Меломаны исследуют бары, названные в честь Дэвида Боуи, Duran Duran и Лепса

Киселев, Борзенков, Бояринов и владелец David B. Café Максим Лавров стоят у входа в заведение.

Киселев: Когда-то рядом с этим кафе был магазин для колдырей под названием «Продукты». Когда Максим открыл по соседству замечательный David B. Café, сюда насыпались алкаши, которые брали закусь нехитрую и пытались засесть в кафе или ломились в туалет. Это рушило вайб. Но случилось чудо — и магазин съехал.

Борзенков: Магазин съехал — и продажи в кафе, поди, упали.

Киселев: Но зато тут рядом теперь освободились две комнаты. Я думаю, что там должны открыться митбольная с барбершопом.

Бояринов: Уникальное предложение — тефтели с волосами?

Появляется Обрезчиков с термосом, в котором охлажденный ром, настоянный на мяте. Компания заходит внутрь. Здесь пахнет корицей, на стене висит постер с Боуи, на полках — несколько книг и CD с Боуи. Играет концерт Depeche Mode.

Киселев: Братья Лавровы любят Depeche Mode больше всего на свете.

Бояринов: То есть могли бы открыть Depeche Mode Bar, но их опередили.

Обрезчиков: Было же такое место, где теперь Delicatessen.

Киселев: Да, там такой кайф был. Я имею в виду оформление, а пиво было херовое, да и обслуживание так себе.

Обрезчиков: Есть там было невозможно.

Борзенков: Надо выпить здесь кофе.

Киселев: А я не буду кофе, я буду пить газировку Wostok.

Борзенков: Тем более что в нее можно добавить рома — и получится мохито.

Киселев: Прекрасная идея.

Заказывают эспрессо и американо (по 100 р.), лимонады Wostok (150 р.).

Бояринов: Дэвид Боуи, наверное, оценил бы воду Wostok — это же берлинская газировка, сделанная по образцу советского «Байкала» и «Тархуна». (Обращаясь к Лаврову.) Да, кстати, Максим, а почему David B — это Дэвид Боуи, а не Дэвид Бекхэм?

Лавров: Изначально планировали делать кафе с бейглами, потому B — это бейглы. Бейглов в Москве не нашли. Я избегаю связи с именем Дэвида Боуи. Я нигде не пишу, что кафе посвящено Боуи. Нигде и никому никогда не говорю, что оно про Боуи. А дома у меня висит портрет Боуи над кроватью, посимпатичнее, чем здесь.

В разговор вклинивается незнакомец: со словами «Он вас обманывает» берет с холодильника билет на выставку про Боуи из Музея V&A в Лондоне и демонстрирует компании. Все смеются.

Лавров: Это посетители приносят — и книжки, и диски.

Бояринов: Лучше бы они деньги приносили.

Лавров: Да, хотя бы через раз.

Борзенков: Так мы выяснили, что с Боуи это место ничего не связывает. Да и стал бы Боуи пить кофе?

Обрезчиков: Из всего, что есть в меню, он стал бы пить чай.

Бояринов: Чай?

Киселев: Балтийский.

Обрезчиков: Ну или какао.

Киселев: Какао здесь хороший. Раньше был с зефирками. Но и сейчас ничего.

Лавров: Лучше бы вы пришли, когда мы откроем второй зал. Там будет все то же самое, только места больше.

Бояринов: А постеры с Дэвидом будут?

Лавров: Нет, я не хочу. Мне только ленивый не предложил — давай пластинок сюда принесем, гитару повесим. У меня все это дома есть.

Обрезчиков: А кофе хороший.

Борзенков: Прям ништяковый! Идем дальше.

Размещаются за столиком. Галдят люди, диджей громко ставит «Восьмиклассницу» в исполнении Лагутенко.

Бояринов: То, что это место связано с «Мумий Троллем», становится понятно еще на Тверской — из динамиков на всю улицу «Утекай» играет. Я был во Владивостоке в первом «Мумий Тролль Баре» — там все то же самое: дальневосточное меню, плейлист из «МТ» вперемешку с русским инди-роком, сцена для живых выступлений и кругом портреты Лагутенко. Только пиво немецкое. А еще московский филиал больше раз в 5.

