В советское время забылось, стерлось — вот какое различие дореволюционной и послереволюционной России.
В императорской России образованный русский видел русскую деревню, а потом европейскую деревню, и ему было мучительно стыдно, он понимал разницу. Но он не испытывал тех же контрастных чувств при виде городов, тем более столиц.
А советский образованный человек испытывал. Ему было мучительно стыдно и за русскую деревню при виде европейской, и за свои города и даже столицы, когда она сравнивал с Парижем, Лондоном, Веной, да что там, перед Хельсинки переживал. Когда видел сам или в кино, или представлял по рассказам. Не за архитектуру, а за вид, облик и жизнь в них. И был прав.
Это огромная разница. Дореволюционный человек чувствовал, что не везде еще ровня европейскому, а послереволюционный — что везде не ровня.
И когда Россия стала возвращаться к своему обычному, дореволюционному состоянию — равенство с Европой и цивилизация в больших городах, неравенство и дикость в малых — он не верит своим глазам: ну как же так, не может такого быть, всегда же было. На самом деле это советское всегда.
Настоящее, старое всегда другое. Прежний русский взгляд — это что Лондон и Петербург, Харьков и Франкфурт в одном мире, в одной лиге, а вот сельцо Мамыри — национальный позор, упрек совести, и с этим надо что‑то делать.
Возвращение к старой России с европейскими по умолчанию столицами и почти такими же большими городами только началось и то не везде, ему всего несколько лет, как и проезжим русским дорогам. Разум не поспевает за тем, что мы наконец возвращаемся на исходные позиции, откуда начали век назад. И отодвигает нас к более понятной, знакомой и привычной полувековой дистанции.
