной цели, своей дорогой, и благодарны мы должны быть за это только своей смелости, которая и позволила нам совершить первый шаг. И думаю, мы еще в самом начале пути.