«Отстаивать до последнего»: как москвичи (не) прощаются с киноцентром «Соловей»

6 декабря 2019 в 17:28
Фотография: Милана Логунова
В первый день зимы в киноцентре «Соловей» прошел последний киносеанс, но на танцах с оркестром, мародерством, бесплатном попкорне и акциях протеста все не закончилось. «Афиша Daily» пришла на день прощания с легендарным местом — и все еще оттуда не ушла.

Отрицание

Вначале был похоронный венок. «От ОА «Киноцентр», от правительства Москвы, от Министерства культуры, от Департамента культуры» — искусственные цветы, обмотанные черной ленточкой с этой надписью, толпа человек в двадцать еще при свете дня несет возложить к киноцентру «Соловей» на Красной Пресне. Пока мужчины прикрепляют венок к перилам, пожилая женщина зачитывает стихи: «Нам будет негде фильм смотреть, ведь этим киноцентрам — смерть. Один «Октябрь» на всю Москву. В какую нас низвергли тьму. Кто объявил нам всем войну? Позор, проклятие тому…» Это проводы легендарного «Соловья», где скоро покажут последний фильм. Центр кино, в котором классику кинематографа можно было посмотреть за сто рублей, уже на следующий день начнут разбирать по кирпичику — хоть и не все пока в это верят.

По площади возле здания курсируют активисты. Они берутся за руки, стоят в одиночных пикетах и собирают подписи против сноса. К вечеру этих подписей наберется в письменном виде уже 33 тысячи, в электронном — 130 тысяч. Другие защитники кинотеатра предлагают иной способ борьбы: они просят написать обращение мэру Сергею Собянину, министру культуры Владимиру Мединскому, Никите Михалкову и под конец списка, если останутся силы, пост в соцсети под хештегом #спасемсоловей . Это программа-минимум. «Мы верим, что это поможет! Они не могут с нами так поступить!» — говорит одна из активисток. Она раздает листовки, но далеко не все их берут — толпа плывет потоком вглубь здания.

Гнев

В холле «Соловья» дети в форме торговцев продают состаренные фейковые газеты «Правда», еще несколько актеров изображают Чаплина, и все это под музыку оркестра. Кто‑то пытается танцевать, часть людей сидят в обнимку на лестницах, другие фотографируются или расписывают стены маркером.

«Здесь было много счастливых людей», «Спасибо за прекрасное детство», «Искусство сильнее всего» — вот что написано на видных местах. Но если пройти чуть дальше, например, в кабинки туалета, граффитисты становятся более дерзки в своих высказываниях. «Закрытие «Соловья» — это рофл года», «Нам всем хана», «Скоро увидимся на том свете», «***** такую политику», «Почему никто не митингует? Вот это вся ваша любовь?», «Только уроды сносят то, что транслирует искусство».

Последний киносеанс пройдет одновременно в нескольких залах. На входах очереди, которые никуда не движутся: люди, которым не досталось билетов, просят пустить их хоть куда‑нибудь. Еще десять минут, и оборона билетерш даст слабину — как на тонущем корабле, толпа все-таки хлынет в залы и заполонит все пространство. Кто‑то ляжет на холодный пол, а кого‑то попросят откинуть подлокотники и прижаться друг к другу, чтобы еще несколько человек смогли сесть.

Торг

В последний раз в кинотеатре «Соловей» показывают «Великого диктатора» Чарли Чаплина. Фильм, символический во всех отношениях. Во-первых, в 1989 году именно эта лента открывала киноцентр. Во-вторых, потому что в карьере Чаплина, ярого противника звукового кино, «Диктатор» — единственный полностью озвученный фильм, символ заката «великого немого». Картина заканчивается речью главного героя — по-сути, первым и последним прямым обращением Чарли к своим зрителем: «Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем. Нам нужна человечность больше, чем машины. И больше, чем рассудительность, нам нужны доброта и мягкость. Без этих качеств жизнь превратится в одно насилие, и тогда все погибло».

С похожими словами перед началом сеанса выступает и Юрий Соловей — после многих новостей в СМИ зал хорошо знает его как основателя и идеолога кинотеатра. В свете софитов он кажется героем: «На протяжении двенадцати лет я приезжал в это здание, мои дети занимались здесь в киношколе, и если бы это здание было пожароопасным, я бы первый перестал это здание посещать. После «Зимней вишни» у нас была расширенная проверка прокуратуры, и все нарушения были устранены! — вещает он. — Мне кажется, самое страшное в сегодняшней ситуации то, что город, несмотря на мнение жителей, решил, что киноцентр «Соловей» ему не нужен — ни здесь, ни где‑то еще. И самое печальное то, что город строит прекрасные дороги, но по этим дорогам скоро некуда будет идти».

После появления на экране слов «The end» выходить никто не спешит. Еще около получаса люди сидят на своих местах и смотрят в потолок, фотографируются, переминаются с ноги на ногу и болтают, игнорируя строгие поглядывания охраны. Взгляды переходят в замечания, потом в настойчивые просьбы на повышенных тонах. Наконец остается человек пять. Когда охранник подходит к компании, он вдруг понимает, в чем дело: активистка Алина приковала себя к креслу наручниками. Несколько людей сидят рядом в качестве моральной поддержки. Всех, кто не прикован, выводят.