Киселев (отрываясь от меню): Они тут кормят вареным трубачом. Не Николаем ли?

Борзенков (оглядывая толпу в клубе): Кто все эти люди?

Бояринов: Видимо, приморцы. Сегодня здесь празднуют 155-й день рождения Владивостока, и по этому поводу обещаны выступления дальневосточных групп, а также привезенные самолетом тамошние гастрономические специалитеты.

Заказывают дальневосточного кальмара с авокадо (380 р.), тартар из дальневосточного гребешка (490 р.), карпаччо из приморского осьминога (490 р.), голубцы с рыбой и крабом (450 р.), черные пельмени с камчатским крабом (590 р.), итальянское вино (280 р.), корейское (400 р.) и китайское пиво (450 р.). Диджей ставит песню Alphaville «Forever Young».

Обрезчиков: Какая хорошая дальневосточная группа.

Киселев: Одна моя знакомая записала эту песню на кассету — тогда еще кассеты были, помните. Одну. Подряд. На обе стороны. И слушала ее на повторе весь день — я не вру, честно!

Бояринов: Вот это настоящий фанатизм. Такие примеры мы должны бы обнаружить во время нашего сегодняшнего рейда. Но пока их нет.

За столик подсаживается Олег, совладелец заведения.

Бояринов: Что у вас сегодня будет?

Олег: Праздник у нас — День города! Будет «Мумий Тролль» с акустическим концертом. Сейчас Илья подъедет, у него самолет сел 15 минут назад.

Обрезчиков: А купания будут? В океане.

Олег: Сейчас ванну вынесем с соленой водой.

Бояринов: А какие-нибудь особые деликатесы?

Олег: У нас всегда деликатесы. Сегодня трепанга привезли. Сумасшедший день. Ну я пробегусь пока по заведению — еще поболтаем, когда Илюха приедет.

Уходит.

Борзенков: «Мумий Тролль Bar» собирается делать кассу на том, что он «Мумий Тролль», или на том, что он стоит у Красной площади?

Бояринов: А вы как думаете? Вот вы здесь первый раз — у вас еще пока нулевое впечатление.

Борзенков: Мне кажется, это большой народный пивняк в центре Москвы. Больше даже для гостей столицы, чем для москвичей. Вот приехал я из условного Смоленска — пошел на Тверскую. Увидел: о, «Мумий Тролль» — чувак из Владивостока, я что-то слышал. Надо зайти. Как Hard Rock Café.

Бояринов: Не для меломанов?

Борзенков: Не-е-ет.

Бояринов: Вот в этом и была моя ошибка как диджея — меня как-то раз вытурили из-за вертушек, как это бывало в клубах Алексея Горобия в золотую пору московского гламура.

Все: Что?

Бояринов: Да, выгнал музыкальный директор. Он меня тогда еще спросил: «Ты русскую музыку играть будешь?» Я ему ответил: «Только «Мумий Тролля». Думал, это правильный ответ. Но нет — до «Мумий Тролля» дело даже не дошло. Меня сняли после песни Talking Heads.

Официантка приносит пиво и подарок от заведения — тарелки с копченой неркой, сушеными и копчеными осьминогами и небольшую бутылку с прозрачной жидкостью — корейской водкой соджу.

Борзенков: Японцы ее называют шочу. Мы в Токио ее каждый раз пьем.

Бояринов: Кажется, нам удастся все-таки сегодня накидаться.

Все выпивают по стопке, запивают пивом.

Борзенков: Так, ну что можно сказать о первом впечатлении — пиво теплое, стаканы грязные.

Киселев: Стаканы теплые, пиво грязное.

Обрезчиков: При этом нерка очень хорошая. Такую в Москве так просто не найдешь.

На сцену выходит владивостокская группа «Свобода».

Бояринов: Я их слышал в приморском «МТ Баре». Они косят под «Мумий Тролля», что неудивительно для группы из Владивостока.

