Моя дочка отказывается ходить в школу. Каждое утро, провожая этот комок уныния до школьного забора, я чувствовал себя лагерным конвоиром. Ася с пяти лет мечтала ходить в школу, научилась читать, считать и писать. Проводила репетицию первого сентября. А сейчас, спустя четыре года, школа стала худшим наказанием для нее. Ася с удовольствием ходит в кружки, участвует в математических олимпиадах, готова учиться где угодно, но только не в школе. Проблемы начались после второго класса, когда сменился учитель.
Новой учительнице было 27 лет, она закончила какую-то академию постдипломного образования. На уроках она иногда раскладывала пасьянсы. Пару раз уснула на своем стуле. Домашние задания она не проверяла. Родители нашего класса возмутились, и администрации школы удалось найти нового учителя. «Педагог со стажем» начал с укрепления дисциплины. Теперь перед уроком дети выстраиваются «во фрунт» возле своих парт. А строгий педагог, проходя по рядам, проверяет правильность раскладки книг, учебников, ручек, карандашей и — отдельно — ластика. Все эти предметы нужно выкладывать в строгой последовательности.
Уроки состоят из зачитывания учебника и упражнений. Объяснение темы состоит в повторном ее зачитывании из учебника. Если это не помогает, тема зачитывается в третий раз. Двойки сыпятся, пересдачи не поощряются.
Эти меры загнали бедных детей в тоску, вконец обрушили успеваемость, но, кажется, нисколько не повлияли ни на дисциплину в классе, ни на педагога. Он остается тверд в своей борьбе. Поскольку вся энергия уходит на борьбу, у педагога нет сил заниматься чем-нибудь еще.
С самого начала школы мы делаем домашние задания, с первого класса. Прямо с первого полугодия детям ставили двойки. Иногда задания были настолько сложными, что мы с дочерью сидели до часу ночи над тетрадкой. Потом в семь утра вставали и продолжали. К декабрю первого класса ребенок мог проснуться в четыре утра с воплем: «Надо уроки доделывать!» Там были стихи объемом на целый лист, бывало, по три штуки в неделю, задания по математике, прописи.
Я сначала думала, что это мы такие одни, неуспевающие. Но потом, поговорив с родителями, узнала, что в нашем классе некоторые мамы увольняются с работы, чтобы иметь возможность учиться в школе. Мне это не подходило. И там еще были сопутствующие проблемы: вши! В общем, сразу после зимних каникул я сгребла ребенка в охапку — и мы перевелись.
В новой школе нас встретила молодая учительница, которая немножко привела Ульяну в порядок (после первой школы мы некоторое время ходили к психологу). Но перед первым сентября наша учительница уволилась. Ей предложили место в колледже с нормальной зарплатой. Пришла новая, тоже молодая, но она умудрялась даже замечания в дневнике писать с ошибками. Ошибки она исправляла детям на другие ошибки. Моя написала: «морожыного». Учительница исправила ей «ы» и добавила второе «н». Получилось: «мороженного».
В школе преподают так: дается тема на уроке, а в конце урока дети делают проверочную работу. Что ребенок услышал, не услышал, что он понял, не понял — неважно. Когда мы с другими родителями пришли к завучу с этими разговорами, я спросила: «Скажите, а может быть такое, чтобы весь класс не успевал?» Она отвечает: «Да, такое бывает».
На диктанте учитель говорит тихо, ребенок не расслышал, перепутал, записал не то слово из пяти букв. Учитель зачеркивает каждую букву, считает это как пять ошибок, ставит два. Были претензии, например, к тому, что ребенок начал писать заголовок, отступая не то количество клеточек. Как будто эти клеточки и есть цель обучения.
И что мне делать с моим ребенком, которому я вынуждена объяснять, что все эти двойки — ерунда, замечания — ерунда? Это ломает всю педагогическую систему мою, родительскую.
У нас большие проблемы. Вот эти невротизированные дети вырастут — и что будет? Мы обратились к администрации школы, вот сейчас пишем всякие заявления. Я человек спокойный, но получается так, что я второй год с баррикад не слезаю.
С директором нашей школы можно стать врагом или стараться не контактировать. На разговор с родителями она не идет, а если идет, тогда сразу ругань начинается. Вот был пустяковый вопрос — бахилы. Школа не пускает родителей без сменной обуви. Стали продавать бахилы на входе. Потом оказалось, что этого нельзя делать (торговать в школе). Тогда администрация вообще перестала пускать родителей: «Ходите в сменной обуви — или никак».
