Что не так с новой башней Газпрома в Петербурге? Отвечают эксперты

703-метровое здание будет построено в Приморском районе Петербурга, на берегу Финского залива, рядом с другой высоткой Газпрома — «Лахта-центром». Компания сообщила о том, что новая башня будет вторым по высоте зданием в мире. Архитектором сооружения станет Тони Кеттл.

«Проект предполагает создание вертикальной городской среды в форме спиральной башни высотой 703 м, что символизирует неразрывную связь с историей и традициями Петербурга: новаторством, устремлением в будущее. Элегантный шпиль станет еще одним акцентом в панораме, сформированной доминантами различных эпох и движущих сил в развитии города. Символически эта башня дополнит башню „Лахта-центра“ как еще один высочайший образец экоустойчивой высотной архитектуры», — рассказал архитектор.

Глава Газпрома Алексей Миллер сообщил, что строительство здания станет «продолжением традиций Санкт-Петербурга», и провел параллели с Петропавловской крепостью, которая стала в 1703 году одним из самых высоких зданий мира.

Судя по видео проекта, представленному Газпромом, новую башню будет отчетливо видно из центра.

При этом первая башня «Лахта-центра», построенная в 2018 году, до сих пор не введена в эксплуатацию: в здании продолжаются внутренние работы. В частности, в прошлом декабре сообщалось, что Газпром расторг договор с подрядчиком, «Газстройпромом», а в самой башне отсутствует мебель и инженерные коммуникации. По словам директора компании «Газпром гражданское строительство» Антона Троянова, офисные площади в «Лахта-центре» запустятся в конце 2021-го.

Изначально Газпром планировал построить небоскреб в устье реки Охты, поблизости от центра, но проект был раскритикован градозащитниками и вызвал возмущение в ЮНЕСКО. В итоге строительство башни было перенесено на северо-западную окраину города.

— Обсуждать это в терминах «проекта» нелепо, это картинка, на изготовление которой уходит минут тридцать, хотя, конечно, я верю, что автор мог искать образ годами. Но даже идея проекта предполагает минимальную проработку вопросов о том, можно ли это так построить и что там будет находиться. Пока на вопросы не отвечают никак, это образ, лишенный функционального и инженерного содержания. Рассказ Тони Кеттла о том, что это «вертикальная городская среда с соблюдением всех требований экологии» — это образец незамечательной архитектурной демагогии, но, в принципе, синоним ответа «вообще не знаю, что там будет находиться, все будет как в городской среде».

Тем не менее это декларация о намерениях заказчика, города и автора. Я бы сказал, город и заказчик нашли друг друга, и характерно, что решение анонсировано не в городских структурах (типа на Градсовете), а на согласительной комиссии города и Газпрома. Небоскребы — это производное или цены территории, или комплекса неполноценности. В данном случае второе, и два раза. Газпром: «Мы великая мировая компания, а нас уважают на уровне крупной региональной». Петербург: «Мы великий глобальный город и думаем про некоторых, что они могут нас посчитать провинциальными, так мы вместе им вставим вот эту палку».

Одно градостроительное замечание: в Петербурге нет профессионального плана развития, он развивается органично, то есть как придется. Но стоило бы заметить, что один небоскреб может быть, а два рядом — так не бывает, их должно быть 30–40. Заявка Газпрома на второй небоскреб — это заявка на развитие Лахты по принципу [Москвы-]Сити, и если органическое развитие соединится с некоторым экономическим фартом, то «как придется» означает, что придется именно так. Если бы в городе слушали собственных профессионалов, имело бы смысл поставить вопрос о том, насколько город готов к такому пути.