Киселев: На всех московских репбазах играют такое. И зачем их надо было везти сюда 7 тысяч километров?

Бояринов: Давайте еще выпьем. Есть тост: за нашу и вашу свободу!

Выпивают. Группа «Свобода» объявляет, что следующая песня будет про маму.

Обрезчиков: Про маму?!

Бояринов: Значит, и мне не послышалось. Ой, это так по-русски — петь про маму.

Киселев: Кто-нибудь выцарапайте мне глаза! Это же кошмар!

Бояринов: Нет, Сережа, кошмар нас ждет позже. Главное, что отличает эту группу от «Мумий Тролля», которым они подражают, — полное отсутствие иронии и самоиронии. Так вообще со многими молодыми сейчас — все очень серьезные. Особенно по отношению к самим себе.

Борзенков: Самоирония — не самоценность. Главное, чтобы у тебя был…

Киселев: Вкус!

Борзенков: Вот именно!

Вокалист «Свободы» заканчивает песню про маму словами «Я люблю тебя, мама!».

Киселев (в сторону сцены): Я тебя тоже!

Приносит тарелки с морепродуктами.

Обрезчиков: Ну, пельмени с крабом на три с плюсом. А вот все закуски под пиво отличные.

Борзенков: Особенно осьминог.

Обрезчиков: Тартар из гребешка не нравится.

Бояринов: Столько соевого соуса к гребешку — это подозрительно. Хотя нет, он свежий.

Киселев: Голубцы ужасные.

Бояринов: Резюме подтверждаю — это хороший пивняк.

Выпивают еще по стопке. Киселев и Борзенков пьют на брудершафт. Группу «Свобода» меняет группа Mari! Mari!.

Киселев: Давайте отметим важный факт: то, что в самом центре Москвы открывается концертный клуб, — это офигительно. А то ведь закрывается все подряд — выступать негде. Одни «16 тонн» остались.

Борзенков: Да, причем «МТ Bar» ориентирован на альтернативный рок. И не в пустой бетонной коробке, а в ресторане. И звук здесь хороший.

К столику подходит промодевушка и предлагает попробовать виски.

Киселев: Это же мой любимый! Кстати, самый известный виски в мире.

Бояринов: Сколько стоит?

Девушка (в растерянности): Мне сказали, назначай цену — какую хочешь. А я первый раз. И вообще я из Хабаровска. По 100 рублей — нормально будет?

Киселев: Бутылка!

Разливают, выпивают. Девушка уходит.

Борзенков: Было дело, я как-то трахнул одну промогерл.

Бояринов: Ты пообещал пить ее напиток всю жизнь?

Борзенков: Это было давно — еще в клубе Fabrique. Они были очень странно одеты — в две полосы и больше ничего…

Обрезчиков: Да знаю я эту историю.

Борзенков: Вот что я вам скажу про промогерл: они хотят!

Киселев: Что говорить-то надо?

Обрезчиков: Как что — «Пошли»!

Смеются, выпивают.

Киселев: Это место имеет все шансы стать точкой съема. Потому что снаружи уже стоят две девочки — работают. И внутри я нескольких видел, когда выходил курить. Надо только пройтись по залу.

Борзенков: Специалист!

Бояринов: Сережа, а у тебя был когда-нибудь секс в клубе?

Киселев: Был такой клуб Hungry Duck. В начале 2000-х. А первый раз я там оказался в 1996-м.

Бояринов: Секс был с барменшей?

Киселев: Ну если тех, кто танцует на стойках, можно назвать барменшами. Это был страшный и великий клуб. Охрана ходила по темным углам с фонарями.

Бояринов: За это можно выпить — за Hungry Duck в «Мумий Тролле» и каждом из нас!

Они уходят в отдельную комнату, где накрыт большой стол. Чокаются, выпивают. За столом снова оказывается совладелец Олег и предлагает Бояринову пройти к столу Ильи. Уходят. Около стола Лагутенко стоя ест что-то зеленое из глубокой тарелки.

