Оживший модернизм, мозаики и эстетика научного быта: почему нам всем надо поехать в Пущино

«Москва: архитектура советского модернизма. 1955–1991. Справочник-путеводитель»: перед поездкой в Пущино стоит прокачать свое эстетическое зрение, иначе есть риск увидеть не модернизм, а унылые коробки. Лучший способ — прочесть путеводитель по истории модернистской архитектуры от Анны Броновицкой, Николая Малинина и Юрия Пальмина.

«Высокая культура проектирования»: статья архитектора Полины Литвиненко в издании Tatlin, которой Пущино обязано всплеску интереса любителей советского наследия.

Naukograd.io: сайт, сделанный проектом «Кружок» и местными школьниками, где собраны истории от местных жителей, городские топонимы, лучшие пляжи и пять способов проникнуться наукой.

«Пикник на обочине»: фантастическая повесть братьев Стругацких.

Прогулку по городу стоит начать именно с пустыря. С одной стороны, это просто пустырь. С другой — самое сердце города. В 1970-х здесь должен был появиться большой общественно-культурный центр, но начавшаяся Олимпиада-80, куда были стянуты все строительные силы, не дала планам сбыться. Из всей сложной структурной композиции зданий с переходами над уровнем пешеходной дороги были реализованы только пансионат и дом быта.

Пустырь находится на пересечении двух пешеходных лучей. Первый — бульвар Иерусалимского, на котором находятся другие интересные общественные здания. Второй — парковая аллея, которая заканчивается смотровой площадкой и спуском к Оке.

История Пущина помнит имена трех архитекторов. Евгений Архипов первым возглавил 9-ю мастерскую ГИПРОНИИ РАН (Государственный проектный научно-исследовательский институт. — Прим. ред.) в 1965 году. Вячеслав Воронежский приехал в 1971 году и сменил Архипова. Архитектор Владимир Трошин стал автором нескольких ярких зданий. Зачастую архитекторам приходилось руководствоваться принципом «голь на выдумку хитра». Средств было мало, все советские годы они вынуждены были работать в рамках типовых серий, по единому каталогу строительных изделий.

Чтобы понять, как творилось в таких условиях, можно взглянуть на Дом быта по другую сторону пешеходного бульвара от пансионата. С одной стороны, это типичная коробка на сборном железобетонном каркасе. Но архитектор заполнил стены первого этажа сплошным остеклением, а второй этаж заполнил кирпичом и окрасил. Получился характерный для модернизма дом на ножках — верхняя часть визуально более тяжелая, чем нижняя, и дом как будто парит. Этим Трошин не ограничился, сумев добавить несколько кирпичных элементов, которые придали зданию новую пластику.

Детский сад «Сказка» был спроектирован в 1982 году, когда постмодернизм только начал проникать в страну. Для детей постмодернизм — это очень правильно. Намного лучше рафинированного модернизма, где воображению не за что зацепиться. С помощью него можно создавать исторические аллюзии, ассоциации, зацепки.

Детский сад — местная краснокирпичная готика. В Пущине вообще много кирпичных зданий. Это необычно, ведь в Москве общественных зданий из кирпича по пальцам пересчитать. Возможно, причина в специальных условиях, которые научные центры получали благодаря авторитету ученых.

Благословение для архитекторов, работающих в Пущине, — его рельеф: город спускается к реке, образуя террасы, в результате легко создаются сложные пространственные ощущения.

Нейтральность модернизма в здании школы проектировщики разбавляют объектами монументального искусства (к сожалению, 17 сентября был демонтирован последний бетонный рельеф, осталась только стальная ажурная скульптура над входом). Можно увидеть, как здесь соединяется функциональное и эстетическое: вентиляционную шахту со стороны заднего фасада превращают в опору винтовой лестницы, которая ведет на террасу.

Важным источником вдохновения для советских архитекторов, помимо Корбюзье, был Алвар Аалто, в свой поздний период размещавший красный модернизм в каменистых финских ландшафтах с соснами. Актовый зал школы напоминает общественный центр в Сяюнятсало по проекту Аалто. И это не обвинение архитекторов в плагиате. Скорее комплимент: в условиях сжатых финансовых возможностей они сумели создавать равновеликую (не конгениальную, но тянущуюся к ней) архитектуру.

