Напротив Левого берега: как изменился культурный код Ростова-на-Дону за пять лет

Мы придумали проект «Код города» в 2013 году. Его основной целью было подчеркнуть специфику российских городов: когда постоянно находишься в Москве, формируется ошибочное мнение, будто все российские города одинаковые. Поэтому мы приезжали в разные города и в общении с жителями пытались найти городской код — набор параметров, которые делают место уникальным. Речь не только про достопримечательности или архитектурные сооружения, но и про практики, которые проявляют себя в повседневной жизни города, — как жители сами воспринимают его, как относятся к ценностям города, как переживают историческую память.

В 2013 году мы сняли фильм «Код города: Первоуральск». Он задумывался первым в серии фильмов о разных городах, но мы быстро поняли, что нам нужна поддержка исследователей, которые могли бы добавить аналитических деталей, — иначе после двоеточия можно бы было подставить любое название. И в случае с Ростовом-на-Дону мы разделили кинолабораторию на две части: сначала на воркшопе с социологами и экспертами мы выявляли особенности города и затем формулировали его коды — они стали сценарной основой, смысловым скелетом фильма. В итоге каждая история киноальманаха, снятого самими жителями, раскрывает город с определенной стороны.

Код — это паттерн: если оттуда убрать хотя бы один элемент, он станет другим. Код похож на вирус: его цель — распространиться на максимально возможную площадь, а мы, жители города, становимся его носителями. Мы не генерируем эти коды — они сами нас выбирают и видоизменяются вместе с городской средой. Поэтому коды часто находятся в переходных периодах. У кода есть пять вариантов развития: он может оставаться неизменным, может трансформироваться, может исчезнуть полностью, может, наконец, смениться новым, а может и остаться в виде симулякра — когда от кода сохраняется лишь название, внешний фасад, а смысл теряется.

Мы поняли, что разговаривать о коде города без учета изменений странно, поэтому спустя пять лет после выхода фильма в этом году мы организовали воркшоп. Собрали и авторов новелл, и новых участников, преимущественно из креативных индустрий, — одни анализировали, что именно изменилось, а вторые фиксировали перемены последних лет. Представленные ниже коды — это выдержки из более чем 30 наблюдений, выявленных в ходе воркшопа.

Важной частью жизни в Ростове-на-Дону всегда были дворы. В России дом зачастую заканчивается на пороге квартиры, однако ростовчане часто используют двор как ее продолжение: они захватывают эту территорию и ощущают ее своей собственной — вешают там белье, собираются для общения. С другой стороны двор в сознании жителей — это частная собственность: на тебя косо посмотрят, если ты зайдешь в чужой двор, а тем более если заедешь на машине. То есть дворы сочетают в себе и семейный уголок, и пространство коммуникации местного сообщества. Но сейчас этот тип восприятия уходит в прошлое: специфическая атмосфера дворов уже почти незнакома ростовчанам.

Еще один уходящий код — это ревность к Краснодару. Ростов-на-Дону и Краснодар исторически находятся в конфронтации — будь то ресурсы или культурная значимость. Коренные ростовчане считают Краснодар «cелом с одной улицей», а Ростов — столицей юга России. Но сейчас накал страстей улегся: обычным делом считается поехать в Краснодар на выходные, а кто‑то туда даже переезжает. Как сказал один из участников воркшопа, «если что‑то и вызывает у нас ревность, то дело в самих нас, а не в объекте».

Пример кода, который сильно изменился за несколько лет, — дух торговли. Эта черта всегда была присуща Ростову: повлияло и расположение города, и исторические особенности, — а символической квинтэссенцией торговли стало здание Центрального рынка, которое также появляется в фильме. Сейчас «дух торговли» постепенно теряется: рынок становится более выхолощенным и аккуратным, он преобразился архитектурно — появились новые ряды, крытые павильоны, здание заметно отреставрировали. Базар стал более современным и удобным для пользования, но лишился своей специфики.

«Правила не для меня» — важный код ростовчанина. Он выражается в демонстративном нежелании следовать нормам общественной жизни. Люди живут без внимания к чужим границам и легко их нарушают. и если на улицах это стало уже менее заметно, то, например, на дорогах это проявляется лихом вождении; в машине человек себя чувствует в безопасности, у него «слетают тормоза» и он начинает себя вести согласно своим глубинным установкам. У автомобилистов даже есть поговорка «красный наш, зеленый общий», и стиль вождения хорошо иллюстрирует это выражение. Но для молодого поколения этот код уже не про отрицание правил без разбора, это новая свобода от бесполезных традиций и устоев, которые насаждались предыдущими поколениями.

Ростовчане часто отмечают, что в городе не заботятся об исторических зданиях. Ростов-на-Дону предоставлен судьбе и времени: наследие часто не сохраняется, а старая и новая застройка резко контрастируют. И здесь в перспективе пяти лет мало что изменилось: процветает бездумное массовое строительство, а старый жилой фонд с каждым годом редеет.

В то же время в городе всегда находились локальные активисты, которые пытались взять дело в свои руки и исправить ситуацию — и это также формировало городской код. Но им как тогда не хватало сил и ресурсов, так и сейчас не хватает.

Левый берег Дона всегда был душой традиционного Ростова. Люди праздновали там свадьбы, собирались с семьями, жарили шашлыки и слушали шансон, тогда как на противоположном берегу развивалась городская среда и инфраструктура. Кто‑то считал Левый берег сердцем города из‑за этой специфической атмосферы, а для кого‑то вроде нового поколения он становился диковинкой. К тому же на Левый берег повлияла подготовка к чемпионату мира: там построили стадион и парк, а район будто обрел новую жизнь. Многие говорят, что это место никогда не потеряет своей актуальности для городского кода, но свою специфику оно неуклонно утрачивает и остается лишь в культурной памяти ростовчан. Например, одна из компаний как‑то праздновала свадьбу в казачьем ресторане на Левом берегу и восемь раз заказывала у хора песню «Не для меня», а затем с удивлением узнала от местного жителя, что на самом деле это песня о смерти.