С нашей учительницей у нас специфичные отношения: я хожу к ней только каяться. «Приму меры», «Извините», «Больше не будем», «Простите». В старой школе мы ежедневно общались с учителем. Забирали детей после уроков, и она выходила и говорила с родителями. Русский и математику там вели два разных учителя. И учителя там проговаривали не только минусы моего ребенка, но и говорили, в чем плюсы. «У него не получается вот это, но у него получается вот это». А здесь я вообще не знаю, получается ли у него хоть что-нибудь. Мне говорят или негатив, или ничего.
У нас программа «Школа России». В учебнике вообще нет разъяснений по теме. Видимо, у учителей есть методичка. А учебник сделан так, что там есть только задачи, примеры и никто никому ничего не объясняет. Вот математика. Пускай она еще элементарная. Но способ деления, который ребенку показали на уроке, мне неизвестен. Их учили делить как-то устно, чего-то там перенося и запоминая, а я показываю способ деления «в столбик».
Задают бесконечные доклады, которые должны готовить дети. Для таких работ нужно информацию собирать. Делают это, разумеется, взрослые. Ребенок еще не может самостоятельно найти картинку в интернете, подобрать текст, сверстать, распечатать. А если дома нет печатающего устройства? И в итоге я собираю материал, скидываю на флешку, веду сына в копицентр, потом он сидит, вырезает. Это время, это деньги — а толку? Получается, что учатся родители, а дети в лучшем случае наблюдают.
В Волгограде мы учились в лицее до конца первого класса. В лицее была программа «Перспектива». Проблем не было никаких. Не было домашних заданий. Мы сами настаивали, чтобы учительница какие-нибудь задания нам давала, для того чтобы дети привыкали к тому, что дома нужно делать уроки. Учительница давала много дополнительного материала. Мы участвовали в конкурсах. Программа сама по себе была легкая. Ребенок ее усваивал сам. Я дома практически ничего не объясняла. Когда мы приехали в Петербург, то узнали, что здесь программа 2100. Программа действительно тяжелая. Ребенок в первом классе спокойно решал задачи, а сейчас, во втором, не может. Она просто не понимает логику. Она может перевести сантиметры в дециметры в уме, но не может пояснить ход своих мыслей. Мне приходится все ей объяснять дома.
Внеклассного образования как такового нет. Сейчас выяснилось, что наш учитель на самом деле учитель информатики. Из образования — только колледж, грамотности — ноль. Завуч сказала, что его просто некем заменить: «Если у вас есть кто-то на примете — приводите, поменяем».
Из хорошего: много бесплатных кружков во время продленки. Ритмика дополнительно, английский дополнительно, изо, современные танцы и «Умники и умницы» — это занятие для поднятия общей эрудиции. К питанию особых претензий нет, воду для кулера покупаем сами. Правда, в столовой не хватает стульев. В младших классах примерно по пять человек за завтраком стоят. Кто порезвее, тот успевает добежать первым и сесть, кто не такой резвый — стоит. На уроках физкультуры не всегда занимаются на матах, бывает — на голом полу. Моя дочка из-за этого несколько раз за год лежала в больнице с почками. Вопрос с матами поднимали не один раз, учитель пообещал проконтролировать, но воз и ныне там.
В старой школе у нас была довольно мягкая учительница, а дети ее уважали, слушались, стремились идти в школу. Она давала знания, умела заинтересовать. Сейчас я не вижу у своего ребенка интереса к учебе. В школу она ходит лишь потому, что там подружки. В школе есть психолог. Но мы его никогда не видели. На собрание он не приходит, или его не приглашают. В волгоградском лицее психолог отслеживал состояние детей сам.
В электронном дневнике информация неверная, темы уроков и домашние задания, выложенные в нем, не совпадают с тем, что проходят и задают в школе. Какие у моего ребенка сложности в освоении школьной программы, я узнаю не от учителя, а в процессе разбора домашних заданий. На прямой вопрос о том, где пробелы у моего ребенка, учитель ответить не может. Она может сказать, как ребенок себя вел, как ел, за что получил замечание.