В коридорах проблем не меньше — люди упорно не хотят выходить, и их приходится буквально отлавливать. Охрана зачищает помещения сверху вниз, пытаясь перекрывать проход. Возможно, людям кажется, что если они останутся в здании, то его уж точно не снесут.

Еще через полчаса протест переходит в торг. Посетители срывают со стен все, что только можно содрать, проходя даже в хозяйственные помещения. Бар с попкорном и кока-колой оказывается пуст. Опустошают его не только зрители. Например, то ли работник кинотеатра, то ли друг работников Александр Зенин пишет в своем фейсбуке: «Я спас для музея частичку киноцентра, там началось мародерство. Почему я говорю мародерство? Да потому что владельцы не успели вывезти оборудование, которое на балансе, как там уже обнесли полкинотеатра».

Наутро Юрий Соловей, выступающий на закрытии с пламенной речью, в публичном письме для «Эха Москвы» скажет слова, прямо противоположные тому, что он говорил сутки до этого:

«Я сам уже далеко не тинейджер и хорошо понимаю ностальгические переживания москвичей. Но нельзя, чтобы ностальгия препятствовала техническому прогрессу и ставила под угрозу безопасность людей! Тем более что архитектурная ценность здания, мягко скажем, не бесспорна. В этой связи я хотел бы отдельно обратиться к известным общественным деятелям <…>, чтобы они перестали звать людей на митинги и баррикады».

Депрессия

Одиннадцать ночи. Похоронный венок на улице украли. В воздухе витают депрессивные настроения: с десяток человек сидят на крыльце возле здания и рассказывают друг другу памятные истории.

«На премьерах здесь всегда присутствовали известные актеры и режиссеры. Место встреч! — вещает мужчина Андрей, что выглядит бодро и молодо, несмотря на морщинистое лицо. — Помню, в девяносто втором на премьере фильма Говорухина присутствовал даже сам Горбачев. Тогда я увидел многих великих людей вживую. Душевное общение со зрителями, обратная реакция — обсуждения проходили захватывающе».

«А мое знакомство с «Соловьем» случилось три года назад, это был самый тяжелый период. Я осталась одна с двухлеткой, мы переехали из двушки в коммуналку, жизнь переменилась. Денег ноль, друзей ноль, — рассказывает Елена. — В одно утро я поехала в кино с дочкой. Я знала, что высидит она максимум полчаса, однако та продержалась весь мультфильм, хоть и с перерывами на побегать. После этого мы с ней часто ходим в кино. Это стало для меня отдушиной».

«Много лет назад моя девушка повела меня в этот кинотеатр на фильм Ксавье Долана. Теперь это моя жена, — говорит парень Юрий, высокий и хорошего телосложения, на вид ему где‑то тридцать».

Байки кажутся нескончаемыми, но люди все-таки постепенно расходятся. К двенадцати ночи нас остается четверо, и когда мы уже тоже собираемся уходить, из кинотеатра выходят два человека, уже бывшие работниками киноцентра. Мы просим тоже рассказать какую‑нибудь историю. Девушку с приятной улыбкой и светлыми волосами эта просьба немного расстраивает. Ее зовут Дина Папакуль. С девяносто восьмого года и по этот день она работала штатным художником — оформляла стенды, плакаты, вывески. Куда теперь идти, не знает.

«Вышел этот Юрий сегодня на сцену и сказал, что он сделал киноцентр. Да с какого рожна? И это не только наше с Костей мнение, — говорит она, показывая на своего спутника. — Он вообще никто, просто арендатор. Есть люди, которые тридцать лет отдали этому месту. Обидно, что очень мало было сказано, например, про Владимира Медведева, программного директора, который стоял у истоков открытия киноцентра. Или вот наши Марина Трубина с Раисой Фаминой! Они привезли впервые к нам Ларса фон Триера, Вонга Карвая, Франсуа Озона. Сейчас этими режиссерами никого не удивишь, но кто их открыл? Это женщины, которые тусовались в Каннах еще при СССР».

Непринятие

Спустя два дня бульдозер разламывает киноцентр по кусочку. На фоне этого депутат Пресненского района Татьяна Яновицкая, депутат партии «Яблока» Сергей Митрохин и депутат партии ЛДПР Борис Чернышов разговаривают с активистами, которые стоят в пикетах, и договариваются о плане дальнейших действий. Они хотят, чтобы правительство выкупило здание и признало киноцентр культурной ценностью.

«Они так часто действуют в обход принципов частной собственности, взять ту же программу реновации. Так пусть сделают тоже самое хотя бы один раз нам во благо!»

Собственник здания Вадим Меркин собирается возвести на месте «Соловья» 21-этажное здание с вертолетной площадкой. Двадцать этажей он заполнит по своему усмотрению — офисами, апартаментами, ресторанами, — но один этаж все-таки отдаст под кинотеатр.

Прямо сейчас вся кинотехника вывезена, здание разрушают на глазах, а документы о строительстве нового жилого комплекса утверждены. Несмотря на это, активисты не принимают ситуацию такой, что есть, и обещают отстаивать киноцентр до последнего — у них все еще есть надежда, что даже если от этого здания ничего не останется, на его месте будет возведено такое же.