Бояринов: Илья, зачем тебе клуб имени «Мумий Тролля»?

Лагутенко: Когда-то давно-давно в Великобритании старый известный музыкант мне сказал, что каждый рокер однажды приходит к идее, что ему нужно иметь собственный паб. И я не стал исключением.

Бояринов: Именно паб — пивную?

Лагутенко: Ну что такое паб — это public house. Общественное место, куда можно приходить в любом состоянии и в любое время суток. И на завтраки, и на танцы. Это как дом, из которого можно не выходить. Но главная идея, чтобы в этом клубе выступали молодые группы — русские и азиатские, которых вообще никто не знает. Иначе бы я в это не влез.

Mari! Mari! заканчивают свой сет песней про самый лучший день. Лагутенко выходит на сцену, а Бояринов возвращается за столик к друзьям.

Киселев (кричит): Это гребаное бырло!

Бояринов: Что?

Киселев: Это вообще не виски. Сивуха!

Появляется Борзенков с еще тремя стопками.

Бояринов: Что это?

Борзенков: Японское винище. Сливовое!

Обрезчиков: Как вы сейчас собираетесь идти в Duran Bar?

Борзенков: На убере!

Бояринов: Сначала только уберемся. Давайте по последней — за Владивосток!

Чокаются чем попало. «Мумий Тролль» начинает «Дельфинов», зал подпевает: «Нам под кожу бы, под кожу…»

Те же перед входом в Duran Bar на Трехгорной мануфактуре. Двор заставлен большими автомобилями, сквозь узкие проходы между которыми к фейсконтрольщику просачиваются девицы на каблуках.

Киселев: После этой атаки демонов в «Мумий Тролль Баре» я хотел бы, чтобы у меня в голове заиграл Монтеверди. Но не получается

Борзенков: Зануда, ты не любишь «Мумий Тролля»?

Бояринов: Так, ребята, соберитесь, нам надо еще фейсконтроль пройти.

Борзенков: А тут есть фейсконтроль?

Бояринов: Конечно, это же место открыл Паша Фейсконтроль.

Борзенков: Ну, значит, сам он на входе не стоит!

Обрезчиков внезапно бросается к красному «мустангу» 1964 года, припаркованному у клуба.

Борзенков: Я тебя сфотографирую. Нет, Антон, нет! Не так стоишь! Сделай вид, что это твой автомобиль!

На входе возникает небольшая заминка — сообщают, что сегодня закрытое мероприятие, и вежливо просят позвонить пиарщице Вике. Миновав фейсконтроль, компания поднимается по длинным лестничным пролетам и оказывается в краснокирпичном помещении с высокими потолками, заставленном столиками. Здесь отмечает день рождения сайт, посвященный московской ночной жизни. Тьма народу, среди которых дамы в локонах, мужчины в пиджаках и Синиша Лазаревич. Курят кальяны. На сцене поет человек в черной шляпе под музыку, как у Ивана Дорна. Михаил Борзенков произносит ряд нецензурных реплик.

Бояринов: Ну не такой уж это ужас — обычный московский клуб, как в золотую пору гламура.

Киселев: Это ад!

Бояринов: Я же тебе говорил, что «Мумий Тролль Бар» — это еще не так страшно.

Киселев: Ты был прав.

Певец в черной шляпе на сцене, закончив выступление, благодарит Duran Bar: «Это новое замечательное место. Сегодня оно в топе!» Бояринов уходит в соседний зал за выпивкой, встречает у бара рыжего Иванушку — Григорьева-Аполлонова, который заказывает себе клубничную воду со льдом. Начинает выступать следующий певец. Под строчку «Ты моя невеста, ты моя невеста, и мне с тобою так повезло» толпа беснуется. Бояринов раздает ром участникам инспекции.

Киселев: Это ад! Невероятное количество кальянов, силикона и пошлости на единицу площади. Я вызываю машину!

Бояринов: Как вы думаете, что у этого места общего с группой Duran Duran?

Борзенков: Duran Duran выступает на таких же мероприятиях, только в Лондоне.