Учебный год прошел хорошо, хотя я (в отличие от своей дочери) утром 1 сентября боялась всего: необходимости рано вставать, носить форму, делать уроки — и, разумеется, что мою кровиночку будут обижать сверстники или старшеклассники. Последней проблемы не возникло вообще. Во-первых, потому что «дедовщины» в начальных школах в центре Москвы в 2016 году, судя по всему, нет, а во-вторых, невозможно обидеть того, кто не обижается: у Евы очень легкий характер, она веселая и общительная. Вообще очень многое в оценке обучения в школе, как и в любом ином вопросе, зависит от отношения к жизни и темперамента человека. Это хорошо заметно теперь, когда сады привязаны к школам: плачут и хотят домой те же дети, что плакали и хотели домой из садика — то есть интроверты, замкнутые или «домашние» детки. Нам просто повезло, хотя понятно, что учителя должны уметь работать с самыми разными детьми. Очень важно, чтобы повезло с учителем: наша Вера Сергеевна профессиональна и интеллигентна, она в действительности умеет работать с детьми так, что они ее любят и слушают. Везет не всем: чтобы отдать второго ребенка к нашей классной, некоторые родители подгадывали год родов!
Проблемы были такие: питание в школах по-прежнему не очень (все похоже на кашу, непонятно, из каких ингредиентов сделаны рагу или салат), многие дети просто не едят — их родители отказались от обедов (довольно дорогих, кстати — сравнимо с ценой так называемых бизнес-ланчей) и дают еду с собой. Вторая беда, с которой мы, как и с обедами, пошли родительским комитетом к директору — чистота туалетов. Вернее, не чистота, а грязь и запах: многие дети просто боятся туда ходить. Мы провели инспекцию, среди прочего указали директору, где нет мыла (или дозатор так высоко, что первокласснику не дотянуться). Поговорили о чистоте и запахе, и меры были приняты: в туалетах стало чище, и мыло залили. Что касается учебы, уроков, «внеклассной деятельности» и продленки, я всем довольна. Уроки задают, тройки ставят, в музеи и на экскурсии водят регулярно (надевая на малышей ярко-зеленые жилеты) — это же прекрасно, пусть и в первом классе. Дочка с продленки (в шесть вечера, к слову) возвращается приплясывая — ее все устраивает.
Необходимы серьезные междисциплинарные исследования причин того, что происходит в современной школе. Проще всего предположить, что зарплата низкая и престиж профессии падает. Да, это так, но квалифицированного педагога днем с огнем не сыскать: подготовка в вузе практически не изменилась за последние 50 лет, а социокультурная ситуация развития современных детей совсем другая, и дети другие. Но какие другие? На этот вопрос ответа нет, как и нет финансирования на исследования. К сожалению, эти истории типичны, и в течение года я слышу много подобных и более сложных, даже трагических историй. Школа словно аккумулирует все проблемы: семьи, общества, государства. Поэтому все так остро, больно и тревожно.
Да, учитель — ключевая фигура, но часто я вижу, что он старается, но не знает, как помочь ребенку и как взаимодействовать с родителями, не контактировать, а именно взаимодействовать. Часто учитель и родитель в затяжном, тяжелом и неразрешаемом конфликте, а страдают дети. Далеко не все претензии и требования родителей бывают справедливы и обоснованны. Родителям не хватает знаний о собственных детях, их развитии, особенностях. Они нетерпеливы, грубы, жестки, а иногда и жестоки в своих требованиях, не умеют общаться. А системной работы по просвещению родителей нет.
Что делать родителям? Научиться видеть и понимать своего ребенка, научиться обсуждать и решать возникающие проблемы и всегда при любых условиях быть на стороне своего ребенка. Если проблемы невозможно решить, не ломать ребенка, а изменить ситуацию, менять школу и учителя.
Такие сюжеты в разных школах бывают, хотя я не уверен, что во всех школах именно так. Родители примерили на себя роль жертв, хотя существует масса механизмов решения подобных проблем. Родители должны действовать через органы родительского самоуправления, обращаться в органы управления образованием, можно даже к уполномоченному по правам ребенка. Этого вполне достаточно, чтобы решить самые острые проблемы. И неважно, что директор думает, это его должностная обязанность — выслушать родителя и принять соответствующие меры, как минимум проверить информацию. Если дети и родители бесконечно выполняют домашние задания, это неправильно. Это значит, что учителя, которые работают в этих школах, в глаза не видели новые стандарты, не повышали свою квалификацию.