Единственная усадьба, сохранившаяся за Окой, — ради нее можно взять паузу в изучении модернизма. Для местных жителей это не просто усадьба. Это бывший роддом, где многие из них родились. Это предмет местной гордости, потому что там снимались знакомые туристам фильмы, например «Неоконченную пьесу для механического пианино». Это место, которое они видели в хорошем состоянии.

Сам дом усадьбы интересен не так, как ее планировка. Если активисты, занимающиеся восстановлением усадьбы, найдут деньги на реставрацию не только дома, но и парка, мы получим уникальный пример взаимодействия планировки с ландшафтом и природой. От усадьбы по берегу можно дойти до смотровой площадки и снова выйти в жилую зону города.

Снова кирпичное здание. И снова с помощью легких приемов создана интересная структурная форма. Школа типовая, но архитекторы удачно поработали с рельефом. Неизбежно образовавшийся склон превратился в открытый театр с балконом — местом для музыкантов — и сценой, где может выступать вокалист или инструментальный ансамбль.

Главное обвинение, предъявляемое модернизму, — монотонность. В Пущине мы видим, как архитекторы борются с этой скукой как в каждом конкретном здании, так и на уровне планировки.

Архитектор Трошин берет типовое здание и добавляет к нему надстройку с двухуровневыми студиями художников с круглыми окнами — и монотонный фасад вдруг разрешается интересным акцентом. Дом стажеров объединен переходом с лицеем.

Эти дома составлены из типовых секций. Но архитекторы тремя штрихами придают им уникальность и новое качество жизни — «я живу в особенном месте». Это круглые окна в торцах, опоры-контрфорсы и аттик со слепым окном-розой. Здесь опять проявляется игра в готику. Если посмотреть на дом издалека, можно увидеть перголы на крыше — предполагалась, что кровля будет доступна для прогулок и отдыха.

Панно находится на здании бывшего одноименного кафетерия и интересно своей техникой — рельефом из цветного бетона. Недавно вывеску попытались закрасить, но местные активисты добились восстановления ее оригинального вида.

Зеленая зона, отделяющая жилую застройку от институтской, имеет сложный, пульсирующий силуэт. Она состоит из разных частей — более обжитых и более естественных, — которые предполагают разные сценарии времяпрепровождения. Есть территории, которые создают ощущение благоустроенного парка. Есть участки, в которых чувствуешь себя как в лесу.

Последний построенный научный институт в Пущине был завершен в 1988 году. В нем чувствуется брежневский классицизм: он выполнен в благородном бежевом кирпиче, а фрагментами облицован полированным черным мрамором. И снова архитектор совмещает функциональное и символическое. Например, делает вход похожим на пропилеи, парадный вход в виде колонного портика. При этом верхняя часть монументального входа — выступающий объем конференц-зала (такой же прием применен для кинотеатра «Россия» в Москве).

Один из главных мотивов модернизма — идея взаимопроницаемости и движения пространства. Маяковский писал: «Улицы — наши кисти, площади — наши палитры». В архитектуре примерно то же самое. В какой‑то момент интерьерами становятся не обои и гобелены, а улицы с трамваями и пешеходами, город вокруг тебя. Когда оказываешься в фойе ИБФМ, глаз не встречает препятствий в виде стен, зеленая зона сквозь стеклянный экран будто врывается в вестибюль.

В институте есть внутренний двор, который вызывает четкую ассоциацию с монастырским садом. Институты и есть своеобразные монастыри, где собираются члены «ордена». Это способ отгородиться от внешнего мира, где важна приватность, камерность, место общения.

Здание каждого научного института — это блок общественного значения, БОН, и лабораторные корпусы. И если последние обычно делали типовыми, то БОН всегда пытались разнообразить. БОН Института белка с его глухими стенами, двумя монументальными ризалитами и перспективными порталами входа отсылает нас к эстетике ар-деко, возродившейся в Советском Союзе в период застоя.

Первое, что встречает вошедших внутрь, — панно в виде ракушек. Если свернуть в следующий холл, на стене можно увидеть рельефы, изображающие девушек. Выбор таких сюжетов для Института белка, вообще-то, большая загадка.