Не рассчитывая на то, что мое мнение в Петербурге может быть кому‑то интересно, замечу, что со стороны этот путь выглядит очень странным. Он придуман для Дубая или Гонконга, это, конечно, морские города, но строились они на голом месте. Издалека кажется, что Петербург — это окно в Европу, город с большой историей и наследием, которое не удается освоить, ­там сотни исторических зданий стоят как бы после голода и разрухи, но развиваться он считает нужным не по европейскому, а по азиатскому треку. К истории они относятся замечательно: небоскреб, сообщает Газпром, это знак величайшего уважения к историческому наследию, поскольку в нем 703 метра высоты, а город основан в 1703 году. Как турист скажу, что четко опознаю это как китайское рассуждение. Китайские экскурсоводы только так и высказываются, подозреваю не от себя, а пересказывая корпоративные пресс-релизы. Я, кстати, предлагаю проверить будущее градостроительное решение по фэншую, мне кажется, у этого учения в городе большое будущее, тем более что иная градостроительная мысль тут, видимо, как‑то увяла.

Тони Кеттл — архитектор, сбежавший из RMJM (британское архитектурное бюро, имеющее офисы по всему миру. — Прим. ред.) и захвативший с собой в новую собственную фирму заказ Газпрома. Это несколько портит его репутацию в Англии. Однако корпоративный дух RMJM он сохранил в том смысле, что такие большие архитектурные фирмы ничего не хотят сказать от себя, замысел, ответственность и слава — это все заказчик, наше только исполнение. Тем не менее исполнение не без фиги в кармане. Тони Кеттл усвоил один из приемов веселого постмодернистского умонастроения. Он относится к архитектуре как бы не всерьез, без мессианства, а к архитектору — как к клоуну для развлечения региональных элит. Проект своей самой известной предшествующей работы — шлюза для прогулочных корабликов в Шотландии, «Фолкеркское колесо», — он создал из позаимствованного у дочери конструктора «Лего». Проект нового небоскреба — это увеличенная елочная игрушка, стеклянная спиралька-колокольчик. Очень красивая и популярная висюлька, а огоньки в ней так и играют! И город, и Газпром должны быть в восторге, как я понимаю. Мы, конечно, не Зимбабве, но это прекрасный сюжет для Ивлина Во.
Источник

— К новому проекту небоскреба отношусь отрицательно. В Петербурге постройка абсолютно неуместная и бессмысленная с экономической точки зрения. Это исключительно воплощение амбиций заказчика. Петербург ставит себя в ряд азиатских городов, где продолжается соревнование небоскребов: Дубай, Куала-Лумпур и т. д. Кроме того, если будет две башни, то почему не появиться третьей или четвертой? Одну башню можно считать неудачным экспериментом — как башню Монпарнас в Париже. Две — это уже серия.

С архитектурной точки зрения этот проект слабый, рассчитанный исключительно на внешний эффект. Спиральных небоскребов уже много повсюду, архитектура глубоко вторична и только подчеркивает провинциальность затеи. Архитектурному образу города башня повредит несомненно: даже на очень приблизительных визуализациях, которые публиковались, шпиль входит в панораму центра города рядом с шпилем Петропавловского собора. Главное, что остановиться на одной высотке будет трудно.

Надеюсь что проект не будет реализован, хотя, вспоминая историю «Лахта-центра I», можно предположить, что сейчас противостоять ему [новому проекту] будет сложнее, тут же станешь экстремистом, разжигателем и иноагентом.

— Идея спорная. Где два небоскрёба — там Сити. Мы хотим жить в Абу-Даби? У нас европейский город удивительной сохранности. Небоскребы характерны для США и Азии. Башня в Петербурге — как косуха на филармонической старушке.

— К «проекту» отношусь максимально несерьезно. Скорее не как к реальной проектной инициативе, а как к информационной бомбе, призванной отвлечь внимание от какой‑то другой темы, о которой, возможно, нам только предстоит узнать.