Бояринов: Тут в меню есть коктейль Duran Duran. На водке. Я не стал брать. Мне кажется, они могли бы назвать свой клуб «Дюрренматт бар». Ничего бы не изменилось.

Киселев: Это заведение должно было бы называться бар «Нулевые». Здесь идет прелюдия к оргии в исполнении людей, переживших кризис 1998 года. Войти сюда невозможно, оставаться — тем более.

Обрезчиков: А мне кажется, наоборот, здесь какие-то новые возможности открываются. Я, например, сейчас в туалете видел, как четыре мужика вышли из одной кабинки.

Бояринов: О, максимум, что я видел, — это трое мужиков из одной кабинки. Кстати, это было во Владивостоке. Москва — город возможностей.

Киселев: Это ад! Так ведут себя цыгане, которым приснился Рокфеллер. Ко мне приехало такси!

Борзенков: Пойдемте отсюда.

У входа Бояринов и Обрезчиков допивают охлажденный в термосе ром из массивного стакана, прихваченного Борзенковым из Duran Bar. Борзенков зачем-то фотографирует цветы при входе. Две девицы на шпильках пытаются попасть внутрь заведения.

Охранник: Сегодня у нас закрытое мероприятие.

Девицы (Борзенкову, фотографирующему цветы): А что это за закрытое мероприятие сегодня?

Борзенков: Не знаю.

Допив ром, Бояринов решительным шагом устремляется ко входу бара. За ним идут Обрезчиков и Борзенков.

Охранник: У нас закрытое мероприятие.

Бояринов (с вызовом): А я только что вышел!

Охранник пропускает компанию внутрь, но там ее встречает второй фейсконтроль.

Те же на следующий день в баре «Сосна и липа». Похмеляются пивом.

Киселев: Чем все вчера закончилось?

Бояринов: Как и предполагалось, в Leps Bar нас не пустили. Впрочем, мы изначально понимали, что к теме нашей инспекции он отношения не имеет — это просто помпезное караоке.

Обрезчиков: Хорошо, что не пустили, — закончилось бы рюмкой водки на столе, и сегодня у нас не хватило бы сил подвести итоги.

Борзенков: Надо признать, что сейчас в Москве, кроме старорежимного блюз-бара B.B.King нет заведений, которые фанаты искренне посвящают своим кумирам. Был один когда-то — Depeche Mode Bar на «Маяковке». Потому что вокруг этой группы в России естественным образом сложился ленинско-сталинской силы культ, начавшийся когда-то, кстати, с той же «Маяковки». А сколько фанатов Duran Duran в Москве вы знаете?

Бояринов: Двоих — тебя и Киселева.

Обрезчиков: Кстати, клуб Jagger, который расположен по соседству с Duran Bar на Трехгорной мануфактуре, имеет такое же отношение к Мику Джаггеру и The Rolling Stones. То есть никакого. Одно название.

Бояринов: Похоже, что в нынешнее время трибьют-бар вообще невозможен. Какой смысл делать из музыкантов культ, когда сейчас музыка воспринимается большинством лишь как гарнир к коктейлям и к деликатесам?

Киселев: И самое ужасное — гарнир к кальянам. Это ад!

Борзенков: А мне «Мумий Тролль» понравился. Там было пьяно и весело.

Бояринов: И все же это не трибьют-бар. «Мумий Тролль» там работает как торговая марка Владивостока, а не как символ русского глэм-рока. Через запятую с трепангами и гребешками. Но здорово, что Илья, конечно, инвестирует свою славу в начинающие группы.

Обрезчиков: Ну, а если бы мы открывали трибьют-бар в Москве, то каким он был?

Бояринов: Я бы предложил открыть «Кейдж-бар» напротив «Лепса».

Киселев: И там оглушительно играла бы только композиция «4«33» на повторе?

Бояринов: Мне кажется, у нас не было бы отбоя от изнуренных московской ночной жизнью меломанов и девушек, которых не пустили в «Лепс».

Смеются, заказывают еще по пинте.