Ущерб облику города не главная проблема в данном случае. Башня уже построенного «Лахта-центра», к примеру, хоть и видна на открыточных городских панорамах, но лично мне не мешает любоваться городом, а порой и вовсе кажется, что она обогащает его силуэт. Гораздо существеннее другое: ключевыми фигурами, которые формируют новый образ крупнейших городов России, служат добывающие компании — точь-в-точь как в старые добрые 1990-е, когда нефтегазовая зависимость еще не была столь постыдным явлением. Что олицетворяет собой эта отрасль, создающая новые архитектурные доминанты города? Какие ценности символизирует отрасль, гиганты которой собираются, к примеру, застроить Охтинский мыс со всеми его археологическими сокровищами? Как эта отрасль содействует ценностям экологического прогресса, устойчивого развития, ответственного производства, альтернативной (неуглеродной) энергетики? Она им попросту противоречит. А следовательно, если уж строительство и правда необходимо, кажется разумным для таких целей выбирать менее навязчивую, более скромную и неброскую архитектуру, и не предлагать для строительства лучшие фрагменты городского пространства, которые у всех на виду. Хочется, чтобы новыми символами города становились культурные центры, образовательные учреждения, научные комплексы, а не штаб-квартиры и офисные центры добывающих компаний.

Это сложно назвать проектом. Скорее мы имеем дело с концептуальным наброском, предмет которого безнадежно устарел в эстетическом, символическом и нарративном плане. Похожую архитектуру охотно продавали на Ближнем Востоке и Китае лет пятнадцать-двадцать назад, для Петербурга 2020-х такая постройка станет настоящим позором.

Появится ли третья, четвертая башня? Для начала надо поверить во вторую. Расширение комплекса газпромовской стройки не исключено, но в представленном виде концепция лично мне не представляется реалистичной.

Думаю, что идея не будет реализована. Вряд ли кто‑то заинтересован в том, чтобы «игла» превратилась в гвоздь в крышке гроба газпромовской репутации.

— К новой высотке я отношусь как к очередному яркому проявлению отсутствия у города внятной стратегии развития, хорошо выстроенных отношений с компаниями, которые находятся в городе, и понимания собственных приоритетов. Это очень большой ресурс, вложенный непонятно во что — неясно, какую непосредственную выгоду это принесет городу: что получит от башни Петербург, что получит Газпром? Это эффектная игрушка, на которую будет потрачено очень много денег без очевидной пользы для всех сторон.

Меня пугает бесконечное обсуждение облика города. Помимо него, у города есть ощущение, экономика и много другого — а мы бесконечно обсуждаем лишь облик. Это само по себе мне кажется опасностью. Я думаю, что башня не повредит облику — скорее всего, скажется на нем нейтрально. Другое дело, мне кажется, она подчеркнет колоссальный социальный разрыв — между высокотехнологичной высоткой и рассыпающимся старым центром.

Я не знаю, будет ли идея реализована. Это, знаете, как монетка — орел и решка. Все будет зависеть от обстоятельств, которые могут быть связаны не только с этим проектом, но и с экономикой, политикой в России, городской политикой и так далее. Давать прогнозы невозможно, но при этом я не считаю, что проект заведомо нереализуем: у Газпрома есть деньги и решимость.

Думаю, новая высотка вызовет еще больше критики, чем первый небоскреб Газпрома. И в этот раз к специалистам и градозащитникам присоединятся люди с улицы. И дело не в эстетике: экономический и социальный кризис не время для имиджевых проектов. Это не вопрос эстетики, а скорее экономики, экологии и здравого смысла. Не так давно правительство Китая запретило строить небоскребы выше 500 метров. Сейчас принято мериться не высотой здания, а сертификатами LEED, крутое здание — это здание, которое что‑то дает городу и обществу.

Думаю, здание высотой 700 метров значительно повлияет на панораму Санкт-Петербурга. Например, шпиль Петропавловской крепости просто пропадет на фоне такой громады, пусть и расположенной очень далеко.

Думаю, текущий дизайн не реализуют. Концепт выглядит слишком наивно. Видимо, в руководстве Газпрома решили встряхнуть инвесторов. Но, с другой стороны, как еще отметить ввод в эксплуатацию многострадальной ветки «Северного потока», если не строительством нового небоскреба? Такой «фак» всему миру, типа: «Смотрите, мы сделали это! Нас не остановить».